Ей послышалось, словно тихо-тихо, едва слышно, кто-то стучит в дверь.
“А может, почудилось? Конечно, почудилось., - успокаивала себя. - Нет… В самом деле. О! Громче…” Заметалась по комнате, схватила зачем-то чапельник, бросила его и, совсем уже не помня себя, прислонилась к теплой печи, закрыла ладонями лицо.
Постучали опять, еще громче.
– Откройте… - донесся заглушаемый вьюгой мужской голос.
“Что делать?! Кто бы это? Спокойнее! Что бы ни случилось - спокойнее! - Маринка вся дрожала. - Ну, успокойся! Возьми себя в руки!” Постепенно ей все же удалось это сделать, и, когда в третий раз постучали, она сумела, заставила себя подойти к двери в сенях:
– Кто там?…
– Свои… Откройте… - Голос слабый, болезненный, совсем не угрожающий.
– Кто?
Молчание. Только ветер воет да снова где-то далеко-далеко выстрелы, автоматные очереди.
“Свои”… Какие “свои”? - судорожно метались мысли. - Родственников в селе нет. Знакомые? Так уже поздно…”
– Кто там? - спросила опять и совсем вышла в сени.
“А может, полиция? Может, и полиция… Но почему, почему полиция?” Липкий, пронизывающий, до тошноты отвратительный страх… И от этого страха Маринка сама себе становится противной. “Может, и полиция. Ну и пусть, пусть полиция! Один конец!” Долго потом, всю жизнь будет удивляться Марина: как это она, известная, прославленная на весь их 10-й “Б” трусиха, которая - что там говорить о ворах! - тараканов и пауков боялась, как это она - одна, ночью - отважилась открыть дверь незнакрмому человеку.
Отважилась…
Затаив дыхание, потихоньку отодвигает засов, поднимает щеколду и…
Дверь с силой распахивается. Высокая, черная, залепленная снегом фигура движется, падает на Марину.
2. Человек в черной шинели
Настало утро, тихое, голубое. Тишина была такой, что Маринка словно опьянела. Щурясь на солнце, медленно поднималась от речки. Костыль то и дело скользил, дужка ведра врезалась в ладонь. Расколыхавшаяся, парящая на морозе вода хлюпала на длиннющий отцовский кожух. Обессиленная, остановилась отдохнуть.
Было так ярко, так ослепительно хорошо, что никак тне верилось в случившееся прошедшей ночью. И чем все это закончится…
Тогда Маринка и отшатнуться не успела:.высокий юноша в бледным окровавленным лицом в беспамятстве упал прямо на нее. Раздумывать было некогда, все произошло как-то само собой, Напряглась - откуда и силы появились? - перетащила через два порога. Метнулась назад, двери на засов да еще и на ключ закрыла.
Кто он? Ну зачем она его втащила?… Это уже потом, когда малость отдышалась, подумала: батя бы на ее месте сделал бы то же самое…
Паренек не шевелился, только грудь чуть заметно поднималась и опускалась. Подложила под голову старый ватник, расстегнула и стянула шинель: черная, полицайская… Да разве в такую пору полицаи поодиночке ходят?…
Ранка на лице небольшая - ветка, должно быть, оцарапала. А на полу кровь. Уже целая лужа! Боже! Из сапога течет…
Осторожно надрезала, распорола голенище - так и хлестнуло. Никогда еще не видела Маринка столько крови…
Замутило с непривычки, в горле клубок, но девушка закусила губу, принялась хлопотать возле раненого. Разорвала старое полотенце - чистенькое, вчера только выстирала, - и, едва не теряя сознание, словно не хлопцу, а ей, Маринке, боль жгла огнем ногу, начала бинтовать.
Раненый глухо застонал, открыл глаза:
– Где я?…
Большими болезненно-блестящими глазами обвел комнату, пол с лужей крови, остановил взгляд на Маринкином лице:
– Спасибо…
И вдруг заволновался, поднял голову:
– Ты одна?
– Одна.
– Про меня - никому! Слышь, никому!
Маринка кивнула, оглянулась почему-то и тихо, еле слышно спрoсила:
– Ты партизан?…
Но хлопец уже не слышал. Бледное, как восковое, лицо потемнело, на виске набухла жилка, вскочил, глаза туманные, невидящие - прямо сквозь Маринку смотрят:
– Есть! Есть! Товарищ командир!… - Рванулся: - Товарищ… - Но силы оставили его - обмяк, на высоком, белом точно мел лбу капли пота…
Только перед рассветом пришел в сознание. Такой послушный и вроде виноватый. Помог стянуть с себя гимнастерку.
Упираясь руками, с грехом пополам и с Маринкиной помощью дополз до лежанки, затих. Спал и тогда, когда девушка пошла по воду.
У Маринки сердце замирало от тревоги: а ну как полиция?!
Аядрона, начальника их, позавчера опять видела - на санях, куда-то по речке поехал.
Ну и тяжелое ведро! Насилу дотащила. Поставила в сенях, веничком обмахнула валенки и - тихонько, не разбудить бы! - открыла дверь.
О! Проснулся…
Лежит, листает Жюля Верна. Взглянул на нее, улыбнулся: Доброе утро! Вот какого вам гостя господь послал Ничего… - Сняла кожух, села на лавку под окном.