Думаю, не ошибусь, если скажу — гениальный Толстой показал здесь процесс мышления, который ему отчетливо представлялся как человеку выдающейся одаренности. Вероятно, великий писатель, работая, так и поступал, стремясь к достижению «полной ясности» в своем творчестве. И, как мы знаем, он достигал ее. В произведениях Толстого удивительно отчетливое видение жизни восторгает миллионы людей не одного поколения.
Казалось бы, как просто, бери готовую формулу творческого процесса — некий свод правил, подсказанный гением, и применяй для решения своих проблем, своих творческих задач, и добьешься таких же результатов. Но…
Известный наш писатель Даниил Гранин — автор замечательных романов о людях науки, о сложных путях творчества — опубликовал интересные заметки — «Священный дар».
В них он подходит к ответу на вопрос «что такое гений?» широко, привлекая и «лирику» и «физику».
Надеюсь, Гранин и читатели извинят меня за слишком утилитарный подход к его «Священному дару»: я вынужден быть «рационалистом», ибо тема этого монолога слишком локальна.
«Может ли человек стать гением?» — спрашивает Даниил Гранин. Он берет пушкинского «Моцарта и Сальери» и на анализе столкновения их творческих начал делает психологически насыщенные рассуждения.
«Из всей галереи гениев человечества — ученых, поэтов, художников, мыслителей — Пушкин выбрал именно Моцарта.
Выбор, поразительный своей безошибочностью… «Моцартианство» — ныне привычное определение гения, творящего легко и вдохновенно, обозначение «божественного дара», «вдохновения свыше». Гений Моцарта исключителен — он весь не труд, а озарение, он символ того таинственного наития, которое свободно, без усилий изливается абсолютным совершенством».
«Но можно ли стать гением?» — спрашивает еще раз далее Гранин.
«Стать, достичь трудом, силой своего разума, того, что считается божественным даром? Сальери считал, что — да, может». Человек может все. Сальери верил во всепобеждающее могущество человеческой воли, цели, алгебры, науки…
Он родился «с любовью к искусству». Это не талант, в нем не было того, что заставляет с детства безотчетно творить, сочинять. Творчество у Сальери — не потребность, не способ самовыражения, осуществления себя, для него это скорее выбор профессии, цель, и он идет к ней расчетливо, последовательно:
«Молодость Сальери, зрелость, вся его жизнь возникла для меня, — говорит Гранин, — как целеустремленная, в каком-то смысле идеальная прямая.
Таким представлялся мне идеал ученого. Настойчивость и ясное понимание, чего ты хочешь. Шлиман десятилетним мальчиком дал себе слово найти, откопать остатки древней Трои.
И подчиняет всю свою жизнь этой задаче. Фарадей семь лет подряд пытался обнаружить, порождается ли магнетизмом электрический ток. Он не знал отвлечений от любимой, поставленной перед собой цели — «работать, заканчивать, опубликовать».
Одержимость своей идеей — вот, как мне казалось, отличительная черта истинно великого ученого.
Сальери тоже одержим. Но идея у него особая — стать творцом. Способность творить не была ему дана, он добывал ее, вырабатывал…» Да, Сальери, чтобы «выйти в гении», шел путем, к которому и теперь иногда зовут: труд, труд и еще труд. Но не труд во имя слепого поиска и в надежде на призрачную удачу, а труд по заранее намеченной (как теперь говорят) программе, предусматривающей конечный результат.
«Вполне современно, — заключает автор «Священного дара». — Так же, как сегодня занимаются математическим анализом музыки, чтобы построить программу, следуя которой машина сможет сочинять музыку. Работают над этим не композиторы, а математики. Они пробуют учесть вдохновение, чувствительность гения, подробности жизни. Для этого вводится элемент случайности — «метод Монте-Карло». Они изучают правила, находят параметры, алгоритм синтеза. Подобно Сальери, они «поверяют алгеброй гармонию» тональной музыки Баха, Глюка, Гайдна, того же Моцарта, вырабатывают гармонический план и т. д.