Когда сошел снег, неизвестно откуда налетели полчища воронов, усеяв черно-сизыми телами леса близ Коростеня. Вместе с их траурными голосами вошла в каждый дом тревога. Тогда собрались старейшины и решили обратиться к ведунье. Старая ведунья, издавна живущая при дворе князя Мала, высыпала в огонь магнетический порошок, вдохнула розоватый дым и предрекла голод и смерть от вулканова горшка. Старейшины не знали, что такое вулканов горшок, зато хорошо знали голод и смерть, поэтому по обычаю ведунью, предварительно связав ей руки, бросили в реку, быстро и жадно поглотившую тщедушное тело.
Старейшины принесли в жертву богу солнца и неба черного бычка с белой звездочкой на лбу, прося отвести от древлян беду и покарать тех, кто замышляет против них дурное.
— …злой лик, злой взгляд, злой рот, злой язык, злые губы, вредный яд, — шептали они вслед за старейшиной Фарнгетом, — о, бог солнца Нисс[4], закляни их, испепели, высуши их злобный разум…
Но бог не услышал их просьбы.
2. И ста около града…
«…и ста около града…»,
надолго увязнув под каменной твердыней Коростеня. Ожидание, как кислота, разъедало войско.
— Будем ждать! — пытаясь придать голосу твердость, сказала великая княгиня. — Можете идти.
Первым, скрипнув новой кожей высоких сапог, вышел воевода Свенельд. Казалось, даже серебряные молоточки, висящие на его шейной гривне, прозвенели: «Не согласен».
За ним почти одновременно вышли из походного шатра княгини его сын Мистиша, воспитатель молодого князя Асмуд, начальник отряда озоров Якуна и князь Святослав. На мгновение долгий червневый закат заглянул в жилище княгини своим воспаленным глазом, порождая в душе беспокойство.
Мужчины ушли, но напряжение последних дней не оставляло княгиню. Взять Коростень приступом не удалось. Дружина Святослава потеряла треть, а дружина Свенельда четверть воинов.
Еще одна такая попытка, и походу конец, а вместе с ним и ей, Ольге. Она прислонилась затылком к высокой спинке стула и задумалась. Иногда ей хотелось стать обычной бабой, ходить в простой холщовой рубахе, может быть, единственной, жить в полуземлянке где-нибудь на Подоле, рожать детей и быть битой мужем, грубым, но сильным, а самое главное, настоящим.
Усилием воли она отогнала эти мысли. Она княгиня. Великая княгиня и поэтому всегда и за все отвечает сама. Никто не может ей помочь, а как хочется опереться на сильную руку!
Как хочется почувствовать себя слабой через чью-то уверенную силу, которая защитит, и все решит, и за все ответит.
Она невесело усмехнулась и снова вспомнила вчерашний разговор с Якуной. Он был одним из тех немногих людей, которым она доверяла.
Когда князь Олег привез ее из Плескова и обручил с недоноском Игорем, сыном Рюрика, Якуна буквально заменил ей отца. Девочка-жена со славянским именем Прекраса играла куклами, сделанными его руками, заслушивалась страшными сказками, которых Якуна знал множество, а ложась спать, брала ручонками его огромную руку. Теперь он- больше чем отец, потому что знает ее тайну, горькую тайну взрослой женщины.
Ольга вспомнила его слова:
— Когда мы ходили под Царьград с князем Игорем, не греки побили нас, а «греческий огонь». Страшное оружие, подобное гневу Перуна. Если достанем его, возьмем Коростень.
— У меня сильное войско, — возразила она, — а голод сам откроет ворота.
— Осада равнозначна поражению. Погубим людей и потеряем время. Ходят слухи, что ты из-за древлянского князя Мала не хочешь брать Коростень.
— Кто распускает их?
— Ты же знаешь, люди Свенельда. Не возьмешь град, погибнешь, а с тобою и весь род князей славянских, правивших Русью.
Беспокойство давно перешло в тревогу, железными пальцами сжимая виски, доводя до безумия. Единственное средство — купание в реке. Летом и зимой, в любую погоду, она прибегала к нему, поэтому, где бы ни появилась княгиня, слуги первым делом строили купальню.
— Сунильда! — позвала она сенную девку.
Та неслышно появилась из-за перегородки, отделявшей спальные покои княгини от остального помещения.
— Купаться! — повелительно сказала Ольга и легко встала со стула.
В свои пять с небольшим десятков лет она выглядела молодой женщиной. Жесткий режим полностью подчинил себе тело, но вот душа… Она жила сама по себе, и царили в ней раскол и хаос.
4
Нисса —