Глава православной церкви патриарх Феофилакт стал настолько активно вытеснять Василия из сферы влияния на внешнюю политику империи, что не считаться с ним было нельзя.
— Если слова не просто звук пустой, то повторять их не грешно, — спокойно произнес епископ Григорий.
— Да, да, — на ходу бросил Василий и устремился в боковую аллею, чтоб погладить огромного мохнатого пса, гордо стоящего между благоухающих кустов роз.
— Прекрасный экземпляр, — вернувшись к гостям, сказал он.
— Арчил! На родине моего отца в Армении такие собаки стерегут скот и охраняют людей от диких животных.
— Мы готовы оказать помощь империи в войне против печенегов, — решительно проговорил Якуна толмачу.
Василий внимательно выслушал перевод и нахмурился.
— Мы не нуждаемся в помощи. Просить ее пришли вы, а мы предлагаем вам союз против диких кочевников.
— Пусть будет так, — поправился Якуна. — Нам нужен «огонь», и мы готовы за него заплатить. Цену назначаете вы.
— Я готов содействовать успеху вашего посольства, но есть одна трудность…
— Закон Маркиана? — спросил Григорий.
— Да, закон, запрещающий продажу оружия варварам.
— Но в нем не упомянут «огонь».
— Это не меняет сути дела. Император не согласится на это.
Василий на секунду присел на садовую скамейку и тут же вскочил.
— Вы должны взять «огонь» сами. Это единственный выход! С императором я поговорю, но вас принять он не сможет, поскольку посольство ваше неофициальное.
Прощаясь, Якуна передал Василию перстень с портретом княгини Ольги.
— Красивая женщина, — любуясь изображением, сказал тот. — Очень красивая. Вы сказали, что она готова принять христианство?
— Да, только крестить ее должен сам император, — хмуро посмотрев на Василия, произнес Якуна.
13. У императора
«Насилие — это основная форма взаимоотношений между людьми», — подумал Константин и вспомнил то благословенное время, когда все государственный вопросы решал Роман Лекапин.
Император взял золоченый стиль и записал мысль, которая тут же утратила новизну, став похожей на тысячи мыслей, которые он долгие годы выписывал, систематизировал, изучал.
Теперь у него не было уверенности, что эта мысль принадлежит ему.
Господи, почему его не оставят в покое! Он ничего не хочет решать. Ему хочется прочесть древнее каббалистическое сочинение «Захер» («Свет»), но он должен принять Василия и выслушать его рассказ о тайном посольстве русов…
Вскоре пришел Василий. Он был, как всегда, вежлив и предупредителен. Не утруждал Константина поисками решений.
Неназойливо подсказывал их сам, казалось, будто идея принадлежит Константину. Император спокойно выслушал его доклад о тайном посольстве русской княгини, об осаде Коростеня и просьбе дать им «огонь», но, когда Василий напомнил о законе Маркиана и невозможности его обойти, кроме как совершив кражу в государственном арсенале, император вспылил.
— Я не нарушаю законов империи! — сам себя распаляя, закричал он. — Какой я император, если не уважаю законы, установленные моими предками!
«Действительно, какой ты император?» — подумал Василий, а вслух произнес:
— Законы призваны укреплять империю, но принятие русской княгиней христианства также послужит укреплению империи, кроме того, русские будут вынуждены вести войну против печенегов, а это вдвойне выгодно для нас, ибо и те и другие будут слабеть.
— Сказал, не хочу, и все, все!
— Но если ничего не знать, то и нарушить невозможно, — вкрадчиво заметил Василий.
Слова эти не прошли мимо ушей императора.
— Кроме того, княгиня Ольга просит вас крестить ее и передает вам это.
Он подал Константину перстень. Тот нерешительно взял.
— Это она?
— Да.
— Так ты говоришь, что она хочет, чтобы я сам ее крестил?
— Да, государь. Она просит у вас об этом как о величайшей милости.
— Отчего же… я конечно… — залепетал Константин, не выпуская перстень из рук. — Только я ничего не хочу знать ни о каком похищении. Слышите! Ни о каком.
«Ничего, — выходя из покоев императора, думал Василий, — говори что хочешь, а в этом двойном обмане ты участвуешь наравне со всеми».
14. Чудеса да и только
«…всюду и в градах и в селах бесовская чудеса».
Ночной епарх Константинополя был разбужен дежурным, который теперь стоял перед грозным начальником, стараясь не смотреть на диван, где безмятежно спала наездница из заезжего цирка. Дежурный не мог знать, что там и как, но епарх явно не был небесным жеребцом из императорской конюшни, поэтому очень устал и хотел спать.