Фарро взял рассерженного коллегу под локоть и загадочно произнес:
— А у меня для вас сюрприз.
— Какой еще сюрприз? — недовольно спросил Кальвис.
Оба ученых шагнули на движущуюся ленту, проложенную вдоль всего коридора.
— Представьте себе, — начал Фарро, пощипывая бородку, — неделю назад я рылся в старинных рукописях, и вдруг меня осенила идея. Я тут же пошел к Архонту и получил внеочередную командировку в XIX век, да еще из директорского фонда!
— Воображаю, как вы упрашивали старика! — язвительно заметил Кальвис.
— Представьте, я только изложил ему свои догадки, и он настоял, чтобы я отправился немедленно, — Фарро слегка дотронулся до стены. — Сейчас вам все станет ясно!
Панели мягко расступились, пропуская обоих ученых.
В центре комнаты стоял «Компиграф».
Кальвис лишился дара речи. Он в недоумении смотрел то на аппарат, то на лукаво посмеивающегося Фарро.
— Позвольте… Но ведь он безнадежно сломан! Я даже бросил его в 1809 году, не пытаясь вернуть к нам…
Хозяин кабинета упивался произведенным эффектом.
— Совершенно верно! А вот двадцать пять лет спустя один молодой человек купил его в Вене на барахолке. Этот юноша оказался гениальным изобретателем. Без схем и чертежей, не имея представления об электронике, вслепую, он устранил неполадки, и «Компиграф» начал действовать почти так, как прежде!
— Почти?
— Да, кое-какие гармонические и мелодические связи восстановить не удалось, но он так переделал аппарат, что тот стал писать музыку в оригинальной, неожиданной манере, не скованной множеством строгих ограничений и правил теории музыки…
— Но тогда этого юношу можно смело поставить рядом с Ньютоном и Менделеевым! — воскликнул пораженный Кальвис.
Фарро молча подошел к «Компиграфу», открыл крышку и нажал несколько кнопок. Затем он с загадочной улыбкой обратился к Кальвису:
— А ну-ка, попробуйте!
Тот наиграл мелодию из «Прощальной симфонии» Гайдна, а затем впился глазами в нотный лист, появившийся из прорези.
— Ничего не понимаю! Позвольте, но это же…
Фарро встал и торжественно произнес:
— Дорогой Кальвис! Вы, конечно же, узнали почерк мастера. Этот отрывок мог бы принадлежать перу Вильгельма Зильберта, если бы его истинный автор не был перед вами: Он похлопал ладонью по деревянной крышке аппарата и продолжал: — Разве мы могли предположить, что наше детище так прославится под псевдонимом? Пойдемте, Кальвис! На факультете Древней Греции мне ради такого случая припасли амфору отличного фалернского…
Михаил Шпагин
КОРОЛЕВСКИЕ ПЕРЧАТКИ
— Кончилось чем, спрашиваешь? Вот чем кончилось…
Толя Афанасьев глубокомысленно поглядел на туго набитый бумажник из отливающей серебром ткани, мерцающей красным и желтым, любовно огладил его тугие бока и, видимо, уже хотел объяснить, чем же все кончилось, да передумал.
— Давай я лучше сначала, по порядку, — извиняясь взглядом, попросил он.
Мне осталось лишь согласно кивнуть, такой он, Толя, и в институте был — что ни рассказывает, обязательно от Адама начнет.
Афанасьев между тем сосредоточенно углубился в содержимое бумажника. Нет, не деньги там были — мотки разноцветных нитей, какие-то бумажки. Наконец с торжеством извлек небольшую, меньше ладони, ксерокопию текста из какого-то старого журнала, предусмотрительно запаянную в целлофан — чтобы зря не трепалась. Целлофан был весь исцарапан, а некоторые строчки прямо по нему подчеркнуты чем-то острым.
«Гвоздем, наверное», — подумал я, и тоже попытался сосредоточиться. Текст представлял собой отдельную заметку под несерьезным названием «Кому нужна паутина». И сказано в ней было буквально следующее: «Когда-то давным-давно одной из французских королев были преподнесены перчатки, искусно сотканные из… паутины. Это, пожалуй, один из немногих случаев использования натуральной паутины человеком. А вот на киностудии «Мосфильм» как-то столкнулись с прямо противоположной задачей — потребовалось создать искусственную паутину. Пришлось сконструировать «паука». В ванночку насыпали термопласт, нагрели его электрическим током, и художник стал выливать расплавленную массу так, чтобы она застывала, образуя естественные паучьи узоры. Паутина вышла на славу».
— С этого все и началось, — торжествующе пояснил Афанасьев. — Улавливаешь?
Я ничего не улавливал и поэтому повернул закупоренную в целлофан бумажку обратной стороной. Там красовалась копия иллюстрации все к той же заметке: сказочная старуха у сказочной гигантской паутины. Надпись сбоку указывала и источник информации: это был журнал «Юный техник» двадцатилетней давности.