В ужасе я подозревал, что, может быть, мои достижения, которые постепенно накапливались, — не результат таланта, а всего лишь подтасовка, что жизнь моя в науке теперь, возможно, вся «организована» по самым мелким и дешевым стандартам! Конечно, я пытался разобраться. Постой, говорил я себе, если ты бездарь, а компьютер протащил тебя на вершину славы, это значит, наоборот, что твоя система работает, что машина, пусть грубо, по-своему, но выполняет условия эксперимента! Но тут же какой-то ехидный голос мне напоминал: так ведь раз машина работает, значит, твои идеи, принципы, расчеты верны, ты гений, совершивший открытие, и твои труды, может быть, завоевали популярность сами по себе, без всяких «услуг» со стороны компьютера, который в таком случае делает Неизвестно что, никак не проявляя своих выдающихся способностей… Я уперся в парадокс, в замкнутый круг, в котором можно было сойти с ума. И порой мне казалось, что это со мной происходит. Мысли одна безумнее другой приходили мне в голову; я жил как во сне…
Однажды я вдруг вспомнил, что ранее ввел в сознание компьютера такое понятие, как любовь. Вот, подумал я, средство, чтобы хоть что-то выяснить. Терять мне теперь было нечего, и я решил усложнить эксперимент, дав машине вводную задачу — так, как это делают военные на своих маневрах. За несколько психоинтеллектуальных сеансов я поставил перед компьютером цель: понимая, что такое любовь, смоделировать соответствующее поведение. Очевидно, машина должна была как-то изобразить стремление, приближение к любви, и я уже примерно догадывался, что она предпримет. В наше время, когда к услугам желающих мощный машинный парк всевозможных клубов знакомств и брачных контор, компьютеру, зная мои склонности и запросы, ничего не стоило обшарить невообразимое множество электронных картотек и подобрать партнершу, удовлетворяющую меня на все сто процентов. И вот на Герионе появилась Регина. Мы с ней невероятно быстро сблизились и с такой предельной полнотой поняли и ощутили друг друга, что я после недель ошеломляющей радости решил: подобного совершенства просто не может быть в нормальной, обыкновенной человеческой жизни. Уж слишком идеален, дьявольски изощрен наш союз. Проклятый компьютер, думал я, с такой сатанинской точностью соразмерил и подобрал две человеческие половинки, что теперь им просто некуда деваться от своего счастья!..
И знаете, от чего я страдал больше всего? От уязвленного самолюбия, от обиды за род людской. Как, говорил я себе, вот и все? Вот и весь человек с его счастьем и несчастьем, сложностью и простотой, грехами и доблестями? Надо, выходит, лишь знать, как вложить в компьютер основные данные — и судьба каждого из нас будет рассчитана по самому оптимальному варианту, так что счастье накроет выходцев с Земли с головой?…
Тут еще Регина поведала мне об опытах Мана. Я готов был заплакать, когда узнал, что скоро мы, возможно, от проблем голода шагнем сразу в молочные реки, на кисельные берега.
Ну вот, сказал я себе, теперь людям действительно крышка.
Ман сделает им хлеб насущный, я — хлеб духовный, и все — в самом сытом и пошлом изобилии. Ведь если синтезаторы будут превращать «камни в хлебы», а компьютеры начнут понимать самые сложные и глубокие проблемы бытия, машины сумеют удовлетворить даже самых требовательных, самых строптивых. Все это очень приятно, но это смерть. Я чувствовал себя создателем атомной бомбы. А иногда — просто сумасшедшим. Ведь у меня до сих пор не было точных доказательств того, что компьютер справляется с задачами эксперимента!.. Мне нужен был однозначный, недвусмысленный конечный результат, но я не имел такого ни по программе «Истина», ни по программе «Любовь». Все, что случилось со мной, можно было трактовать и так и эдак. Я не знал, чем порождена моя слава и моя любовь: действительным, реальным ходом жизни или ловкой подделкой компьютера.
Иногда в разговорах с коллегами я специально наталкивал их на неточность формулировок, слабость аргументации и другие недостатки моих работ; если все подтасовано, думал я, пусть меня скорее разоблачат. Точно так же я поступал и в отношениях с Региной. Словно какой-то бес заставлял меня совершать самые безобразные, самые разнузданные поступки; иногда мне всеми силами души хотелось, чтобы Регина возненавидела меня, отвергла навеки. Тогда бы я сказал: а все-таки компьютер глуп, всего предусмотреть не может, а потому человек по своей воле, по своему разумению сколько-то поживет.