— Что для этого нужно? — спросил Рудольф.
— Ваше согласие на операцию.
— И больше ничего? — Полетт вышла из-за мольберта.
— В настоящее время ничего. Вы заключите договор на свое наследство.
— Но, спасая моему свекру жизнь, вы лишаете нас наследства, а себя — гонорара, — напомнила Полетт.
— У нас уже имеется свидетельство о смерти Тирбаха, составленное по всем правилам.
— Ах, вы уже все продумали! — Полетт приблизилась к Варлею. — Но что это даст? Станет ли отец Рудольфа полноценным, неизвестно, а мы, без сомнения, потеряем миллион.
— Любимая жена Эдварда и наследница его миллиардов наотрез отказалась от пересадки. А вы, будучи в опале, отдаете последнее. Эти факты способны сильно повлиять на симпатии старого Тирбаха.
— О чем вы спорите? — раздался голос Рудольфа. — При чем здесь деньги, когда речь идет о жизни отца?!
— Господин Тирбах, для утверждения соглашения нам необходимо поехать в Делинджер, — предложил Варлей.
— Сколько времени это займет? — опять выступила вперед Полетт.
— За неделю управимся.
— А не могли бы вы оформить соглашение здесь? — спросила Полетт. — Дело в том, что у Руди выпускные экзамены. Поездка может все сорвать.
— Пока мы должны избегать всякой огласки… А здесь…
Я понял, что пришла моя очередь вступить в разговор:
— Дорогой Рудольф, я могу быть твоим поверенным во всех делах.
После обсуждения этого предложения Рудольф выдал мне доверенность на полномочное ведение переговоров и на подписание соглашения о приживлении Эдварду Тирбаху головы донора.
Варлей не торопился расстаться с молодым Тирбахом. Но заговорить с ним при мне не решался. Я догадался, что могу быть посвященным в какую-то тайну, и не отходил от Рудольфа ни на шаг.
Увидев тщетность своих намерений остаться с Рудольфом наедине, Варлей наконец выдавил:
— Господин Тирбах, я хотел бы поговорить с вами еще об одном обстоятельстве…
— Я вас слушаю.
— Видите ли, у нас нет уверенности в благополучном исходе операции… Впрочем, вашему отцу нечего терять… Поэтому до того, пока не станет все ясно, о пересадке никому не должно быть известно.
— Согласен, господин Варлей, мы будем молчать, — как-то буднично пообещал Рудольф, и все поняли, что эти слова сильнее самых торжественных клятв.
Я сообразил, что могу использовать этот факт для укрепления своих позиций. Обронив ненароком фразу о том, что мне тоже пора на родину, я ждал каких-то ходов со стороны Варлея, и не ошибся.
Он предложил мне возвращаться вместе и, получив мое согласие, заказал два билета на самолет.
В машине по дороге в аэропорт я как бы между прочим обронил:
— Как удачно вы, господин Варлей, явились со своим известием о старом Тирбахе. До вас я не знал, что делать со своим газетным очерком. А вы сразу сняли все проблемы.
— Вы журналист? — удивился Варлей.
— Да, из «Фурора»…
И я как можно бесхитростнее поведал ему о своих авторских затруднениях…
— Теперь я напишу как есть.
— А не лучше ли воздержаться от публикации? — Варлей глядел на меня маленькими настороженными глазками. — Тирбах заменит себе интеллект, он узнает о поступке Рудольфа, и, надеюсь, их отношения наладятся сами собой.
Я не согласился с ним:
— Тут важен общественный резонанс. Семейный конфликт Тирбахов типичен для наших деловых кругов. Достойной сферой деятельности для них является только бизнес. Он дает все: богатство, известность, власть… Тирбах-старший отрицает искусство!
Дескать, этим можно заниматься между делом. А если у сына призвание к искусству? Тут есть над чем поразмыслить.
В самолете Варлей попросил стюардессу принести французский коньяк и заговорил:
— Господин Елоу, нам надо решить один вопрос… Поговорим без обиняков, как деловые люди…
— Я догадываюсь о ваших проблемах, господин Варлей. Руководство Биоцентра не заинтересовано в преждевременной рекламе этой операции, так как неудача может надолго задержать ее внедрение в клиническую практику. Не так ли?
— Правильно. А вы, конечно, жаждете выйти на страницы «Фурора» с сенсационным сообщением.
— Безусловно!
Варлей откинулся на спинку кресла:
— В ответ на мое деловое предложение вы будете набивать цену, ссылаться на ваше право, на свободу печати. Но я предложу вам…
— Одну минуту, — перебил его я. — За мое молчание, как компенсацию моих потерь в гонорарах, вы предложите мне сто тысяч, и ни дина больше.
— А вы поставите условие пятьдесят тысяч выплатить вам сразу по прибытии в Делинджер, остальные — после исхода операции? — засмеялся он самоуверенно.