— Согласен.
Уже после подписанного соглашения Варлей признался:
— Ну, дорогой Елоу, не ожидал, что вы окажетесь законченным крючкотвором.
Это было первым признанием моих деловых способностей.
Операция по пересадке прошла успешно. Варлей регулярно извещал меня о самочувствии Эдварда Тирбаха.
— Все нормально. Находится в реанимации.
Через несколько дней: — Пришел в сознание, но никого не узнает.
Еще через неделю: — Поднялся с постели.
— А как его память? — поинтересовался я.
— Быстро возвращается.
Я с нетерпением ждал свидания. Просил об этом Варлея. Но тот все оттягивал этот момент.
Я волновался и не мог отделаться от назойливого вопроса: кого я увижу в клинике: Тирбаха, Винкли или их гибрид? Если надежды Боба Винкли оправдаются, то он должен будет играть роль Тирбаха. Но насколько убедительным и органичным окажется поведение этого бесшабашного парня в образе могущественного финансиста? А с другой стороны, если это поведение будет безупречным, как мне определить, кто же передо мной?
Беспокоило: как бы при свидании с Бобом Винкли случайно, каким-нибудь непроизвольным жестом не выдать нашего сговора.
Меня буквально по пятам преследовала Лиз, настойчиво просила взять ее в клинику.
Пришлось обещать ей это.
Наконец я получил разрешение на встречу с Дуономусом.
— Со мной очень хотела пойти одна знакомая…
— Можете взять.
Дежурный врач тихо открыл дверь палаты. Мы с Лиз замерли.
Сидевший в кресле джентльмен в элегантном светло-сером костюме сосредоточенно читал книгу.
— К вам гости, господин Тирбах, — предупредил Варлей.
Эдвард Тирбах, будем и мы называть его так, не спеша отложил книгу, медленно приподнялся. Его движения были незнакомы: неторопливые, точно рассчитанные… Но насмешливый взгляд принадлежал Бобу. Правда, серые глаза моего друга почему-то казались голубыми и холодными.
— С кем имею честь, господа?
Вспомнив, каким живым и выразительным было лицо Боба, я поразился его полной неподвижности и холодной отчужденности.
В нем не дрогнул ни один мускул, в глазах не появилось ни одной теплой искры…
— Господин Елоу со своей знакомой, — представил нас Варлей.
Тирбах слегка наклонил голову. — Как уже знаете, господин Тирбах, Кларк Елоу был уполномочен вашим сыном решать все вопросы вашей операции.
— Очень приятно, господин Елоу, — глубоким грудным голосом заговорил Тирбах. — Мне сказали, что вы проявили горячую заинтересованность в том, чтобы мне приживили хороший мыслительный аппарат.
«Неужели он действительно никого не узнал? Кажется, Боб Винкли переигрывает. Тирбах Тирбахом, но мозг Винкли должен был узнать хотя бы Лиз».
— Я всего лишь добросовестно выполнял свои обязанности, возложенные на меня Рудольфом, — проговорил я.
— Вы давно видели моего сына? — спросил Тирбах.
— Месяц тому назад.
— Какое впечатление Рудольф произвел на вас?
— Отзывчивый, красивый молодой человек, с очень добрым сердцем, — я сознательно налегал на эти качества Рудольфа. — Узнав о том, что вы попали в беду, он, не колебаясь, отказался от миллиона, чтобы вернуть вам жизнь.
— К этому поступку Рудольфа я отнесусь так, как он того заслуживает. Однако вы перечислили второстепенные признаки личности: красота, доброта, отзывчивость… Чувства служат помехой в любом серьезном деле. А его ум, воля? Его деловые качества?
— Мне кажется, у Рудольфа есть все необходимое для успеха: живой ум, талант и завидная работоспособность.
— Неплохо. Однако он по-прежнему сторонится деловых операций? Даже моим воскрешением, будем говорить так, поручил заниматься вам, по сути, постороннему человеку.
Голова Боба Винкли выражала мировоззрение старого Тирбаха! Мне стало не по себе. Лиз смотрела на него неподвижным, ошеломленным взглядом: ей было трудно сдерживать свои чувства.
— Бобу — Бобово, а кесарю — кесарево, мистер Тирбах, — пошутил я. — У Рудольфа выраженная склонность к живописи.
— Бобу — Бобово, говорите? — повторил Тирбах, как будто не осознав подмены слов. — Ну что же, посмотрим…
Он равнодушно отвернулся и направился к столу. Налил из сифона какого-то напитка и начал медленно, по глотку отпивать его.