— С вашего позволения, сэр, — сказал по-английски Лаферт Су Жуар. — А с кем мы имеем честь говорить?
— Здесь, на островах меня называют Агуа, — ответил незнакомец, и в этот момент я почувствовал, что по крайней мере двое или трое из присутствующих на берегу его все-таки знали. А среди них Лаферт и Монтегю. Тень отлично скрываемого страха коснулась их лиц.
— Вот что, — сказал я, — эти люди мои гости. Одних я знал, труды других были столь большим украшением нашей науки, что познакомиться с ними лично было для меня большой честью. Не кажется ли вам, сэр, что вам надлежит объясниться более подробно, прежде чем мы примем вас в свое общество. Тем более что мы здесь говорили о вещах, в общем, секретных…
— Послушайте, Джока, — ответил человек, назвавший себя Агуа, — не нужно булькать, как кипящий чайник. Я, конечно, человек простой, а вы здесь все ученейшие из ученых, ну и, конечно, я не могу представиться вам как положено в высшем свете. Но так уж вышло, что судьбы наши скрестились; честное слово, господа ученые, чтоб мне не сойти с этого места…
Про себя я отметил, что человек этот говорил по-английски с некоторым трудом и неправильно. Больше того, его язык и особенно лексика выдавали в нем человека действительно простого, может быть, даже матроса. Некоторые из слов, произнесенных им в этот день, я отыскал в словаре сленга, на котором толкует о своих делах портовый сброд. И все-таки была в нем какая-то величавость и безмятежность.
— Вот тут, — продолжал Агуа, — кое-кто из вас, кажется, вы, Джока Кальери, упомянули про альтруизм. Это я понимаю. Сам погибай, а товарища выручай — вот он, альтруизм ваш. Это ясно. Да только объясните мне, как альтруизм становится эгоизмом? Джока Кальери говорит, что когда что-то угрожает роду-племени, то люди становятся альтруистами, так? Идут и жертвуют собой за других. Но, господа ученые, если я жертвую собой за своих, то при этом я наношу удары другим? Так получается, так?.. Если воин идет на войну, то он альтруист, он идет, чтобы у его племени было больше земли, хлеба, лошадей или ракушек — тут на островах и из-за ракушек могут передраться. Но умирать он вовсе не хочет, воин этот, не хочет умирать. Он отправляет на тот свет одного, другого, третьего и действует, с одной стороны, как альтруист, а с другой, как кто?
— Удивительно! — воскликнул Глен Смит. — По-вашему выходит, что не существует никаких ценностей. Таким приемом можно все, что угодно, превратить в свою противоположность!
— А я? — развел мускулистыми руками Агуа. — Я разве возражаю? Да ни боже мой! Только ведь одно — превратить в свою противоположность на словах, а другое, когда жизнь тебя ставит в такое положение, что сердце разрывается надвое. Этих спасешь — тех погубишь… Этим ножку подставить — другие выиграют… И что выиграют?! Жизнь выиграют.
Теперь я уже не сомневался, что передо мной был сам Нептун, человек, которому приписывают полную и безраздельную власть над имбиторами во всех морях и океанах земного шара. Лаферт Су Жуар тут же подтвердил мою догадку.
— Господа, — сказал он, обращаясь ко всем вместе, — господа, вы знаете от ваших гавел, что они подчиняются кому-то, кого называют Агуа. В печати многих стран его величают Нептуном, а кое-где даже Нептуном Великим. Сейчас вы имеете удовольствие видеть этого Агуа, этого Нептуна собственной персоной. — И Лаферт Су Жуар театральным жестом указал на нашего неожиданного гостя. На какое-то время атмосфера философского спора улетучилась. Каждый счел своим долгом представиться, и то и дело слышалось:
— …член Берлинского общества испытателей…
— …лауреат премии имени Свердрупа, почетный член академии морских знаний…
— …профессор по кафедре сравнительной физиологии морских кишечнополостных…
Я решил не подходить к Нептуну. Огромный замысел вдруг охватил меня, и я почувствовал дрожь во всем теле, дрожь нетерпения и готовности; последний раз я испытал нечто подобное, когда защищал с одним пулеметом проход в Кордильерах, чтобы дать возможность бежать из одной южноамериканской республики важному лицу, оказавшему ордену значительную услугу. Братья поймут меня. Итак, я решил пока остаться в стороне, но Лаферт Су Жуар, который не спускал с меня глаз, взял меня под руку и подвел к Нептуну.
— Я хочу представить вам одного из замечательнейших полиглотов всех континентов. Человека, для которого практически безразлично, на каком из земных языков или наречий ему приходится говорить или думать. Его зовут Джока Кальери. — А когда я пожимал руку Агуа-Нептуну, для чего-то добавил: — Кстати, он иезуит и, судя по всему, немалого калибра…