Андрей отдал мои вещи и олимпийку. Пока я одевался, подвалил Граф, кивком указал на дядьку.
– Чего он хотел?
– Звал боксом заниматься. Только я не понял куда.
Граф хмыкнул и махнул рукой.
– Всё, расходимся!
Я оглянулся и пошёл следом, чувствуя, как постепенно отпускает адреналиновый шок и на смену ему приходит тягучая едкая ненависть. Единственное, чего сейчас по-настоящему хотелось – это съездить в заброшенный посёлок, достать из тайника дробовик и завалить Кислого к чертям собачьим. Просто подкараулить у подъезда и всадить заряд картечи в живот, а потом стоять и смотреть, как тот корчится в луже крови.
Рука бы точно не дрогнула, но… Вот грохну я этого урода, и кому лучше сделаю? Графу? А я хочу ему лучше делать? Нет, не хочу. Если начистоту, я его за компанию с Кислым грохну с превеликим удовольствием. Ну да ничего, земля круглая, ещё сочтёмся.
Когда выбрались за ограду училища, я предложил:
– Может, по пиву?
– Пацаны ждут, – засомневался Андрей. – Нехорошо получится.
– По бутылке. Дойдём до киоска, по дороге выпьем.
Фролов вопросительно глянул на Графа, тот протянул ему руку.
– Давайте, пацаны! Не пропадайте.
Мы попрощались и двинулись от посёлка к двухэтажкам. Тогда Рома оглянулся и негромко спросил:
– Дюша, это что вообще было?
– Без понятия, – развёл Андрей руками.
Мы купили в коммерческом киоске три бутылки «Жигулёвского», попросили открыть, но на ходу пить не стали, дошли до детского сада, перемахнули через ограду и расположились на веранде. Там я сделал длинный глоток пива и шумно перевёл дух.
– Дюша! – вновь дёрнул Фролова Рома. – Давай, колись! Что там было?
– Да Граф больше о каких-то киосках Кислому втирал. Вообще не понял, что к чему, но чего-то он вымутил.
– А чего тут непонятного? – скривился я. – Тебе по ушам проехались, будто Кислый опустился, ты его брату вломил. А теперь Граф не при делах, типа просто за нас вписался, прикрыл.
– Да кого он прикрыл?! – взорвался Рома. – Он даже за тебя не впрягся, когда Кислый в драку влез! Язык в жопу засунул!
Андрей засопел и приложился к бутылке, но заступаться за Графа не стал.
– В общем, он какие-то свои дела порешал, а мы ещё ему должны остались, – подытожил я. – И отказать не сможем, потому что Кислый ни фига не сторчался, против его братвы не потянем.
– Сам разберусь! – нервно передёрнул плечами Андрей. – Графа я просил об одолжении, на мне и долг.
– Остынь! – махнул рукой Рома и поставил под ноги опустевшую бутылку. – Скажи лучше, что это за сморчок был?
Я присоединился к вопросу приятеля, и Андрей пояснил:
– Тренер это. Нет, не погоняло, на самом деле тренер по боксу. Свои за глаза Петровичем зовут. Он ещё в семидесятых за тяжкие телесные несколько лет отсидел, тогда и наблатыкался. Много кого знает, не авторитет, но к нему прислушиваются. Кислый и Граф у него в секции занимались.
– Что за секция?
– На «Восходе».
Я кивнул. До этого спортивного комплекса с бассейном от нас было две или три остановки, при желании вполне мог туда походить. По крайней мере, имело смысл об этом подумать.
– Нос у тебя как? – спросил Рома.
Я прикоснулся к лицу и пожал плечами.
– Болит немного. Сильно опух?
– Да вообще не опух.
Андрей поднялся на ноги и поторопил меня.
– Серый, допивай короче. Пацаны ждут.
Я приложился к горлышку и запрокинул голову, потом встал с лавочки.
– Ладно, двинули. Вдарим в бубен.
Ну и вдарили, конечно. Как же без этого…
05|07|1992
утро
Рассвет я встретил на берегу озера. Нет, не проснулся там пьяным. И нет, не продолжал пить. Просто накануне Андрею пришла гениальная мысль пойти на рыбалку, вот он и припёрся за мной ни свет, ни заря. Ладно хоть я ещё более-менее выспался, поскольку вчера из-за разболевшейся головы особо на пиво не налегал и ушёл домой раньше остальных. Ну и с утра цитрамоном закинулся, а то при каждом резком движении в правый висок стреляло, да и переносицу ощутимо ломило.
Мы наскоро попили чая и отправились копать червей, а потом расположились на «камнях» в компании ещё полудюжины рыбаков-любителей. Между насыпью и стеной камышей оставался зазор метров в десять чистой воды, туда и забросили удочки. Утро выдалось тёплым, погода радовала, но вот клёва не было никакого. За всё время отправили в садок лишь несколько окуньков и чебаков, да ещё мне удалось вытянуть неожиданно крупного ерша.
А в остальном – красота. Солнце над горизонтом малиновым шаром в пелене облаков вспухает, тишь да гладь. Иногда разве что чайки покрикивали, да от дороги изредка доносились лязг троллейбусных штанг и гул электромоторов, а от вокзала гудки поездов и стук вагонов при стыковке. Нормальная, спокойная, привычная звуковая картинка. И думать ни о чём не нужно, можно просто за дрожанием поплавка из гусиного пера на водной глади наблюдать.
– С Графом не говорил ещё, так понимаю? – спросил я.
Андрей покачал головой.
– Когда бы? Ему нужно будет, сам подойдёт.
Я вздохнул в надежде, что такой необходимости в ближайшее время не возникнет. Очень неприятно себя должником ощущать, но ещё неприятней эти самые долги отрабатывать. Чует сердце, будет это совсем непросто. И ведь не послать…
В голове лениво ворохнулась мысль о помповом ружье, но всерьёз её рассматривать не стал. Не из-за внезапного пацифизма, просто нельзя людей налево и направо валить. И просто нельзя, и в тюрьму лет на пятнадцать заехать желания нет. Ладно, выкрутимся…
Андрея, как оказалось, волновало совсем другое.
– Похоже, скоро папой стану, – сказал он вдруг.
– Чего это? – удивился я.
– Вытаскивать влом.
– Хорош ерундой болтать.
– Серьёзно!
Тут я и вовсе дар речи потерял.
– Погоди, ты Аньку без презервативов шпилишь?
Фролов только фыркнул.
– Серый, гонишь, что ли? Я б на одних гондонах разорился!
– Вот ты сексуальный террорист! – покачал я головой. – Так у вас всё серьёзно?
– Ну да.
– А ей сколько лет-то?
– Двадцать два.
Я покрутил рукой.
– Ну два года разницы – ещё туда-сюда…
– Год, – поправил меня Андрей. – Я ж семьдесят первого.
– А, точно! Дитё октября, блин!
Андрей Фролов родился в конце октября и в первый класс пошёл на год позже большинства своих ровесников.
– Ну, год – это нормально, – решил я. – Как говорится: совет да любовь.
– Иди в жопу, – пробурчал Андрей. – Денег вообще ни на что не хватает, ещё в отпуск на заводе выпихивают.
– Ну ты же теперь бригадир!
– Только это и успокаивает. Но, если и у Гуревича бизнес звездой накроется, вообще кисло будет. Хотя жаловаться грех. Руки-ноги есть, куда приложить их найду.
– У Гуревича и накроется? – фыркнул я. – Брось!
Фролов заржал.
– Ну да, такой не прогорит. – Он вдруг прищёлкнул пальцами. – Кстати! Женька Зинчук письмо прислал, у него дембель в конце сентября.
Женька учился с нами в параллели, и были они с Андреем и в школе, и во дворе, что называется, не разлей вода. Это я до армии больше с Буньковым общался.
– Чего-то рано, нет? – удивился я.
– Да не, он же на Дальнем Востоке погранцом служит. В отпуск после года не отпустили – до нас оттуда только ехать неделю, а то и дней десять, – вот и уйдёт на месяц раньше остальных.
Мы ещё немного потрепались, потом просто сидели молча, а ближе к десяти начали сворачивать снасти. Свой улов я пожертвовал на пропитание Андрюхиного кота и домой пошёл налегке, с одной только разобранной на колена удочкой. У подъезда встретил тётю Софью – стройную миловидную женщину лет тридцати пяти, которую не портил даже излишне крупный нос; в этом отношении курносая Зинка уродилась в папеньку.
Соседка ходила выхлопывать коврик, и я вежливо придержал открытой подъездную дверь, а после вызвал лифт.
– Зина уже встала? – спросил, когда мы начали подниматься. – Она вчера просила сказать, когда можно будет зайти кабельное посмотреть.
– Они отцу все уши кабельным уже прожужжали, – пожаловалась тётя Софья и предложила: – Лучше сам спроси. В этом возрасте семь пятниц на неделе, сразу и узнаешь, какие у неё планы на день.