Какой же я дебил!
Уткнувшись лицом в подушку, я поддернул вверх джинсы и затих. Больше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы капитан Стась ушел. Пусть даже я умру от этой дурацкой аллергии.
Но капитан не уходил.
— Стыдно? — спросил он.
Я невольно кивнул, хотя когда лежишь, зарывшись головой в подушку, это трудно.
— Ладно, со всяким бывает, — сказал капитан. — В одном историческом романе я читал о почти таком же случае — только там взрослый человек наелся клубники и покрылся аллергической сыпью, а заподозрил себя в спонтанной условно-положительной мутации… Кстати, ты вполне мог умереть. Если бы потянул еще немного и довел дело до отека легких или анафилактического шока. Неприятно, верно? Из-за какой-то дурацкой пыльцы и пыли!
— Простите меня… — прошептал я.
— Лучше расскажи, как ты дошел до жизни такой, Тиккирей с корабля «Клязьма».
— Я не с «Клязьмы», я там всего две недели летал.
— Расчетным модулем, ты уже говорил. Рассказывай, как ты в это вляпался и как сумел выбраться.
Я сея на кровати. Укол, честно говоря, побаливал изрядно, но я терпел. Капитан Стась с улыбкой смотрел на меня.
Может, это все умеют чувствовать, а может, только некоторые, но вот я всегда знал: человеку со мной по-настоящему интересно, или он общается из вежливости. Наша учительница по психологии, с ней, кстати, всегда было интересно, говорила, что это компенсаторно-защитная способность детской психики — чувствовать настроение собеседника. С возрастом почти у всех проходит.
Капитану Стасю было интересно. Вот капитан «Клязьмы», которого я даже по имени не знал, тоже сделал бы мне укол, чтобы спасти, а потом ушел бы. Старпом «Клязьмы» еще и объяснил бы, в чем я не прав. Врач Антон, наверное, выслушал бы меня.
А Стась, хотя и злился немного, что я его разбудил под утро, хотел со мной поговорить.
И я стал рассказывать. С самого начала — то есть с того, как папу уволили.
Когда я объяснил Стасю про конституционное право каждого гражданина на смерть, он выругался, достал сигареты и закурил. У нас, на Руднике, мало кто курил: за это нужно платить дополнительный пай в жизнеобеспечение.
К концу моего рассказа Стась выкурил три сигареты. Похоже, мой рассказ его чем-то очень сильно задел.
— Знаешь, Тиккирей, вначале я подумал, что это ловушка, — сказал он наконец.
— Какая ловушка?
— Твой звонок. Про язвенную чуму. Понятно было, что никакой чумы у тебя нет — зрачки не расширены, надбровных высыпаний нет… в общем — заразиться я не боялся. И с чего бы вдруг ты стал звонить незнакомому человеку?
— Я подумал, что раз вы капитан…
Стась кивнул:
— Да, конечно. Но все очень походило на ловушку или провокацию. Ладно, Тиккирей, оставим это. Похоже, я слишком устал в последние дни и пугаюсь собственной тени. Скажи, что ты собираешься делать?
Интересно, кто и зачем стал бы устраивать ловушки для капитана космического корабля? Я о таком не слышал, но расспрашивать не решился:
— Буду ждать вида на жительство.
Он кивнул.
— Понимаете, — объяснил я, — если правительство Нового Кувейта и впрямь заинтересовано в иммигрантах, то оно ведь должно подходить к каждому дифференцированно? Верно? А я молодой, здоровый, у меня хороший нейрошунт…
— Что у тебя?
— Креатив-гигабит.
— Версия чипа?
— Один ноль один.
— Ну… — Стась улыбнулся. — В вашем гадючнике… уж извини, приятель… это может считаться хорошим. Но тут богатая планета, где давно перешли на более серьезные модели. Впрочем, дело привычки. У меня тоже «Креатив», только версия один ноль четыре.
— Правда?
— Абсолютная правда. Не люблю я менять железо каждый год. Но я бы не слишком рассчитывал на ускоренное рассмотрение твоего дела, Тиккирей.
— А что мне делать, капитан Стась?
Почему-то я понял, что могу быть с ним откровенным и спрашивать совета без всякого стеснения.
— Я думаю, Тиккирей. Я бы хотел чем-то тебе помочь, но пока не знаю… как сложатся мои собственные дела. — Он улыбнулся. — Зуд прекратился?
Я с удивлением понял, что кожа и впрямь перестала чесаться.
— Ага!
— Хорошо. Мне надо сейчас уезжать, Тиккирей. Если составишь компанию, позавтракаем вместе. — Он снова улыбнулся: — Я угощаю.
Конечно, я не стал отказываться. Мне сейчас очень нужно было экономить.
Через час, когда капитан Стась уже уехал из мотеля по своим делам, я сидел в ресторане на открытой террасе с чашкой кофе и смотрел, как восходит солнце. Капитан посоветовал мне несколько дней не пить соков и не есть свежие фрукты. Конечно же, я его послушался. Тем более что чай и кофе здесь были очень вкусными.
А еще здесь не было купола над головой…
Самого восхода солнца я не увидел, мешал лес. Но все равно было очень здорово видеть, как светлеет небо, становясь из черного густо-синим, как гаснут звезды — все, кроме двух-трех самых ярких, их даже днем видно, если присмотреться.
Иногда высоко-высоко пролетали рейсовые самолеты или совсем крошечные искорки флайеров. А уж космические корабли стартовали не реже чем раз в полчаса. Мне еще никогда не было так здорово. И самое главное, я вдруг окончательно поверил, что мне всегда и всюду будут встречаться хорошие люди.
Такие, как экипаж «Клязьмы», или капитан Стась. Ну неужели я не справлюсь со своими проблемами?
— Эй, с тобой можно сесть?
Я повернулся и увидел мальчишку моих лет, может, чуть постарше. Он стоял с бокалом какого-то напитка и довольно неприязненно смотрел на меня.
— Садись, конечно. — Я даже чуть подвинул свой стул, освобождая ему место у столика.
— Здесь самое лучшее место, чтобы смотреть на рассвет, — объяснил пацан, садясь рядом. — Ты потому тут сел?
— Да. Так это твое место?
— Мое. Ладно, сиди, я же его не покупал…
Мы настороженно смотрели друг на друга. Это со взрослыми легко почувствовать, хорошие они или плохие. А он был мой ровесник. И совсем не походил ни на кого из моих приятелей, чтобы попытаться понять, какой он по характеру. Смуглый, тощий и, наверное, с сильной азиатской кровью. Прическа у него была очень странная, набок, так, чтобы нейрошунт над правым ухом был открыт. У нас, наоборот, все прикрывали шунт волосами. Одет он был в белый костюмчик, такой официальный, словно собирался сейчас отправиться куда-нибудь в театр или на собрание.
— Тебя как зовут? — спросил мальчишка.
— Тиккирей. Или Тик, или иногда Кир. Но это для друзей.
Он на миг задумался. Потом сказал: — А меня Лион. Не Леон, а Лион. Понял?
— Понял.
Мы замолчали. Девушка, которая принимала заказы, поняла, что больше ничего мы брать не собираемся, и ушла в глубь ресторанчика.
— Ты местный? — спросил Лион.
— Нет, я только вчера прилетел. Я с Карьера. Это планетарудник.
Лион сразу заулыбался: — А я уже неделю здесь. Мы с «Обслуживания-17», это вообще не планета. Космостанция в свободном межзвездном пространстве. У нас ближайшая колония — это Джаббер, но до нее восемь световых.
— Ого! — воскликнул я.
— Родители решили, что пора переселяться на планету, а не жить с космиками. У меня есть еще младшая сестра и брат. Если будешь к ним задираться, я тебе рожу начищу.
— Да не собираюсь я к ним задираться!
— Я на всякий случай, — сообщил Лион. — Чтобы не получилось, что ты не знал. А у тебя есть братья и сестры?
— Нет.
— А кто твои родители? У меня отец инженер, а мать программист.
— Мои родители умерли. — Я не стал уточнять как и почему.
— Ой, извини. — Лион сразу сменил тон. — А с кем ты здесь?
— Один.
— У тебя что, гражданство есть?
— Да, имперское.
Кажется, он мне немного позавидовал. Хотя чему тут завидовать, у нас гражданство получают сразу после того, как потребление кислорода и продуктов составляет половину взрослой пайки.
— И ты хочешь переселиться на Новый Кувейт?