— Стоп, стоп, стоп! — Бекст рьяно ринулся в полосатые ряды небритой рыжей мордой, маленькими ржавыми от шнапса глазами высматривая нарушителя. — Ты сфальшивил сейчас, подлец!
Каждый сжался, надеясь, что обращаются не к нему.
— Ты сфальшивил! — Палец вахмистра обличающе уперся в нарушителя.
— Никак нет, господин вахмистр! — У отвечавшего певца был красивый и глубокий баритон, но сейчас он лепетал, как испуганный ребенок. — Я не фальшивил! Это не я!
— Я слышал, — со злорадством сказал Бекст. — Меня не проведешь, дерьмо! У меня абсолютный слух! Вон из рядов!
У вахмистра Бекста действительно был слух. Он прекрасно играл в компаниях на губной гармонике, но вот аккордеон ему не давался, возможно, он был излишне тяжел, а быть может, инструмент этот был создан совсем не для Бекста. Вахмистр терпеть не мог, когда над ним подсмеивались, сейчас он мстил хористу, как только может мелко и ничтожно мстить истинному таланту рядовая посредственность, которая обрела над талантом внезапную власть. Посредственность всегда полагает, что ничего сложного в мастерстве нет. Так, во время представления оперы Моцарта «Дон Жуан» в Париже один развязный молодой человек стал громко подпевать исполнителям, и это мешало зрителям. Один из них, не выдержав, громко воскликнул: «Вот бестия!» «Это вы мне?» — спросил молодой человек. «Нет, — сердечно сказал зритель. — Я имел в виду Моцарта, который мешает вас слушать». Вахмистр Бекст был из тех, кто бездарно подпевает, но требует восхищения своим призрачным мастерством. Губная гармошка — это, знаете ли, тоже инструмент! Кто знает, каким инструментом пользовался бы Моцарт, не случись у него рояля!
— Вон из рядов! — сказал вахмистр и с хищной нетерпеливостью потащил хориста за шиворот.
— Господин вахмистр! Клянусь, что это не я! — Певец чуть не плакал, и Азеф понимал причину его испуга. Изгнанный из хора, певец становился ненужным и отправлялся на штрафной двор.
Последняя и самая горькая неудача!
— Я сказал — вон! — загремел Бекст. — Вздумал надуть меня! Никогда ты не пел ни в какой опере, дерьмо! Ты — дерьмо! Повтори!
— Я никогда не пел в опере. Я никогда не пел в опере. Я — дерьмо, — забормотал хорист.
Вахмистр осклабился. В пустоте его бутылочных глаз загорелся живой огонек.
— Лжец! — сказал он.
— Лжец! — упавшим голосом согласился провинившийся хорист.
— И ты никогда не пел в опере?
— И я никогда не пел в опере, — безжизненным голосом повторил хорист.
Азеф узнал и его.
Господи, что делают с людьми люди!
Вчера еще многие считали бы за счастье внимать в тишине несущемуся со сцены божественному голосу Соломона Беная, которого пресса иной раз сравнивала с Батом Колом, падающим на землю с хрустальных небес. Истинно божественный голос был у этого оперного певца, Бат Кол, божественный глас, о котором упоминали в стольких рецензиях критики и за который певцу отплачивалось корзинами цветов и аплодисментами. Из-за него теряли разум и осторожность экзальтированные поклонницы, в его уборной устраивали скандалы люди света и полусвета. «Две черных розы я принес / и на немое изголовье / их положил, / и сколько слез / я пролил с нежностью любовной. / Но тьма нема…»
Тьма нема.
— Вон, негодяй! — с важной значительностью дорвавшейся до власти бездарности сказал вахмистр Бекст. — Ты ответишь за свой обман. Клянусь, не будь я Бекст, еще сегодня ты расплатишься за все свои гнусные поползновения! Уведите его!
Тьма нема…
— Господин вахмистр, — услышал Азеф и вдруг догадался, что это говорит он сам. — Он действительно талантливый оперный певец, я не раз слушал его в Вене.
Вахмистр побагровел, и щетина на его упрямом подбородке встала торчком.
— А это еще что за защитник? — зловеще сказал он и двинулся к Азефу. — Мне показалось, что здесь кто-то воняет? Ты, старик?
Он легко и брезгливо ударил Евно по щеке.
Азеф упал. Много ли нужно воздушному змею, прожившему жизнь, полную бурных ветров?
— Отведите это дерьмо на штрафняк! — сладостно приказал вахмистр конвоирам. Назначив себе жертву, вахмистр обрел душевное равновесие. — После репетиции я сам объясню ему, кто он такой и где его место! А ты, — он повернулся к Соломону Бенаю, — ты стань в строй! Возможно, ты еще сумеешь проблеять в такт остальным баранам!
Ему не довелось привести в исполнение свою угрозу Евно Азефу. Через несколько минут, когда растерянный хор еще собирался с силами, чтобы пропеть: