Дмитрий Байкалов, Андрей Синицын
ДИАЛОГИ ПРИ ПОЛНОЙ ЛУНЕ
Amicus Plato, sed magis arnica veritas
Платон мне друг, но истина дороже.[10]
Смеркалось. Когда мы покидали столицу серединных земель, ее улицы практически опустели. Но это нам было только на руку. Жители города ни при каких обстоятельствах не должны были распознать нашу инакость. Еще полчаса назад мы принимали участие в ежегодном празднике «Фантаст года», а еще через час у нас была назначена встреча в одном из прибрежных оазисов. Обычному жителю Континента для того, чтобы хотя бы попытаться выбраться за городскую черту, требовались годы, большинству же не хватало и жизни.
Мы были иными. Темп нашей жизни во много раз превышал обычный. В течение дня мы, как Фигаро, успевали утром выпить чашечку «мэйнстризмовского» кофе, полдень встретить в обществе неведомого отшельника, а ночь провести на модной дискотеке в центре. Мы были хранителями. Нашей целью было помочь каждому найти на Континенте свое место, обрести себя, но самое главное — не потерять веру в фантастику. Мы были наблюдателями. Молодое вино наполняло старые мехи. Наша гавань была полна новенькими, с иголочки, катерами и лодками. Восьмая волна экспансии продолжала нарастать. Глиняные кружки в руках молодых начинали все громче стучать об отполированные столешницы, требуя своей порции пива на этом празднике жизни.
Песок почти полностью покрыл дорогу, вымощенную самыми обычными булыжниками. Мы вышли к пустыне. Полнеба занимала луна. Как всегда, при нашем появлении на ее фоне кто-то пролетел. Сегодня это была девичья фигурка с очень большой виолончелью. Мы уже давно привыкли к проявлениям этого дешевого «пиара» и, не обращая внимания, продолжили свой путь. Впереди нас ждало приключение. Притягательное и странное. А мы были из тех, кто желал странного. Из достоверного источника стало известно, что по окончании праздника неведомые отшельники решили собраться в одном из оазисов и поговорить о сокровенном. Куда уж страньше.
Как мы ни торопились, все равно опоздали. Дискуссия была уже в самом разгаре. Мы не стали афишировать своего присутствия и предпочли скрыться в тени платана. Говорил, вернее, продолжал говорить, одетый во все черное, «аккуратно выбритый» отшельник, «с собранными на затылке в хвост длинными волосами»:
— …говори только о том, во что веришь сам. Никакой софистики. Мы должны найти истину, а не заниматься гнилой риторикой.
— Ты совершенно прав, коллега, — в разговор вступил «самый пожилой из присутствующих, высокий, чуть сутулый, с бородкой и баками», — для нас сейчас жизненно важно выработать систему этически значимых понятий. В противном случае наше дальнейшее существование на Континенте теряет всякий смысл.
— И будем по понятиям жить? — хмуро осведомился смуглый мужчина, «вроде бы не старый, но с явной сединой в волосах».
— Почему по понятиям? По определениям, — парировал Бородатый. — Без четкого представления о вечных истинах: кто издатель? какой тираж? и где гонорар? — мы не сможем знать, как нам дальше жить.
— Ты еще спроси, почему фантастика? — не унимался Смуглый.
После чего все почему-то посмотрели на четвертого собеседника — «средних лет, румяного, толстого, коротко стриженного, со щеточкой усов над губой». До сих пор он не проронил ни слова, пребывая, казалось бы, в глубокой медитации.
— Фантастика есть Благо, — наконец произнес он, приоткрыв глаза. — «Многое» прозревается в свете «одного», единого начала всего сущего — Фантастики, которая и есть источник Бытия на Континенте.
— Ты сам-то понял, что сказал? — проявил иронию Длинноволосый.
— Почти, — съязвил Толстый, — а теперь объясняю для тупых. «Многое» — всякая видимая отдельная вещь: роман, статья, фильм, картина обретает свой облик, «вид», в свете невидимого «одного» — фантастики как идеи. Все, что производится на Континенте, востребовано лишь потому, что несет в себе «ген» родовой принадлежности. Иными словами, наши книги и статьи читают, наши фильмы и картины смотрят исключительно благодаря тому, что они относятся к фантастике. Ergo, без фантастики нас бы не было, впрочем, как и ее без нас.
— Это объективный идеализм, — констатировал Бородатый.
— А мне по фиг, — заявил Длинноволосый.
— А я бы выпил, — сказал Смуглый, — тут без стакана… — Он вдруг напрягся, еще мгновение, и нам бы вечно опираться о платан, но на этот раз повезло. — От уроды, — почти ласково проговорил он, — выходите уже. А если б я вас зашиб?
10
Вы не поверите, но это выражение сформулировано М. Сервантесом в романе «Дон- Кихот». Можете проверить: глава 51, часть 2.