— А если я отдам приказ? — Капитан сурово посмотрел ему в глаза. — Перестать бояться и перестать верить?
— Буду стараться выполнить приказ, — пожал плечами Артамонов. — Не щадя жизни. Но у меня не получится.
— А если я прикажу расстаться с жизнью?
— Кэп, ты меня знаешь, — сухо ответил Артамонов. — Прикажешь — сделаю.
Внизу снова раздался оглушительный рев, усиленный эхом. Теперь он шел не со стороны и не со двора, а снизу — из вестибюля.
Ким что-то произнес и встал.
«Капитан, она поднимается», — прочитал Капитан по губам. В сумраке цвета лица было не различить, но Капитан понял, что Ким побледнел. Капитан сжал челюсти и замер. Вой наконец стих.
— Делай! Кэп, сделай что-нибудь! — визгливо крикнул Артамонов.
— Возьми себя в руки! — прошипел Капитан. — Ты питаешь ее своим страхом!
— Если я правильно понял принцип, от нашего страха Мамме Сонним будет самой страшно, — пробормотал Ким.
— Нам от этого лучше не станет, — возразил Капитан.
— Почему?
— Потому что когда тебе страшно, Ким, ты стреляешь быстрее…
Ким сжал зубы и ничего не ответил.
Рев снизу повторился, теперь усиленный эхом звук шел немного слева — Мамма Сонним разгуливала по вестибюлю.
— Я не могу больше! — заорал Артамонов, когда вой утих. — Сделай что-нибудь, Капитан! Я не могу не бояться! Она чует это, видишь? Она чует! Оглуши меня! Пристрели!
Капитан вздохнул, помолчал немного, а затем решительно снял с шеи крестик и протянул Артамонову.
— Ты пойдешь вниз, — сказал он тихо и жестко, отводя взгляд. — Бойся. Но не проклинай. Если получится — желай ей добра. Не сопротивляйся. Ударит по правой щеке — подставь левую.
— Это… — Артамонов глотнул. — Это — приказ?
— Да, — тихо сказал Капитан. — Это — приказ.
— Это приказ, — повторил Артамонов как в полусне, шаря по карманам. — Это приказ…
Он отцепил с пояса гранаты, суетливо отстегнул кобуру и положил на пол. Капитан не смотрел на него, он смотрел в окно.
— Это приказ, — тихо повторил Артамонов и медленно надел крестик дрожащими руками.
— Ты крещеный? — шепотом спросил Ким.
— Да-да, конечно, — послушно кивнул Артамонов, — я крещеный. Прощай, Кэп. Прощай, Ким.
— Не говори глупостей, — зло дернулся Капитан. — Мы идем за тобой следом.
Артамонов засунул руку за бронник и вытащил маленького ослика.
— Ребята, возьмите Заболодина… — сказал он. — Что они чувствуют, когда превращаются?
— Это не больно. — Капитан взял ослика и засунул в боковой карман.
— Она умеет превращать и на расстоянии, — напомнил Ким. — Каждый из нас может превратиться в любую секунду.
— Если что, передайте жене… — Артамонов запнулся. — Нет, ничего. Я готов.
— Вот только бы лестница не подвела, — вполголоса пробормотал Капитан.
Лестница не подвела. Артамонов шел впереди, гордо подняв голову, протягивая вперед руки открытыми ладонями вверх — так посоветовал Ким. Даже во мраке лестницы было видно, что руки трясутся. Капитан отсчитывал вслух. На каждый счет Артамонов делал шаг на следующую ступеньку. Капитан и Ким шагали пролетом выше, перегнувшись через перила, чтобы видеть, что происходит.
— Двадцать три… Двадцать четыре… — медленно и четко ронял Капитан с большими паузами.
— Я ступил на второй. Вижу цифру два, — доложил Артамонов.
Быть может, руки у него и дрожали, но голос был спокойный и собранный. Паники не было. Артамонов работал, у него было задание. Опасное, но четкое.
— Мы на третьем, — сообщил Капитан. — Вижу цифру три. Что слышно снизу?
— Внизу тишина.
— Работаем. Продолжаем движение. Двадцать пять… Двадцать шесть…
Снизу потянуло сквозняком.
— Двадцать семь… Двадцать восемь… Остановись, послушаем…
— Слышу тихий шорох в вестибюле, — откликнулся Артамонов.
— Боишься? — спросил вдруг Капитан.
— Боюсь.
— Бойся честно, — напомнил Ким. — Как смерть. Не как в бою, не чтоб ударить первым.
— А ты б заткнулся — сука! советчик! умник! — заорал вдруг Артамонов.
— Разговоры! — рявкнул Капитан. — Ким — заткнулся! Работаем, работаем!
Воцарилась тишина.
— Двадцать девять, — сказал Капитан сквозь зубы. — Тридцать. Тридцать один.
— Я вижу ее, — вдруг отчетливо произнес Артамонов. — Мамма Сонним смотрит на меня…
— Ах ты, черт…
Капитан перегнулся через перила, сколько мог, но вестибюля отсюда не увидел. Артамонов стоял неподвижно, вытянув руки. Руки отчаянно дрожали.