…Я отлично выспалась на застеленном идеально белым бельем матрасе, даже несмотря на полное отсутствие подушки. Я раскрыла все секреты ящиков комода, превратив почти пустую квартиру в филиал магазина мод, я влезла в душ (странно, но он работал) и вылезла из него совсем новая. У меня было ощущение, что в этой моей одиноко-стервозной жизни все карты, до самой последней, обтрепанной по краям шестерки, прежние, как и мое голодные злые глаза. Я счастливо рассмеялась этой жизни - Я-новая, сильная и независимая, а Я-старая хмыкнула, отметила, что слава Кассандры еще никому не принесла счастья и тоже засмеялась - менее уверенно, но более открыто. Что ж, мы убедились в наличии жизни после смерти. Ижен пришел очень вовремя - я как раз свыклась с мыслью, что, даже умерев, я буду продолжать любить бананы, радоваться хорошему сексу и делать глупости. Я автоматически посмотрела на часы и усмехнулась своим пятнадцати минутам второго - привычка смотреть на часы выжжена в моем подсознании как клеймо. - Куда поедем? - спросила я. Во мне кипела бурная радость от того, что даже если я мертва, я чувствую себя вполне живой… - Тебе не всё равно? - Ижен привычно усмехнулся и приглашающе распахнул дверцу на ладан дышащей "волги". Я привычно удивилась тому факту, что при моей жизни Игореха водить не умел. Удивление вышло вялое и неубедительное. - Что-нибудь тебе уже понятно? Кроме того, что мы оба - неудачники? - Ижен явно ждал от меня привычного многословия. Пришлось разочаровать. - И да, и нет, - протянула я. - Жду объяснений. Ижен засмеялся. Синие сумерки плыли мимо. Я поняла, что высматриваю знакомые силуэты вечно куда-то спешащих прохожих, но их не было. И было холодно - в квартире новой-меня из теплых вещей обнаружилась пара свитеров и легкая темно-серая шубка, но ни шубка, но ни свитера не спасали от промозглого холода. Я оглянулась на Ижена и его легкую, на "рыбьем меху" куртку… Он перехватил мой взгляд, как паук муху. - Тут дело в тебе - иллюзия, что шубка спасет, развеется через пару дней. Носи что хочешь, холод внутри прячется… - ага, вот оно, напоминание о том, что я все-таки мертва… он грустно усмехнулся. - Н-да, а чего нас бояться-то… Мы ехали вниз по Центральному, к собору, картина не менялась: тёмные здания, похожие одно на другое, редкие-редкие огни - кажется, от костров. Город казался миражом, не было ни птиц, ни бродячих кошек. Я обратила внимание на рекламный щит - грешник, сгорающий в костре и надпись - "одумайся". Откинулась на сиденье, задумалась. Ситуация, выпущенная за пределы моей квартиры, требовала большего терпения. - А, ладно… Пусть будет… - О, здравомыслящий человек. Ты первая, кто так реагирует - после меня, конечно, остальные в себя от недели до месяца приходят. Я рад, что в тебе не разочаровался…- он радостно засмеялся. В его слегка истеричном голосе мне почудились безумные нотки. - Что же это, Ижен? - мой собственный голос звучал, как испортившаяся пластинка. - За что это нам? Как награда или как наказание?. - А это уж как ты сама решишь, красавица… Ты уже поняла, да? - разочарованно спросил он. - Это не конечный пункт, да, Игорь? Я должна найти дорогу дальше? - Уйти куда хочешь - если сможешь, конечно, вот наша главная награда - глаза его горели безумным огнем и он, кажется, ждал от меня того же. А мне было страшно - я слишком хорошо знала, чем кончаются такие истории, когда ты уверен, что можешь что-то изменить. - Это великолепное место, котенок! Тебе обязательно понравится здесь, я же знаю… - Я не хотела, Ижен! - мне пришлось закричать. - Я не хотела!!! Я домой хочу… К Алиске… - я уже шептала и всхлипывала. - Горька, отвези меня домой, пожалуйста… Он помолчал. Потом сказал, как ребенок, у которого отобрали леденец. - Ирка, что же ты… Мы же с тобой всегда мечтали - быть не как все… И ты хотела. Не Валинор, конечно, но вполне себе Ехо… Фактик. Хоть и печальный. Действительно - сама хотела, вот и получай, фашист, гранату. - Ты же сама хотела, - прочитал мои мысли Ижен. - Сама! Начиталась книжек, кричала, что с собой покончишь - а теперь я не я, да? Не пойдет, красавица, ты не крыса, и с корабля тонущего бежать можно только в море. Да, мне хотелось…Выйти ближе к ночи из дома, поймать тачку и все бросив уехать - сжечь все с таким трудом построенные мосты и начать жизнь заново. Я хотела, честно. Меня услышали. Но… не такой ценой, я не хочу быть лишь призраком, воспоминанием… - Ну и? - Ижен, живой Ижен привычно усмехнулся. Я опустила голову. Мне было все равно, уже все равно. Жизнь невозможно повернуть назад. И смерть тоже. - Ты прав. Ты, как всегда, прав… Город плыл за окном. Не пустыня - заброшенный пустырь, с игрушками, уже не нужными выросшим и не играющим в демиургов детям… Вечная осень, сухие листья, перекати-поле вдоль дороги. И - холод. Вечный осенний вечер… - Здесь всегда сумерки? - спросила я. Молчание осязаемо висело в воздухе и мне хотелось его разрезать, как ножом. Даже бессмысленным вопросом, на который я знаю ответ. - А то! И твой любимый привкус рябины и дыма от сгоревших листьев у воздуха… - Ижен был мрачен. - Рай для одиноких потерянных сердец, да и только… - И перекати-поле на обочинах… Я хочу снова увидеть рассвет, Горька… И солнце. - Здесь не бывает солнца, котенок. Никогда. Добро пожаловать в Чистилище! Ты довольна, ты сможешь устоять перед лицом и гневом Господа? Нет, Ижен… Я не готова… ??.??.????. Явление Агнца - Не боишься? - Не боюсь… а народу там много? - Человек пятьдесят.. по праздникам двести собирается… всего по городу около тысячи, наверное, но многие слишком легко становятся отшельниками… Он наклонился и легко поцеловал меня в щеку, - Смелее, котенок, здесь любят таких, как ты - еще не отчаявшихся, - и подтолкнул в спину, в сторону темной деревянной двери. Кажется, в моем родном городе здесь было старое кафе-мороженое… Сначала был дым. Темный дым, провисающий кольцами, волнами поднимающийся к потолку. Дым был такой же серый, как и воздух на улице, и я неуверенно шагнула в него. Потом был голос - слегка хрипловатый, но сильный и уверенный, он выводил под гитару неизвестную мне песню. Перевернутые тени - Я себе почти не верю… Отвечаю на потери - "Мат, не шах"… Знаешь, мне, наверно, снится, Что ко мне в окно стучится То ли кошка, то ли птица, То ли страх… Я шагнула ближе, чтоб рассмотреть, кто же поет. Находящиеся в помещении люди сидели тесным кружком, и мне никак не удавалось увидеть певца за их спинами. Многие курили, пили пиво - в воздухе висел запах травки и дешевого спиртного. Кто-то вполголоса говорил, некоторые подпевали певцу. Я сделала еще шаг. Пересушенные травы - Мы с тобою были правы, Что играли не на равных - Шут и Бог… Растворяюсь в небылицах, Мне не то все нынче снится, Ты - не кошка и не птица, Ты - намек.. На гитаре играл тот самый парень с рисунка в моей квартире. Длинные светлые волосы, забранные в хвостик, лезли в глаза. Монетный профиль, которым он сидел ко мне, был серьезен - и только глаза, не синие, а такие же зеленые, как у меня, смеялись… Сердце застучало с перебоями, я сделала еще шаг - как крыса за дудочкой, зовущей в море. Перепутанные мысли - Я, себя к Богам причислив, Все едва ли перечислю, Что грешу… Вспоминаю чьи-то лица, Отраженья - кошка? - птица? - Что ж, на месте не сидится - Отпущу… - Пиво будешь? - Ижен протянул мне холодную банку. Я взяла банку и мотнула головой, чтоб не мешал слушать. Потом шепотом спросила: - Горька, это кто? - Ларс… Или Менестрель, как его все зовут. Ларс… Звучит… Странное имя, скорее даже - прозвище, но ему идет. Как идет гитара, вылинявшие джинсы и глубокий голос, напоминающий шум прибоя. Я вспомнила молчащую телефонную трубку и поморщилась. Перечеркнутые строчки - Я едва ли буду точным, Если ты мне напророчишь Сотню бед. Ты - не кошка и не птица, Ты - не мысль, не небылица, Ты - не вымысел провидца, Ты - мой бред… Песня закончилась, я перевела дыхание. Ларс потянулся и встал, к нему тут же подошла невысокая симпатичная брюнеточка. Я выпустила из легких раздраженный вздох и услышала смех Ижена. Ладно, посмотрим, чья возьмет. Я огляделась вокруг. Людей в зале было мало - помимо тех, кто сидел вокруг Менестреля, некоторые расположились за столиками и у барной стойки. Женщин было несколько - в том числе и пресловутая брюнеточка. И все они были красивы, но не стандартной красотой пустоголовых моделек, а какой-то диковатой, зубастой, заточенной под большой бизнес и большие деньги. Ижен принес еще пару пива и сел рядом. - Любуешься? Не верь глазам своим… Вон та брюнетистая милашка, которая так тебе не понравилась, в прошлой жизни была старой девой, работающей в библиотеке… А тут в первый же день подцепила одинокого красавчика Ларса, о котором сохнет половина местного женского населения… - Опять врешь? - Вру… - А почему, кстати, этого самого женского населения так мало? - Может, вы, бабы, просто мечтать не умеете? -Хам… - Стерва… Ижен собственнически притянул меня и поцеловал. Застолбил территорию, понятно. У меня начала болеть голова, а в горле поднялся комок неконтролируемой злости. - Иди к черту, Игорь! - Ага… уже бегу… Меня разглядывали. Ненавязчиво, но всё-таки… Было неприятно. Я заерзала на стуле. Ижен снова рассмеялся, откашлялся и объявил. - Добрый вечер, дорогие товарищи! Девушку зовут Ириной, прошу любить и жаловать - и по-хозяйски положил мне руку на талию. - Спасибо за внимание. Кто хочет познакомиться поближе - добро пожаловать в нашу скромную компанию. Кто-то усмехнулся, в зале раздались робкие хлопки. Я и сама усмехнулась и тихонько прошептала: - Переигрываешь, Игорь. Не увлекайся… - Принимай послов, красавица… За рекламу будешь должна… Долго ждать не пришлось. Почти сразу вокруг нас с Иженом собралась небольшая толпа - невысокая хрупкая девушка, держащая за руку мощного, в стили Шварцнегера, парня с вызывающе раздвоенным подбородком. Пара пацанов - по виду выпускников какого-нибудь модельного агентства. Сам собой завязался ничего не значащий разговор. Обнаружилось, что я знакома с девочкой - это была выпавшая в прошлом месяце из окна некрасивая, полненькая и вечно грустная дочка моей соседки. Я посмотрела на неё внимательней - милая треугольная мордочка, длиннющие ресницы, золотистые волосы, готовая иллюстрация к старым ирландским легендам. Прежними остались только глаза - темно-серые печальные глаза уставшего от жизни человечка. Наверное, Асе повезло. Вместо круглосуточного магазинчика, сигарет и хамства покупателей - ничегонеделание круглыми… я споткнулась на слове "сутками". Вместо мужа-неудачника - этот уверенный в себе и сильный самец, за чьей спиной хрупкие плечики смотрятся как нельзя кстати. Мужчина молчал, и Ася произнесла сама: - А что, Ирина, Олега вы не узнали? Ба! Тот самый муж-неудачник, который отравился паленой водкой через пару недель после смерти Аси, так, кажется? Мило… Ася снова улыбнулась - милой и ничего не значащей улыбкой. Улыбка говорила - не верь глазам, я вполне счастлива… Глаза - тосковали. - Я рада за тебя, - улыбнулась я совершенно искренне. - Счастья, Ася! - Не надо, Ирина… Вы же здесь первый день, да? - Да… - Есть здесь такая примета - никому не желать счастья…- прошептал Ижен. Разговор тек дальше - мягкой ничего не значащей волной, было видно, что все здесь уже привыкли к таким вот пустым разговорам. На тему "тогда и там" больше не говорили… - Хорошие знакомые? - поинтересовался Ижен, вынимая нос из кружки. - Соседи, - вздохнула я. - Выбила из колеи эта встреча, честно скажу… - Чистилище, - наставительно начал Ижен, - всегда непредсказуемо. Здесь нельзя строить планов и надеяться на будущее, потому что никто не знает, что его ждет. Мы все живем в безвременье. Потому то и не принято желать счастья - вдруг напророчишь? - Спасибо, Ижен, - не слишком вежливо оборвала я. - Если б мне нужна была философия, я почитала бы Ницше. Ижен усмехнулся. - Вы позволите? - голос прокатился по спине волной мурашек. Я обернулась - так и есть, Менестрель. - Какие люди! - Ижен был явно недоволен визитом, но изо всех сил изображал гостеприимство. Ларс… Так-так, Ларсик… Вот и повод познакомиться поближе. Даже я-старая редко проходила мимо таких мальчиков, только если они были заняты нежными брюнеточками, а уж я-новая такого мальчика никуда не отпустит. Я приказала молчать совести и начала откровенно улыбаться и демонстрировать длинные, удачно подчеркнутые темными джинсами ноги. - Как вам Город? - спросил Ларс, глядя на меня своими зелеными глазами. Ижен подобным соседством был явно недоволен - его темно-карие глаза стали почти черными. - Еще не решила… Не было хорошего экскурсовода… - Может быть, я смогу вам его показать. У меня, в отличие от большинства, есть средство передвижения. - Ларс улыбнулся одними уголками губ, я поймала эту улыбку, как солнечный зайчик и отправила в обратный путь одними зрачками. Ларс мой непоказанный смех оценил. - Я сам покажу Город своей девушке, если не возражаете… - отшил Ижен. Он явно ревновал. Я решила сыграть его же картами. - Милый, ты не принесешь мне сигарет? Ижен вынужденно поднялся, бросив на меня убивающий на месте взгляд, и отошел. Ларс усмехнулся. - Еще до Отстойника познакомились? - Ну да… Вы здесь давно? - я принялась мягко поглаживать бокал с остатками вина, - весьма недвусмысленные уловки, понятные всем мужчинам во всех мирах. Ларс эти уловки заметил. - Ой, простите, здесь же нет времени…А как вас угораздило?.. Он наклонился ко мне и даже отважился накрыть мою левую руку, лежащую на столе, своей рукой. - Несчастная любовь. Пойдемте скорее, сбежим от вашего охранника… - Я рассмеялась. Слишком быстро, Ларс, слишком быстро. Я бросила взгляд на Ижена - он являл собой воплощенный гнев и явно двигался в нашу сторону не с радужными намерениями. Я усмехнулась и прошептала: - Ну, давайте вашу экскурсию, молодой человек… Что-то здесь не так. Определенно. Он, судя по миловидной брюнеточке, не должен себя так вести. Не должен, и все тут. Но, как сказала бы госпожа Даренко - все в руках господних, а мне Ларс нравится. Так что экскурсию по городу с обязательным заездом в постель экскурсовода - вполне себе. А с Иженом, как сто тысяч раз до этого, разберемся. Свежий воздух отрезвил дурную голову, я покачнулась. Ларс, истинный джентльмен, сделал попытку помочь даме, но я отстранилась. - Если память не изменяет, ты обещал экскурсию? Ларс мягко улыбнулся и сделал пару шагов в сторону - к припаркованному у тротуара мотоциклу. - Добро пожаловать в Город! А потом было ощущение ветра. Его свежесть выдула из моих косточек вечный холод, и мне опять показалось, что я почти счастлива. Я прижималась щекой к спине Ларса и смеялась, когда в мои жаждущие поцелуя губы попадали пряди его светлых волос… Вечер прижимался под колеса черным матовым асфальтом. У его губ вкус пепла и полыни. Ладони Ларса превратились в обжигающий лёд. - Ирина… Ирр… Мы не должны… - он отодвинул меня на расстояние вытянутых ладоней. - Не должны что, Ларс? - Я открыла глаза, перед которыми немедленно встал образ хрупкой брюнеточки. Ларс сидел, прислонившись спиной к мотоциклу. Плечи его сутулились. - Ирина… Я должен тебе сказать… Когда я сюда попал - давно - на моем столе стоял портрет девушки… Он показалась мне ослепительно красивой и дерзкой. И я знал, что она мой шанс выбраться… Когда я увидел тебя… Знаю, Ларс. Ты похожа на нее, как сестрица. Но вот только не она, к сожаленью. У тебя тоже не темно-синие глаза, они похожи на шумящий лес, а не на бездонное небо яркого летнего дня. - Ларс… А кто-то уже пробовал убежать? - Есть один человек… - он замолчал. - Ну же! - Он не сдаётся, Ирр. Этот человек, - Ларс беспомощно посмотрел на меня, словно боялся рассказывать дальше. - Он первым выбрался за пределы города. - И что там?.. - я подалась вперёд. - Всё то же, Ирр. Чистилище. Сумрак и бесконечные скошенные поля. Мы заперты в этом городе. - И что… тот человек? - Вернулся, живёт потихоньку. Ищет выход в библиотеках… Только книги здесь - они ведь врут еще больше, чем часы… Есть и другие - они нашли знак. Я думал, у меня так с тобой будет, - в голосе Ларса звучали нотки скучающего по маме мальчика. Мне стало страшно. На меня с классического профиля юного Бога глядели глаза потерянного ребенка. - Поедем домой, Ларс, - сказала я и провела рукой по светлым волосам, выбившимся из хвостика. Ты - не мысль, не небылица, Ты - не вымысел провидца, Ты - мой бред… Это все - всего лишь наш коллективный бред, Чистилище и Отстойник для заблудившихся душ. Мы справимся, Ларс, обязательно справимся, иначе и быть не может. ??.??.??. Поклонение Агнцу Спящий Ларс был похож на ангела - в нем не осталось ничего от того безумного синеглазого демона с моего портрета, который я предусмотрительно столкнула в ящик комода, влетев в квартиру вперед моего мальчика и сославшись на необходимость спрятать кое-какие женские причиндалы. Щеку Ларса разделяла длинная тень от ресниц, похожая на узорный веер - она так же слегка подрагивала, и было видно, что снится моему мальчику что-то совсем неприятное. Мы живем так уже третью неделю. Ничего не происходит - мы брат и сестра, Ганс и Гретель, которые никогда не повзрослеют и не научатся бояться слишком сладких домиков посреди темного леса. Нам же подарили сказку, Ларс, почему у нас остается от нее такой горький осадок? Что же нам делать, Ларс, я ведь тоже хочу отсюда сбежать… Почему мы заперты, Ларс? Небо было безмолвно. Оно не отвечало на мои вопросы, с него не спускались ангелы, трубящие в иерихонские трубы - спал и единственный мой земной ангел… Я закурила сигарету, поставила пепельницу у ног Ларса и почувствовала себя дикаркой, приносящей жертву очень молодому и неопытному Богу. Боже, мальчик мой, что же со всеми нами происходит? Еще 8 447 сигарет назад все было по-другому. Сейчас эти выкуренные сигареты - мой единственный способ отсчитывать время. В этом мире больше вопросов, чем ответов - почему, например, число сигарет в моей еще домашней пачке не меняется - хотя окурки сотнями укоряюще смотрят на меня из пепельницы? Здесь все не так, как должно быть. Здесь все неправильно. Даже у самих сигарет раньше был другой вкус - не такой тяжелый и уставший, как сейчас. Даже дым у сигарет был другим - он не провисал в пространстве комнаты длинными рваными ранами: он поднимался в виде облаков другого, изящного и легковесного мира старых сказок братьев Гримм к потолку и повисал там, как поднятый перед спектаклем занавес. Даже у фаянсового блюдца-пепельницы, стоящего на краю стола, было другое выражение лица - выражение случайного свидетеля чужого секса, растерянное и задумчивое… А сейчас это блюдце смеется надо мной - с моей 8 448 сигаретой. 8 448 сигарет назад была осень. Листья только начинали ржаветь, как пораженные смертельной болезнью - от сердцевины к краям: медленно расползающиеся раковые метастазы, вынуждающие умереть старое поколение листьев, но сохраняющие их память и душу в самом дереве. Я хотела бы превратиться в такой лист - умирающий и рождающийся заново каждый раз, когда порыв осеннего ветра заиграется с волосами своих многочисленных рыжеволосых любовниц. Но я не хотела бы жить вечно… Пепел моей 8 449 сигареты, крошащийся, жемчужно-серый, выписывает в воздухе реквием по несчастной девочке Ирине, на легкую тень которой, еще живущую во мне, я опустила блюдце с горкой окурков. Окурки рассыпались, и пол теперь стал похож на поле боя - такое, какие его показывали в черно-белом советском кино; окурки сигарет были трупами моих солдат, погибших в неравной битве меня с моими воспоминаниями… По сути, эти мои сигареты-солдаты и рождены были где-то далеко, прошли через руки сборщиков табака и фабричные железные объятья только для того, чтоб пасть в этой неравной битве. Я смела трупы сигарет и останки бабочки и выкинула за окно… опустить их в мусорное ведро показалось мне кощунством, надругательством над чужой смертью… Пепел 8 449 сигарет назад тоже был другим. Он был похож на запекшиеся губы - от жажды или от страсти - губы, дожидающиеся стакана воды или чужого поцелуя, утомленные, запыленные… Сейчас пепел стал похож на пыльцу с крыльев мертвой бабочки, пережившей зиму в царства Маб, чтобы быть раздавленной дешевой фаянсовой пепельницей с абстрактным узором из красных и желтых треугольников по краю… Эти треугольники напоминают мне клинопись, зашифрованное послание древних миров, предрешившее мою судьбу еще 8 449 с половиной сигарет назад. Если б я только могла прочесть, расшифровать и объяснить мне надпись! В темноте светится сигарета - красно-оранжевый глаз Саурона, который вглядывается в меня, пытаясь отыскать никогда мне не принадлежавшее кольцо всевластия, а заодно рассказать о том, как сладостно быть Королевой Теней в мире, куда никогда не заглядывает солнце. 8 449 сигарет назад я не думала о том, что это так сладостно - быть Королевой Теней и уметь прятать глаза от солнца. А вот мои глаза сейчас похожи на зеленые шарики на кончике английских булавок, с силой вдавленный в бледно-желтую подушечку для иголок, вышитую ярко-красными нитками. По моим глазам почти наверняка можно подсчитать количество выкуриваемых сигарет - число которых давно уже превысило число часов в слившихся в один-единственный пепельный вечер суток моей жизни… Зажигалка, поднесенная к 8 500 сигарете, обжигает пальцы. Пальцы дрожат и не могут удержать в плену маленькую изящную фигурку зажигалки, переламывают тонкую талию 8 500, юбилейно-обреченной сигареты. 8 501 сигарета зажигается сразу. Я курю, чувствуя себя посетительницей провинциального зала ожидания с жесткими пластмассовыми креслами - 8 501 сигарета горчит, как "Беломор", и у меня кружится голова, а в ушах начинают гудеть рельсы, напевая одну из кружевных пьесок Сибелиуса, и "с-ту-чат-на-с-ты-ках" составы вагонов. 8 501 сигарету назад я приняла бы этот стук в ушах за признак приближающихся слез, но сейчас только привычно стряхиваю пепел 8 501 сигареты в пепельницу и закрываю глаза, стараясь переждать проходящий состав, мысленно считая вагоны. Надпись "Light" на пачке - такая же обманщица, как и я… Но какая разница, будут ли целы легкие, и без того где-то далеко в чужой земле изъеденные червями? У 8 502 сигареты вкус поцелуя Ларса. Я тушу ее, только начатую, о край блюдца, на миг стирая кусочек древне-финикийской красно-желтой фразы, несущий главный смысл моей жизни. Наверное, в этом кусочке клинописи написано, что я еще жива - это именно та часть, в которую мне больше всего хочется верить. Почему мы здесь, Ларс? Кому это нужно, мой мальчик? Ларс молчал. Только ресницы продолжали судорожно подрагивать - так же судорожно, как и мои разбегающиеся мысли. - Ларс, ты знаешь, что такое смерть? - сама для себя неожиданно ровным голосом спросила я. Ларс медленно поднял голов, словно выныривая из рваного действа своего сна. Мои слова показались ему нелепым розыгрышем - он улыбнулся мне и попробовал пошутить. - Мы все это знаем, Ирр… - Ларс, - повторила я, - А ты сам знаешь, что такое смерть? Мне действительно нужно знать, что это такое - для тебя. - Зачем?! Зачем это тебе именно сейчас?! Это такие глупости, Ирр, мы уже умерли, значит, никогда не умрем - и будем вечно счастливы…- решительно оборвал он, обнимая меня за плечи. - Не смей даже думать о смерти, слышишь, не смей!!! Вечно счастливы, Ларс? Какие глупые мальчишеские бредни! Разве мы сейчас счастливы - в нашем полусуществовании, когда хочется выть на нарисованную воображением луну? Мы все здесь слишком много грезили о смерти - думаешь, я не догадываюсь, кто попадает в это дурацкое Чистилище? Самоубийцы, Ларсик… Сколько тебе лет на самом деле, Ларс? Молчи… Я сама вижу все. Четырнадцать. Если б дома остался - через месяц было бы пятнадцать… Скучаешь по маме? Еще бы! Я вот тоже скучаю, Ларс… Я почти материнским движением растрепала светлые волосы и грустно улыбнулась. Уж чем-чем, а педофилией я никогда не страдала. Если б все было по-другому, Ларс, если б ты был хотя бы на пару лет постарше… Но, наверное, здесь это совсем не важно - мы никогда не увидим своих надгробий с их определенностью в цифрах… Ларс потянулся ко мне, обнял и мы не услышали, как с громом опрокинули пепельницу - пепел осел на его белоснежные и мои рыжие волосы. Дым висел в комнате над нашими головами и благословлял наши поцелуи.