а обложку. "Ирина Шереметьева. Беллетэйн" Так… Прощальный, значит-ца, подарочек. Что ж… Бумага была хорошая, плотная, скользкая на ощупь. Сборник явно дорогой, хоть и тоненький, насколько я разбираюсь в издательском деле. И стихи - мои стихи - на этой дорогой, качественной бумаге - такие уверенные в себе, будто имеют право быть напечатанными. Детские, юношеские, немногочисленные уже взрослые - все вперемежку… Кассандра. Твой голос тонок, И ломок, как лезвия трав - Кричавший во сне ребенок Тоже по-своему прав. В песочных часах мгновений Хватит ли на века? Кассандра, твои моленья Всего то лишь горсть песка. Кассандра. Услышь, изведай В словах своих - чернь да яд, Увидь же - не только беды, Но о другом - молчат. Поплачь, может, станет легче Что память - для ясновидца? Кассандра - была бы певчей, А стала - крикливой птицей. Кассандра. Молчи, проклятья Придуманы не для нас… Но разве отдать объятья И блеск агатовых глаз Так сложно или позорно? Что враг твой - всего лишь бог… Кассандра, побудь же вздорной, Не выучившей урок. Последние страницы сборника были девственно чисты. Так же, как незадолго до этого страницы книги Шолохова. Что это - место под стихи, которых я не помню? Или которые еще не написала? Угадай, кто я… Что ж, попробуем. Кассандра. Опять не верю В пророчество этих уст: Сулишь мне одни потери, И дом мой в виденьях пуст… А хочется-то - покоя, Ликера на дне бокала… Кассандра, скажи такое, Чего бы и я - не знала… - Что же мне теперь делать? Ждать? Молиться? Или… Искать того, кто нашел выход? Библиотекарь посмотрел на меня недоверчиво. Поправил очки. - Вы действительно хотите с ним познакомиться? Предупреждаю Вас, Ирина, он очень стар и немного не в себе… И еще… Мне стало неуютно. От ощущения надежды - уже потерянной было надежды. Мне так захотелось, чтобы это "и еще" оказалось каким-нибудь пустяком, совсем маленьким пустячком, недостойным, чтобы быть упомянутым. - Что "и"? Он умалишенный, маньяк, серийный убийца… Хотя это глупость, конечно, мы и так все тут мертвы… - Да нет, просто, мне кажется, все это не имеет смысла. Ваша встреча с ним и любые разговоры… Я уже пробовал, толку нет… - Это что, всего лишь слухи, про то, что он нашел выход из города? Я сама хочу с ним поговорить, сама хочу знать правду! Ну? Во мне закипал гнев. Я уже давно не чувствовала себя такой разъяренной. Кошка, у которой отнимают котят, превращается в тигрицу. Дурочка, у которой отнимают надежду, превращается в валькирию. - Нет, все это правда, только я боюсь, что Вам такой выход… как бы это поточнее выразиться… не по карману? - Это почему же? Что, таможенные пошлины высокие? - Да не особенно, Ирин… Просто в устаревшей валюте. Всего-навсего тридцать серебряников… 9 день от первого рассвета. Семь труб Дом помнил многое. Он величаво плыл над городом - старый, обветрившийся особняк, в котором не одно поколение дворян мешало свое голубую кровь с алой кровью простолюдинок. Дом хранил такие тайны, о которых мне, едва разменявшей четверть века, предстояло только догадываться. Дом был страшен. Нет, не правильно - дом очень напоминал старые особняки сумасшедших миллионеров из фильмов ужасов. Наверное, поэтому он мне так понравился. Так что в дверь я постучала не задумываясь… Открывший мне дверь человек оказался стар, как руины акрополя. Я таких стариков в этом городе молодежи не встречала еще ни разу - седой почти до белизны и какой-то картинно подтянутый. И чем-то до боли напомнил мне давешнего продавца из компьютерного отдела… Наверное, мягкой учтивостью своей… - Добро пожаловать, государыня Шереметьева… Барин Вас ожидали несколько раньше, но оне в добром расположении духа нынче… Наверх проходите, там оне Вас сами встретят, нам подниматься не велено… Я вошла в дом, полная самых мрачных предчувствий. Лестница на второй этаж была под стать дому - широкая, мраморная, устланная красной ковровой дорожкой. Я шикнула на свое разыгравшееся воображение и решительно ступила на первую ступеньку. И поняла, что боюсь. Совсем как отличница, впервые прогулявшая школу. - Знаете, Ирина, со временем крайне начинаешь ценить удобство… Иуда смотрел на меня сквозь бокал с коньяком. Через тот же самый бокал на меня смотрело солнце, прочно висящее над горизонтом. Коньяк, просвеченный солнцем, и глаза Иуды были одного цвета. Цвета старого, очень хорошего французского коньяка. Я усмехнулась. Посмотрела на Иуду сквозь свой бокал, наполненный каким-то замысловатым сладеньким ликерчиком а ля бейлис. Ликерчик превратился во что-то странное нежно-зеленого цвета… - Мило… Но, Ирина, по-моему мешать не стоит… Вы и без того слегка перебрали… - А разве…ик… отрезвляющим заклятьем… ик…Вы не владеете? - Ну, протрезвить - это Вам не воду в вино превратить… Нечто в моем бокале вновь приобрело жемчужно-молочный цвет. Я сделала еще глоток и поняла, что абсолютно трезва. Как стекла в кабинете этого легендарного самоубийцы. - Нда, полезное умение, товарищ Иуда… Только вот балаганными фокусами отдает… - Ирина, балаганными фокусами отдает все мое - и Ваше - существование в этом мире. И не смотрите на меня так, мне уже несколько тысяч лет, я в эти игры давно не играю, пьяная Вы дурочка… Я смутилась. Иуда был как раз в моем вкусе - импозантный мужчина лет сорока, со слегка поседевшими висками и глазами, похожими на похмелье. Я думала, что после стольких тысяч лет в Чистилище встречу глубокого старца. Власть стереотипов сказывалась Возраст в две тысячи лет пугает и завораживает одновременно, надо признаться… Да и дворецкий, из которого разве что песок не сыплется… - Так о чем мы с Вами говорили, деточка? Он улыбнулся мне улыбкой самого продажного адвоката Голливуда, и я вновь начала строить глазки. Но тут же себя одернула и вернулась к созерцанию бликов солнца в его бокале с коньяком. - В мире, где ты заключен тысячи лет, начинаешь ценить удобство… Вот Вы, люди, за те же самые пару тысячелетий столько всего изобрели… Чем я хуже? Только тем, что мои изобретения никогда не станут достоянием общественности. - Жадный и хвастун… - Жадный. И хвастун… Но… Оглянитесь и скажите - Вам в этом мире все это надо? Я оглянулась. Кабинет как кабинет - два кожаных кресла, телевизор в полстены, очень хороший музыкальный центр, компьютер. Модем двумя зелеными глазками подмигивает, телефонный аппарат на столе какой-то жутко навороченный. С факсом и автоответчиком. - Что, прямая связь с небесами? - Нет, душенька, с землей… Дал бы Вам Вашей Алисе позвонить, но по статусу уж никак Вам такие звонки не положены… - Возникает закономерный вопрос - а что мне по статусу положено? - Ну, Ирина, подключите фантазию… Впрочем, могу сделать Вам подарок… Хотите послушать музыку, Ирина? Честно говоря, я предпочитаю джаз, но для Вас поставлю Вашу обожаемую Ксению Арбелли… Кстати, Вы не против, если мы перейдем на ты? Я была против. Говорить "ты" человеку, который старше тебя на две тысячи лет и про которого ты слишком много слышала - на мой скромный взгляд, это кощунство. Но я только едва уловимо кивнула головой, после чего расслабилась и попыталась думать. Последнее получалось плохо. Выбор композиции Иуда сделал подходящий - негромкий голосок Ксении осторожно выводил давно знакомую мне балладу. Я усмехнулась - телефон со связью, коньячно-ликерное меню, Иуда на закуску и эта вот незамысловатая песенка умершей девочки, которая сейчас уже наверняка ищет меня по всему городу вместе с моим любимым… Любимым, Господи, какое сладкое слово! Мы знакомы две тысячи лет - Мы осмеяны даже легендами, Я - Сын Божий, которого предали, Ты звенишь своей горстью монет… - А что, все так и было? - Так. Или примерно так… Тебе ведь неинтересно, да и я не уполномочен эту историю в деталях рассказывать. - Интересно, тридцать серебряников в долларах - это сколько? - Ты - не журналист желтого издания, а я - не любовница звезды, Ирина. Не будь невежливой… Мы знакомы две тысячи лет - Я - Сын Божий, израненной птицею Над тобою спешу помолиться, И собой искупаю твой грех. Я еще раз улыбнулась и закачалась на волнах знакомого голоска. Мне было хорошо, уютно и тепло. Что еще надо Владычице целого мира? - Как минимум этот самый мир… - Иуда усмехнулся почти неуловимо, но я поймала его усмешку на краю губ. - Не удивляйся… Всего лишь проницательность человека, который живет больше двух тысяч лет. И никакого чтения мыслей. Ага-ага. Чудес не бывает. Кому, как не вам, господин Иуда, это знать. Вот и мне всегда казалось, что магию выдумали отнюдь не вы и ваш старый приятель, с легкостью превращавший воду в вино. А что до мира, так куда проще, когда он сам по себе, а я сама по себе. У меня нет привычки вглядываться в отражение звезд в поверхности пруда. Мы знакомы две тысячи лет, Сыновья слишком разных традиций - Ты не раб, я не твой лавагет, Кто - колодец в пустыне - напиться? - Шутки шутками, Ирин, но мы все-таки должны поговорить серьезно… Признаться, ты мне нравишься… И уж слишком много времени я потратил на куличики в этой весьма пространственно ограниченной песочнице… - Иуда с ведерком и лопаточкой - это определенно что-то новенькое в постмодернистском видении мира… Но, месье Искариот, извольте быть хоть чуть-чуть конкретнее… Вы хотите предложить мне сделку? - Ну что ты, Ириш… Торговаться с милыми наивными девушками - не в моих правилах… Я хочу предложить тебе подарок… Я улыбнулась в ответ на незамысловатую лесть… Право, Иуда, вы само очарование, куда там стадам обнаженных херувимчиков Сикстинской капеллы… Однако же, если у змея-искусителя, предложившего Еве свой сомнительный дар, были такие же выдержанные в подвалах провинции Коньяк глаза… Отказаться от подарка, предложенного этим медовым голосом, еще сложнее. Никогда не любила коньяк, честно говоря. - Неужели спустя столько лет, в таком почтенном возрасте, Вы все еще верите в бескорыстные подарки, дорогой Иуда? Или те самые тридцать серебряников Вам тоже подарили? - Ириш, знание устройства человеческого организма и конкретно раздела «язвы» проходят на втором курсе мединститута… Ни ты, ни я там не учились… К счастью ли, к сожалению - уже не так важно. - Так, может, взамен подарка вам душу одолжить? Под расписку? - Не в моей компетенции заниматься сбором душ. Хотя могу подсказать телефончик, если тебя это так интересует… Спросишь Люцифера или Вельзевула… Я рассмеялась. Интересно, а у Люцифера какого цвета глаза? Надо бы спросить, эти двое должны быть близко знакомы, прекрасный падший ангел и этот янтарноглазый насмешник. Почему меня всегда, во всех фильмах и книжках, тянуло исключительно на отрицательных героев? - Ладно, с ролью Люцифера всегда лучше справлялся Аль Пачино… Или Джек Николсон. Вам кто больше по вкусу? - Ни тот, ни другой… На мою роль предлагаю попробовать Марлона Брандо, если уж ты начала кастинг… - Я бы тоже предпочла Николь Кидман в своей роли, но, согласно к реалиям нашего городка, придется обойтись старушкой Амалией… Но вернемся к нашим баранам. Или, исходя из контекста, агнцам? Что конкретно вы хотите мне предложить? - Нежнее, Ирина, еще нежнее… Я тебе хотел всего лишь предложить ответ на парочку мучающих тебя вопросов… - Каких это, например? - Ты никогда не задумывалась, сколько всего в отстойнике жителей? Я мысленно попробовала подсчитать. По моим самым нескромным прикидкам выходило что-то около тысячи человек… Даже при всех разбредшихся по окраинам одиночках и отшельниках… Я подняла на Иуду честные-пречестные глаза, чтобы послушать, что он скажет дальше… Уж больно смешная выходила цифра. - Вот-вот, Ирочка… Неужели ты думаешь, что в Вашем миллионном городке за последнее десятилетие - я уж молчу про предыдущие два тысячелетия - нашлась всего тысяча-другая самоубийц? Вы ведь уже догадались, что все местные братцы-неудачники покончили с собой, хоть и не помнят этого? Да и менять здешнюю архитектуру со времен основания никто не собирался, однако, не кажется ли тебе что данное поселение выглядит несколько более современно, чем Иерусалим? Иуда замолчал. Тишину по-прежнему резал на неравные ломти ускользающий голосок Ксении. Песенка про старое, но до м сих пор не забытое предательство звучала крайне неуместно. И очень-очень грустно. Я подошла к высокому окну. Город плавно ложился к подножию холма, который я еще с утра мысленно окрестила Голгофой. Все как обычно. Спутанные улицы, серые сталинки, развалюхи на окраине. Пустыри. Голые деревья. Все. Как. Всегда. Иуда подошел ко мне сзади очень тихо, музыка превратила его шаги в тени, скользящие по стенам. Опустил ладони мне на глаза… А через секунду резко отвел. Город подернулся легкой дымкой, на мгновение стал еле различимым лабиринтом, критским обиталищем минотавра, исписанной стеной плача… Старые кадры, виденные мной в научно-познавательном фильме по каналу «Дискавери». Я еще раз недоверчиво моргнула, и мой Отстойник снова налился красками и неслышными здесь звуками, стал почти физически осязаем. Средняя полоса России. Не грустное, но крайне тоскливое зрелище. Декорации к спектаклю про современных неудачников. Мы знакомы две тысячи лет - На меже, где в безумство ворота, Ты - Иуда из Кариота, Я - Сын Божий, которого нет… Музыка захлебнулась последним аккордом. Я повернулась к Иуде. - И что теперь? Вы хотите сказать, что весь этот сказочный город - всего лишь плод моего воспаленного воображения? Да, и дедушка Фрейд, и старичок Фредди потеряли в моем лице забавнейшую подружку, раз уж мне снятся такие сны… Глюки. Только мои представления о том, как должен выглядеть Отстойник заблудившихся душ… Мне было горько. Хорошо хоть Иуда не оказался добрым дядей доктором с дозой метадрина в шприце. - Что ты, Ириш, глюков здесь и без тебя хватает… Твоих, моих, Ларсовых, еще парочки залетных демиургов. Я мысленно поставила крестик - ни Ижена, ни Кэт Иуда в качестве профессиональных глюмэйкеров не помянул. А пока больше значимых, даже залетных, персонажей в моей сумеречной жизни не было. Вроде бы… - А не кажется ли вам, мой дорогой Иуда, что запереть нас в этой иллюзорной клетке - верх дебилизма? У Господа Бога что, фантазии на большее не хватило? Хотя, честно признаться, я всегда сомневалась в его фантазии - уж больно банальный мирок он сотворил за неделю, хотя воображал, с ума сойти, целую вечность… А сексуальная фантазия? Могу только обвинить его в излишней любви к Адаму… Знаете, Иуда, судя по его отношению к женщине, я свято уверена, что наш дорогой Господь - самый настоящий голубой, ревниво присматривающий на роль своих служащих наиболее умных и симпатичных мальчиков! Я выдохлась и замолчала. Иуда невесело усмехнулся, снял с моей головы Элизину шапочку и озабоченно потрепал коротко стриженную рыжую макушку… - Нет, Глазастик, мне так не кажется… Посадить детишек в манеж - это не наказание, а попытка не дать им залезть пальцами в розетку и поразбивать лбы о каменные стены… Ты просто пока еще очень многого не понимаешь, девочка… А Он… Он тебя любит, поверь мне. Просто любовь у него очень уж своеобразная. Вот и все. Я доверчиво нырнула под уверенную руку, в которую так удобно ложилась моя рыжая макушка… У меня появились серьезные сомнения, стоит ли покидать этот старинно-коньячный дом с его хозяином. Я прикусила губу, вспоминая зеленые, бездонные, беспокойные глаза Ларса и попыталась выкинуть всё понимающую улыбку Иуду из головы. Моя цена чуть выше тридцати серебряников. В дверь кабинета ненавязчиво постучали. И мне вдруг подумалось, что я не первая, далеко не первая рыжеволосая дурочка, попавшаяся в безнадежную ловушку этого кабинета и этих глаз. Иуда снова - уже привычно - усмехнулся уголками губ и негромко сказал, выпуская меня из объятий: - Войдите… - Сэр? - Да, Бэрримор? - Ужин накрыт, сэр. Мой заливистый смех раскатился по стенам кабинета, задрожал на стеклах высоких окон, заблудился среди книжных полок и вернулся ко мне. Я никак не могла успокоиться, хохотала и хохотала. Уж больно мизансцена была заезжена дешевыми любовными романами… - Не радуйтесь так, Ирина, заряженное ружье на стену я все-таки не повесил… - Надеюсь-надеюсь, - пробормотала я сквозь смех. 9 день от первого рассвета. Красный змий - А вашего дворецкого правда зовут Бэрримор? Длинный обеденный стол, по разные концы которого чинно расселись мы с Иудой, казался мне крайне неуютным. Мы, наследники несуществующего Советского союза, страдаем своеобразной кухонной агорафобией, воспитанной в нас малогабаритными квартирками и надежно упрятанной в подкорке головного мозга. Строй вилок и ножей - для устриц, для салата, для чего там еще, что едят аристократы - тоже добавлял к моей изрядной доле неуверенности свою толику. Радовало только одно - через полукилометровое минное поле стола я не могла видеть глаз Иуды, в которые я теперь вряд ли взгляну без спасательного круга. У меня было время прийти в себя и расставить все мыслимые точки нал i. - А черт его знает, Ирина, как его там зовут на самом деле. Бэрримор к запоминанию наиболее удобен… - Вот уж не ожидала от Вас такой банальности, сэээр… - невозмутимо протянула я. - Звали бы уж Митрофаном, что ли… Он вас, между прочим, барином кличет. - Ирин, тебе что, так не нравится мой дворецкий? - Нет, отчего же, милый китч избалованного мальчишки… Английская аристократия умерла бы от сердечного приступа, принимая вас в свои ряды. Вы едите на завтрак овсянку? - Я вообще не завтракаю, Ирина. Хотя в моем возрасте давно пора не ужинать… Он тихонечко постучал краем ножа по бокалу, кажется, для шампанского… Или для белого вина? Вот черт! Иуда тоже хорош - а как же колокольчик для прислуги, а, Дюк Искариотский? В зал величаво вплыла высокая мулатка в ослепительно белом переднике… Глаза ее, похожие на перезревшие вишни, томно и преданно уставились на хозяина, чересчур полные, на мой циничный взгляд, губы слегка приоткрылись… - Да, мосье? - с незабываемым акцентом мексиканских окраин протянуло неземное видение, слегка качнув белой наколкой на темных завитках кудряшек. Я не выдержала и прыснула в сжатый кулак, делая вид, что раскашлялась… Бокалы на моем краю стола насмешливо зазвенели. - А вашу девицу, дорогой Иуда, случаем, не Кончитой кличут? Вы ее для пущего эффекта еще на столе разложите, в качестве главного блюда… В такие минуты я начинаю жалеть, что моего прадеда звали не Влад Цепеш… Но насмешили, насмешили… А теперь хватит пускать пыль в глаза, за две тысячи лет пора бы научиться быть более оригинальным в подборе персонала. Или начать обходиться без слуг… Иуда нахмурился. Южная красотка цвета кофе с молоком заметно побледнела, усохла. Губы вытянулись в тонкую линию… Шальные вишни глаз сменили цвет на блекло-голубой. - Бэрримор, а как вас на самом деле зовут? - Алекс, мадмуазель… Что ж, думай что хочешь. Даже в имена всеобщая глобализация и стиль унисекс внесли свои поправки. Ну и ладно… Дворецкий снял с идеального пробора нелепую наколку и подмигнул мне. После чего удостоил вниманием хозяина: - Кофе, сэр? Мы с Иудой расхохотались в один голос. Право, развлечения демиургов больше всего похожи на детский сад на летней даче… Бэрримор, так и не получив распоряжений насчет кофе, счел за лучшее удалиться. С видом обиженного в лучших чувствах кота породы британский голубой. Я блаженно потянулась и встала из-за с каждой минутой все больше напоминающего мне инквизиторские камеры стола. Решила напомнить о сказанных чуть раньше словах: - Помнится, кто-то обещал мне подарок? - Ах да, Ирочка, детка… Но боюсь, что, получив желаемое, ты покинешь мой дом, полный пыли и воспоминаний… А у меня так давно не было таких занимательных гостей - помнится, пару десятков лет назад заходила Марина, но она так спешила… Не важно. Радует, что вы избавлены от дурацкого пиетета перед моим возрастом и именем… - Обещаю прибывать в гости к вам, немощному и убеленному сединами старцу, по мере моих скромных сил и возможностей… Люблю, понимаете ли, посплетничать с легендарными героями. Даже отрицательными, - я улыбнулась одними глазами. Зеленые черти в них плясали кто джигу, кто лезгинку, кто их там разберет… На этот раз лицо Иуды не осветилось уже привычной и знакомой мне усмешкой. Он тяжело поднялся со своего места и подошел ко мне. Сказал что-то тихо, я так и не смогла разобрать слов… - Что, простите? Я не слышала… - Иисус тоже когда-то так говорил, детка… Обещал, помнится, навещать, да вот дела закрутили… Да и бизнесу вредно вместе на людях появляться… Во рту у меня, под самым краем очень вовремя прикушенного языка, разлилась непрошенная горечь. Я сглотнула и посмотрела на Иуду по-настоящему. Первый раз за все время нашего знакомства - вглубь, за черные зрачки, обрамленные янтарем, позволив себе утонуть в коньяке многолетней выдержки, за ехидную усмешку… Все бы отдала, чтобы научиться самой так усмехаться! Теперь он виделся мне старым, бесконечно старым - куда как старше своих двух тысяч лет и еле скрипящего дворецкого Бэрримора, и, если уж на то пошло, куда старше этого мира со всеми его праведниками и грешниками, давно наплевавшими и на ад, и на рай… Я не сдержалась, заплакала. От жалости - к себе, так и не сумевшей при жизни стать взрослой и мудрой. - Сначала, деточка, я верну тебе то, что взял у тебя, - он протянул мне на раскрытых ладонях маленькую шапочку, Элизин подарок. Я потянула за ней руку и вскрикнула от неожиданности - укололась? На пальце выступила большая ярко-алая капля, похожая на заблудившуюся божью коровку. Я машинально сунула палец в рот, слизнула кровь, и ее солоновато-сладкий вкус привел меня в чувство. Укололась?! Элиза что, иголку в шапочке забыла? Сумасшедшая! На раскрытых ладонях Иуды лежал венок, неумело сплетенный из усеянных шипами веток. Что-то, очень похожее на шиповник. - Терновый венец, - усмехнулась я. - Мне-то он зачем? - Это всего лишь ключ к тому выход, что подарила тебе Элиза, девочка… Его истинная суть. Но ты не Иисус, и даже не Мария-Магдалена, так что вряд ли тебе подойдет это лекарство, каким бы горьким оно не было, Ирин… Ты любишь этот мирок со всеми его недостатками тебе тут хорошо, уютно, ты не собираешься никого спасать и искупать чьи-то грехи, вот и все… И выход отсюда ты ищешь только потому, что боишься сломать местные традиции, тебе кажется, что стоит перестать пытаться найти его, и весь столь дорогой тебе городок рухнет в тартарары. Я покорно взяла из рук Иуды шапочку, уже забывшую, что мгновение назад она была терновым венцом. Надела на взъерошенные волосы, отерла с щек очень холодные и почти наверняка очень соленые слезы. - Запомни, Ирин, только ты придумываешь Правила Игры… Ходи по доске так, как тебе заблагорассудится… Я еще раз вытерла слезы. Детским, неуверенным жестом. - Вы правы. Я не хочу никуда отсюда уходить - я слишком долго сюда шла… - Вот и умница. Смотри не свались за край доски… А я всегда прав, мне не даром очень-очень много лет… Он растерянно вытер мою щеку с вновь набежавшими слезами, потом обнял меня - почти отеческим жестом, и я, вжавшись щекой в его грудь и шурша ресницами по рубашке, заревела уже по-настоящему. Только плечи вздрагивали под чужой рукой. Осмелилась бы я так разреветься при Ларсе? - Жаль, что я не встретила вас в другом месте и в другое время… - Мы, кажется, переходили на ты? - Жаль, что я не встретила тебя… - Ему виднее… Может и встретила, а, Ириш? Просто - не узнала? Но не важно… А теперь мой подарок, девочка… Он отстранил мне и протянул ладони. Пустые? Нет. В них лежал не венок из терний, а ярко-алое яблоко. Сочное, готовое вот-вот лопнуть от переполнявшей его жизни, нежное, как поцелуй… Яблоко, которое очень хотелось надкусить. - То самое? Я взяла странный подарок. На ощупь плод был мягким, чуть бархатистым, восковая кожица слегка приминалась под пальцами. «Глостер» - вспомнилось мне название сорта… Нет, не глостер, но что-то очень похожее… Яблоко пахло корицей, полынью, миндалем (цианистым калием) и немного Ларсом. Чем угодно, только не банальным яблоком. - Что ты, деточка… То самое сгнило много тысячелетий назад… Но могу порадовать - из того самого сада. И даже с потомка того самого дерева… Я задумчиво посмотрела на плод. Оно мне надо - яблока с Древа познания Добра и Зла? Ай да Иуда, ай да сукин сын, а еще утверждал, что у него с Люцифером ничего общего нет… Может, оставить подарочек дарителю? Бойтесь данайцев… - Возьми. Съешь, когда будешь готова… А сейчас тебе пора, Кэт и Ларс уже весь город на уши подняли… И кто в наш просвещенный век слушает старушку-Кассандру? Я покрепче сжала яблоко… В ладони оно лежало подозрительно удобно. - А я надеялась, что вы… что ты, как добрый джинн, исполнишь минимум три моих желания. А вместо этого - вульгарное пособие на тему «Что такое хорошо и что такое плохо»… - Эту тему, крошка сын, ты и сама хорошо выучила. Яблоко не поможет тебе понять мир, только себя саму… А свои желания, леди демиург, вполне можете исполнять самостоятельно… только будь уверена в том, чего же именно ты хочешь. - Если идти, то обязательно придешь куда-нибудь… Иногда я по-настоящему боюсь твоей улыбки, чеширский кот… - И правильно делаешь… Я крепко зажмурилась и загадала, чтобы в этом мире ничего не менялось, Ни я, ни Ксения, ни Ларс, ни Иуда… - Глупое желание, девочка… Но я ничего не могу с ним поделать… Прощай, Ирина. Я встала на цыпочки, чтобы на равных взглянуть в его немыслимые, пряные глаза. В них танцевали солнечные искорки, показавшиеся мне странно знакомыми. - До свиданья, Иуда… - я поцеловала его в гладко выбритую щеку. - Нет, Ириш, все-таки - прощай, поверь моему многовековому опыту. Он сам проводил меня до двери, и стоял в проеме, пока я спускалась с крыльца… На последней ступеньке я оглянулась… - Знаешь, что? Жениться тебе надо… - Я подумаю над твоим предложением… Шагов через сто я обернулась еще раз. Иуда все так же стоял в дверях, но смотрел не мне в след, а в небо. И улыбался. Яблоко нестерпимо жгло мне руку. 49 день от п.р. Жена в родовых муках А все-таки мужчины - странные существа, кардинально отличающиеся от нас… Обновку, подаренную Элизой, Ларс заметил только на сороковой день после знаменательно встречи с Иудой. Будь этот чья-то душа, уже успела бы отправиться восвояси по своим делам и раствориться в бесконечных просторах вселенной… Впрочем, куда больше отсутствия расспросов о шапочке меня удивлял заговор молчания вокруг того факта, что я пропала почти на сутки, что в нашем маленьком городке почти невероятно. И Ларс, и Кэт словно боялись спрашивать, где я была и что видела, боялись, что я своим ответом спугну робкие ростки надежды, еще теплившиеся в их леденеющих глазах. - Симпатичная шапочка, кстати… Где взяла? Ну вот, сама напросилась… Я заинтересованно посмотрела на Ларса - уж больно захотелось усмехнуться в иудином стиле и прокомментировать идиотский вопрос старым анекдотом про мужскую наблюдательность и выщипанные брови. Сдержалась… - Купила по твоей кредитке на последнем показе коллекции прет-а-порте от Дольче и Габбана… На понравившееся мне платье твоего кредита не хватило… - Ирин, ну ты хоть иногда бываешь серьезной? Кто из нас, говорите, ребенок? Правда, кактусы столетиями живут и все равно колются…Пока из них текиллу не сделают. - Довольно редко. Комету Галлея в небесах над нашей бренной планетой можно наблюдать куда чаще… Шапочку мне подарила одна