— Борис Игнатьевич… Вот объясните… Раз уж вы следили тогда за мной в электричке… Вы помните, что сказал Валера об Иисусе? За что получил по физиономии? А вот вы… Вы что об этом скажете? О его словах?
Старик в чёрном кожаном кресле молчал долго. А ответил — коротко.
— Без комментариев. Легенды такие действительно среди Иных ходили, а уж насколько им доверять… Иные живут долго. Очень долго. Но сейчас на Земле нет ни одного Иного, своими глазами видевшего Христа. Значит, всё это — вопрос веры.
Дмитрий кивнул и вышел из кабинета. Выпрашивать автотранспорт у секретарши он не стал. На метро доедет, не развалится…
14
Аня отговорила его ехать первой электричкой. Ну, не успеет к ранней литургии, так успеет к поздней. А надо же ему хоть немного выспаться, после всех переживаний.
Самой ей тоже не мешало бы отоспаться, но куда там! Она прочно прописалась в больнице, не отходила от Сашки. Объективной нужды не было, функции коры восстановились полностью, стопроцентно. Лариса Викторовна сперва всё поговаривала о научной публикации — неслыханно, сенсационно. Но потом осознала а о чём писать-то? Никаких новых методик не применялось. Просто разрушенный мозг вдруг оказался здоров. Ни с того ни с сего. Засмеют коллеги. Чудо Господне к диссертации не подошьёшь.
Оставались, конечно, переломы. Но это, по словам врачей, был вопрос даже не месяцев — недель.
Дмитрию не пришлось ничего доказывать жене — та сама велела ему завтра же ехать в Лавру. Приложиться к раке преподобного Сергия, помолиться, поблагодарить Господа за чудесное исцеление.
— И Татьяне сегодня же позвони, пускай батюшке передаст! Это ж такое чудо… мы оба недостойны его.
В последнем Дмитрий нисколько не сомневался. Насчёт себя так уж точно.
…На Ярославском вокзале было людно, шумно, суетливо. Подходил к концу дачный сезон — и горожане стремились доделать бесконечные садовые дела. Даже хмурое небо, намекавшее на скорый дождь, никого не пугало. Москвичам ли шарахаться от капризов погоды?
В каждую кассу стояла изрядная толпища, и двигались очереди в темпе медленного танца. Дмитрий уж всерьёз прикидывал, а успеет ли он на отходящую через десять минут Александровскую электричку, как откуда-то спереди его окликнули:
— Дмитрий Александрович! Здравствуйте.
Он машинально шагнул вперёд на голос — и тут же очередь сзади плотно сомкнулась. Теперь если что — «вас тут не стояло, мужчина».
— Дмитрий Александрович! Вы тоже куда-то едете?
Максим Ткачёв стоял почти у самого окошка кассы. В синей джинсовой куртке, с маленьким рюкзачком на плече. Очень обрадованный встрече.
— Доброе утро, Максим!
— Вам куда билет брать? — деловито спросил мальчик. — Давайте деньги.
Стоявшая за ним старуха высказалась в пространство, что вот, мол, всякие там норовят по блату влезть без очереди, а электрички у всех уходят. На что Максим, повернувшись к скандальной бабке, совершенно спокойно ответил:
— Ну как же вы не понимаете? Ведь это же мой классный руководитель!
Оказалось, им на одну и ту же электричку. Максим ехал до конца, до Александрова.
— У меня там бабушка живёт, — пояснил он, когда они вышли через турникеты на платформу. — Вот я и еду…
Вид у него почему-то был не особо весёлый.
— А нам сказали, что вы болеете, — сообщил Максим в тамбуре. Только туда и удалось войти — вагон был набит под завязку. — У нас алгебру Наталья Афанасьевна замещает. А геометрию пока никто. А вы когда вернётесь?
— Да завтра уже выйду, — сказал Дмитрий. — У меня тут, понимаешь, проблемы были. Сын попал в аварию, несколько дней в реанимации. Но вот вчера дело пошло на поправку. Так что с завтрашнего дня продолжу вас мучить графиками парабол.
— А… — махнул рукой Максим. — Параболы мы с Натальей Афанасьевной уже начали. Это нестрашно. А в Сергиев Посад вы зачем?
— В Лавру. Помолиться о выздоровлении Сашки… сына. Поблагодарить Бога, что помог. Ведь вчера утром уже всё казалось безнадёжным. И только в самый последний момент… Так что обязательно надо съездить.
— Я понимаю, — согласился Максим. — Я хоть в Бога и не верю, но вы правильно едете. — Он помолчал и вдруг добавил глухо: — А я вот не знаю, правильно ли еду.
Веяло от его тона чем-то промозглым, скучным. Как мокрая серость за окном.
— Что-то случилось? — осторожно спросил Дмитрий.
Максим помолчал. Видимо, решал, стоит ли рассказывать.
— Я с мамой поссорился, — наконец сообщил он, глядя в заплёванный пол. — Ну и решил уехать к бабушке пока… чтобы она поняла, что я не просто так… что это серьёзно.
Вот это номер! Максим, доселе казавшийся не по годам спокойным и рассудительным, вдруг выкинул фортель!
— Причина серьёзная? — Дмитрий чувствовал, что серьёзная. Не стал бы Максим устраивать такое по пустякам.
— Понимаете, — вздохнул Максим, — у мамы последнее время всё хуже и хуже было на работе. Она же на телевидении работает, выпускающим редактором. Ну вот, их телеканал кто-то сейчас перекупил… там какой-то контрольный пакет акций, которые считали по одному, а теперь оказывается, что надо было по-другому. Был какой-то суд… В общем, им уже два месяца зарплату не платят и вообще обещают всех поувольнять, а потом взять на контракты. Но не всех, а некоторых… Маме, наверное, не светит.
— Да, ситуация понятная, — кивнул Дмитрий. — Но какая связь? Ты-то тут при чём?
— А вы не дослушали, — мягко упрекнул Максим. — В пятницу маме позвонил один её знакомый с питерского телевидения. И предложил работу, там, в Питере. Там у них новая программа открывается, «Второй взгляд». В смысле, что на первый взгляд всем кажется одно, а на второй… Короче, её зовут туда ведущей. И обещают всякие перспективы…
— Так это же хорошо!
— Кому как, — Максим упрямо качнул вихрастой головой. — Это ж значит, надо переезжать туда, в Питер. Продавать здесь квартиру, покупать там и ехать. На всю жизнь. А я не хочу. У меня тут друзей полно, и по старой школе, и… — он замолчал, поморщился, словно прислушиваясь к дёргающей боли в зубе. — Я не хочу всё это бросать. Тут всё своё, а там чужой город. Чужие люди. И ещё неизвестно, как там сложится мамина карьера, — приплюсовал он взрослый аргумент. — Может, и там всё развалится, но в Москву уже не вернёшься… представьте, снова продавать квартиру… а тут ведь они гораздо дороже. А мама ведь и здесь могла бы работу найти. Просто ей очень захотелось в этот «второй взгляд». Она увлекающаяся натура…
Дмитрий едва сдержал улыбку. Сказать, что Максим нетипичный подросток — это ничего не сказать.
— Послушай, — стараясь изгнать из своего голоса педагогические нотки, начал он. — Я тебя понимаю. Но уверен ли ты, что такими вот демаршами сможешь изменить ситуацию? Ну, приедешь ты к бабушке. Она, кстати, знает, что ты едешь?
— Нет, — сознался Максим. — У них там до сих пор телефон не провели. Она же на окраине живёт, в деревянном доме. Считается, что город, но на самом деле это посёлок.
— Ну вот, — кивнул Дмитрий. — Значит, когда ты внезапно к ней заявишься, она испугается, перенервничает. Пожилой человек всё-таки, надо бы поаккуратнее. У меня вон тёща, когда с Сашкой беда случилась, тоже слегла. Сердце… Ну хорошо, допустим, с этим всё будет в порядке. Но вот мама… она, кстати, в курсе, куда ты собрался?
— Я ей записку оставил. Она сегодня очень рано ушла на работу. У неё ж выходные — самое горячее время.
— Ну вот вернётся она, прочтёт записку — и что? Огорчится — несомненно. Поедет за тобой — и ёжику понятно. Но вот отменит ли она своё решение? Наверняка это не от неё одной зависит, она, быть может, уже сделала какие-то шаги…
— Да какие там шаги! — дёрнул плечом Максим. — Всего ж два дня прошло. Ещё не поздно передумать. Она хотя бы поймёт, насколько это для меня серьёзно. Я ж никогда раньше так не делал. Вы, наверное, скажете, что это шантаж? Может, и шантаж. А если другого пути нет? Я весь день вчера её убеждал. Но она, по-моему, думает, что я ещё маленький, что это типичная детская реакция. Что через пару дней я успокоюсь, смирюсь. А я ведь не успокоюсь! Ну нельзя мне уезжать из Москвы, понимаете? Ну, есть причины! — выпалил он.