И он даже не удивился, когда ощутил жар во всём теле. Радужное пламя выплеснулось из него острой волной. Из каждой клетки, из каждого нерва. Было почти так же, как и вчера, в больнице. Только на сей раз пламя обжигало. Пламя пожирало его плоть, рождая чудовищную, немыслимую больно. Может, он и кричал всё равно здесь не слышны звуки. Но боль нужна — он понимал это не только умом, но чем-то глубже. Самой своей сутью. Той, где разделяются душа и дух. Куда проникает лишь Слово…
Пламя менялось — оно с каждой секундой становилось всё ярче, и цвета радуги перетекали друг в друга, всё быстрее и быстрее — пока не слились в один, ослепительно белый. «Как на земле белильщик не может выбелить» — всплыло вдруг в мозгу. Всплыло — и пропало, потому что пламя разделилось на две струи. И обе они потекли вперёд, к Максиму и вампирам. Мгновение — и белый огонь уже обхватил всех троих. Жарко вспыхнул.
Дмитрий в ужасе зажмурился — но не увидел тьмы. Пламя было и в нём, пламя выжигало его и снаружи, и изнутри. Белое, словно сотканное из молний сияние стояло перед глазами. И всё это снова и снова рождалось в нём — ужас, восторг, а главное — немыслимая, невозможная, опровергающая все законы и правила надежда.
А потом это кончилось. Пламя исчезло, сбитое, должно быть, дождём, который всё лупил и лупил — яростно, самозабвенно, выплёскивая не растраченный за «бабье лето» запас. Грохотало вверху, а внизу было холодно и мокро. И весьма грязно.
Оказалось, он лежал навзничь, уткнувшись лицом в колючие кусты. Не малина то была, выходит, а ежевика. Даже оставались кое-где перезрелые, сморщенные ягоды.
Дмитрий, кряхтя, поднялся на колени, а потом, помогая себе руками, встал на ноги. Огляделся.
Максим лежал неподалеку, возле огромной, в три обхвата, ёлки. Из-под её корней пахло прелой листвой и грибами.
— Ты как, жив? — кинулся он к мальчишке, перевернул на спину. С ужасом, ожидая самого худшего, приложил ухо к груди.
Стучало. Ритмично, уверенно — хоть в космос запускай.
Дмитрий приподнял пацана за плечи, прислонил спиной к еловой коре.
— Спасибо, — прошептал Максим и открыл глаза. — А что случилось, Дмитрий Александрович?
— Ты… ты ничего не помнишь? — поразился Дмитрий.
Максим не стал отвечать. С трудом поднялся на ноги, заозирался, выискивая свой рюкзак.
Тот обнаружился почему-то в стороне от тропинки, метрах в десяти. Там же валялись и сумка Дмитрия, и чёрный «семейный» зонт. Последний был безнадёжно сломан. Спицы все сдавлены, перекручены, некоторые и лопнули. Словно на нём танцевало стадо буйволов.
— Да зачем он теперь? — махнул рукой Дмитрий. — Всё равно мы оба пропитались водой насквозь.
— Ага, — кивнул Максим. — И книжка промокла. Как я и боялся.
— Книжка… — словно эхо, повторил Дмитрий. — Надо же, книжка…
— Скажите, — спросил Максим, — а вам не кажется, что… ну, в общем, как-то не так? Что-то такое… ну, случилось, что ли…
Дмитрий усмехнулся. Случилось… Да уж, случилось многое. Он опустил глаза, нашёл свою тень. И что? Тень как тень, обычная, едва различимая — солнце-то облаками скрыто. Зачем-то — уже не думая о магии, о грехе, о соблазне, он потянул её на себя. Попытался. Не вышло. Не слушалась тень, да и как она могла слушаться? Ведь что есть тень? Всего лишь нехватка света.
— Дмитрий Александрович, — напомнил сзади Максим, — мы как? К шоссе пойдём или назад, к электричке? Если она ещё там…
— Ты хочешь назад? — усмехнулся Дмитрий. — Ну вот и я тоже. Пошли на автобус… Вот ведь лупит, дождина зверский. Дай мне Бог не простыть. Надо же завтра в гимназию. Да и тебе… если, конечно, ты всё ещё собираешься в Александров.
— Теперь-то уж зачем? — вздохнул Максим и вдруг, поддев ботинком еловую шишку, зафутболил её метров на пять. — Вот так вот, Дмитрий Александрович.
Странная в этом году была осень. Дожди и грозы возникали посреди сухого тепла — без всякого, надо сказать, объявления циклона. И столь же внезапно исчезали, к недоумению метеорологов.
Вот и понедельник начался небесной синевой, солнечными бликами и суетливым птичьим базаром. О вчерашней грозе напоминали только внушительные лужи. «За день выпала полумесячная норма осадков», — поведала дикторша по радио.
Дмитрий, вопреки своим опасениям, не разболелся. Горячий душ, чай с малиной — и можно приступать к трудовым подвигам. Навстречу которым и катил сейчас в двадцать втором троллейбусе.
Вчера, ясное дело, ни в какую Лавру уже не поехали. Насквозь мокрого пацана пришлось везти домой. Вдобавок выяснилось, что у Максима ещё и слабые лёгкие. И пневмония у него — частая гостья. Когда они выбрались на шоссе, Максима уже колотил озноб, а из носу текло. Он вообще вёл себя странно — словно после лёгкой контузии. Что неудивительно. После вампирьих когтей могло чего и похуже случиться.
Автобуса они так и не дождались — поймали частника. Неразговорчивый пенсионер на затрапезного вида «Запорожце» довёз их прямо до дома Максима оказалось, по пути. И запросил всего полторы сотни. Есть ещё на свете альтруисты…
— Не занято, Дмитрий?
Сидевший слева угреватый парень с плеером куда-то испарился. Вместо него обнаружился собственной персоной Борис Игнатьевич. В светло-сером костюме, при галстуке. Средней руки бизнесмен, собравшийся на деловую встречу. А почему на троллейбусе — так, наверное, иномарка его сломалась. Случается.
— Доброе утро, — поздоровался Дмитрий. — На работу торопитесь? Равновесие плечом подпирать?
Его неудержимо тянуло на колкости. Словно он ёжик, которому всё понятно. Ёжик, ощетинившийся своими иголками перед амурским тигром.
— Нам поговорить бы надо, — предложил тигр. — Снять, если можно так выразиться, точки с «ё».
Дмитрий пожал плечами.
— Прямо сейчас? А успеем? Мне ведь через три остановки выходить, на «Семеновской».
— Вполне, — кивнул Борис Игнатьевич. — Время — это штука сложная. Растянуть глобально, пожалуй, не получится, а вот в нашем с вами микромасштабе… Оглянитесь вокруг.
И впрямь, было на что посмотреть. Стихли звуки, замерли пассажиры, застыл плотной массой воздух. Зато жизнь за окошком текла в обычном темпе — сновали юркими жуками машины, торопились по делам прохожие, медленно хромала куда-то бродячая собака…
— Это что, Сумрак? — присвистнул Дмитрий. — Непохоже вроде.
— Нет, просто сейчас мы воспринимаем временной поток сразу в двух регистрах, — пояснил шеф Ночного Дозора. — Кстати, вовсе не такая уж экзотическая магия. Воздействие-то идёт лишь на нас, а не на окружающий мир. Ладно, вернёмся к нашим точкам. Во-первых, должен вас поздравить. Получилось! Вы справились!
— Что получилось-то? — сухо спросил Дмитрий. Не нравилось ему разгадывать намёки. — С чем поздравляете?
— С тем, что вы больше не Иной. Вы теперь обычный человек. Без малейших задатков Иного. Ваша мечта сбылась.
Дмитрий поспешно вдохнул холодный утренний воздух.
— Видите ли, — продолжал Борис Игнатьевич, — среди Иных тоже есть некая специализация. Одним лучше удаётся целительство, другим — предвидение, третьим боевая магия. Но бывают иногда и весьма экзотические варианты. Кто-то способен смещать глобальные вероятности исторических процессов, кто-то проникает мыслью в другие миры… А совсем уж редко — появляются такие, как вы. Уникумы. Ваш случай — пятый за всю историю Иных… По крайней мере, за всю записанную историю… Вы сами-то ещё не догадались, в чём ваш дар? Бывший дар, — тут же поправился он.
— Ну… — задумался Дмитрий. — Тёмные говорили, будто у меня сила какая-то исполинская… Врали?
— Ну, — улыбнулся Борис Игнатьевич, — Валерий Огородников и впрямь так считал. Так его проинструктировали. А вот господин Завулон — тот почти с самого начала знал правду. Хотя я всё-таки догадался раньше… Вы, Дмитрий, способны превращать Иных в обычных людей. Полностью лишать их всякого магического дара. У вас это получалось непроизвольно, но, если бы вами заняться… А… — махнул он рукой. — Сперва, признаюсь, я на это надеялся. Представляете, как бы мы сместили равновесие! Сколько гадостей, подлостей можно предотвратить! Просто лишив силы наиболее опасных Тёмных…