— То есть вам не стыдно, — подытожил Дмитрий. — Ладно, не стану читать моралей. Действительно, смешно. Только почему же Светлый Максим не воздействовал своими способностями на маму? Не отвратил её от питерского варианта?
Борис Игнатьевич взглянул на него с укором.
— Кто-то только что талдычил о морали. Вот вы бы смогли «погладить мозги» вашей жене? Магией подчинить её волю? Даже если отбросить в сторону ваши православные запреты? То же самое и Максим. Есть вещи, между близкими людьми недопустимые. Поймите — Максим лишь у нас в Дозоре был Иным, а в жизни — обычным мальчиком четырнадцати лет.
— Ну, так уж и обычным, — улыбнулся Дмитрий. И тут до него дошло. — Был? Вы сказали «был»? Что это значит?!
— Могли бы и сами догадаться, — проворчал Борис Игнатьевич. — Хотя где уж там… Это и для меня было неожиданностью. Видите ли, раньше считалось, что Лишатель действует энергией своего гнева. Что он должен ненавидеть «объект». Все зафиксированные случаи именно таковы. Но у вас оказалось иначе. Вы лишили Максима способностей Иного. И лишили силой своей любви. Своим стремлением спасти, защитить. Внесли, можно сказать, вклад в науку об Иных…
— Так теперь Максим? — Дмитрий не договорил.
— Да, самый обычный подросток. Самый обычный человек, и больше ему уже никогда не стать Иным.
— Жалеете об этом? — усмехнулся Дмитрий. — Лишились ценного кадра?
Борис Игнатьевич на подначку не повёлся.
— Мне жалко мальчика… он так хотел работать в Дозоре… так мечтал сражаться со злом, спасать людей… Но, говоря откровенно, маг из него очень слабенький. При самом благоприятном раскладе он никогда бы не поднялся выше пятого уровня. С деловой точки зрения — невелика потеря. А с человеческой… Да не ухмыляйтесь вы, ничто человеческое Иным не чуждо… Так вот, мне его жалко. Я действительно чувствую некоторую вину. Я искренне был уверен, что уж Максиму-то ваше воздействие не страшно. Я поставил ему защиту… тонкую, филигранную. Завулон, конечно, её видел… а вот вампиры не заметили. Более того, они даже Иного в нём не разглядели, защита временно заблокировала его ауру…
— Кстати, а что вампиры? — поинтересовался Дмитрий. — Тоже теперь стали обычными людьми?
— С вампирами сложнее. На них Лишатели не действуют. Это ведь особый случай Иных… особого рода магия… особенно если вампир рождается в семье вампира… Нет уже этих двоих, Дима. Сожгли вы их своей силой. Элементарно сожгли, как в самом обычном магическом поединке. И не осталось от них ничего. Ни души, ни тела, ни пепла.
— Ясно… — Дмитрий отвернулся к окну. Там мелькали машины, там стеклянный глаз светофора переменился с красного на зелёный. — Скажите лучше, Борис Игнатьевич, теперь-то вы оставите меня в покое?
— Теперь оставлю. — Тон его собеседника стал официален. — Ночной Дозор более никак не заинтересован в сотрудничестве с вами, не видит в вас никакой опасности. Думаю, что и Тёмным вы теперь без надобности.
Борис Игнатьевич хотел было сказать что-то ещё — но остановился. Помолчал. Поглядел на Дмитрия странно — то ли с затаённой жалостью, то ли с удивлением.
— Также решено оставить вам память обо всём, — сообщил он сухо. — Обычным людям, если они соприкоснулись с Иными, мы удаляем ненужные воспоминания. Но в данном случае… Что было, то было. Вы уже не Иной. Но вы были Иным. И никуда вам от этого не деться. Это уже часть вас. Кстати, это и Максима касается. Он тоже будет всё помнить.
Борис Игнатьевич вновь помолчал, потом начал медленно, по-стариковски, подниматься.
— Однако мне пора выходить. Прощайте, Дмитрий Александрович. Больше мы с вами не увидимся.
Он сделал непонятный жест ладонью — и тут же в салон троллейбуса вернулись звуки, зашевелилось человеческое стадо. Внутреннее время выровнялось с наружным.
Шеф Ночного Дозора не стал таять в воздухе, не выпорхнул в открытую форточку, обернувшись сизым голубем. Протискиваясь между спинами, он направился к дверям. Сейчас же вместо него на сидение опустилась бабка с сумкой-тележкой. Неодобрительно покосилась на Дмитрия — виноват уже тем, что молодой — и стала поудобнее устраивать свою поклажу.
Если не будет у метро выходить — как же остальные? Прыгать через её перегородившую салон сумку на колёсиках?
Дмитрий улыбнулся. Тут, понимаешь, великие дела, судьбы человечества, Тёмные, Светлые, Договор — и вдруг какая-то бабка вклинивается в мысли. Хотя… бабка в своём праве. Пора ему возвращаться в обычную жизнь — с её вечной чересполосицей, проверкой контрольных тетрадей и Сашкиным конструктором, с удивительно вкусной Аниной стряпнёй и тягостными визитами к стоматологу… С воскресными службами и регулярными исповедями. На которых уже не придётся каяться в том, что ты — Иной. Слабый, грешный, ленивый… но, слава Тебе, Господи — человек. Всего лишь человек. Прозорлив старец Сергий, верно сказал не навсегда ему дано это бремя. Кстати, надо бы съездить к батюшке, рассказать, чем дело кончилось.
Но это — разве что в осенние каникулы, раньше никак не выйдет.