Колеса Мясорубки все еще скрежетали у него в мозгу. Он еще вздрагивал от шорохов и слов, но держался с гордостью.
– Ты слушай, что тебе говорят.
– Теперь ты меня слушай, я в семье главный! - сказал Тринадцатый.
Первая отвесила ему оплеуху и тем на время погасила конфликт.
– Раздевайся, это твой долг.
Мальчик подчинился.
Нажимом кнопки она вызвала врача и врач произвел небольшую и почти безболезненную операцию на обоих новобрачных - взял нужный генетический материал. Оставалось только ждать.
– Сыграем в Трек, - предложила Певая.
– А ты меня научи, я люблю учиться, - ответил мальчик.
Процедура оплодотворения слегка затянулась; они успели сыграть три партии в Трек, причем две мальчик выиграл. Наконец вошел Дрейк, его лицо было радостным.
– Работает, - сказал он.
– Мы можем посмотреть?
– Да, конечно.
Первая накинула на мальчика халат, а сама, не одеваясь, а только вставив худые лапки в тапочки, пошла за Дрейком.
Они прошли несколько комнат, коридор, длинный коридор с металлическими дверьми во множестве вдоль стен; коридор освещался неизвестно откуда, здесь воздух светился так же, как он светится в подземных тоннеллях. Пройдя несколько процедур опознавания, вошли в нужную дверь. Оказались в лаборатории.
– Все прекрасно, - сказал Дрейк, - мы размножили уже триста копий. Можете посмотреть на одну из них.
Он настроил микроскоп и Первая вместе с мальчиком смотрели в трубку (микроскоп был с несколькими трубками). Смотрели на то, как начинает формироваться зародыш их ребенка. Делящиеся клетки были похожи на мыльные пузырьки в пене, с той только разницей, что мыльные пузырьки лопаются и исчезают, а тут они появляются и не лопаются.
– Мне кажется, я счастлив, - сказал мальчик совершенно серьено. Несерьезно он говорить не умел.
87
Орвелл собрал всех в небольшом зале, который был на первом этаже здания.
Он пригласил и двух роботов, но два робота удалились в уголок и стали молча играть в шахматы - молча, потому что они использовали радиоволны. Им не было дела до общих проблем, они понимали только приказы. У одного из роботов было сильно повреждено лицо, кажется у Второго. Что это с ним? - подумал Орвелл.
– Я собрал вас всех, - сказал он, - для того, чтобы понять, чтобы узнать, что же все таки с нами происходит. Что случилось? Почему мы, представители высшей и, может быть, единственной расы во Вселенной, почему мы уничтожаем друг друга? Может быть, это влияние этой ужасной планеты?
Он осекся, взглянув на роботов, пристально глядящих в глаза друг дуру. Они играют в шахматы. Игра в шахматы. Шахматные фигурки с лицами людей ходят по очереди и каждая норовит кого-то убить.
– Но мы ведь не шахматные фигурки? - продолжил он.
– Знаете что? - сказал Норман, ведь и на Земле мы тоже здорово уничтожали друг друга. Что же тут удивительного?
– Но ведь не настолько же, чтобы убивать вот так… Правильно, когда-то кого-то на Земле убивали, когда-то шли громадные войны, но теперь казнят только преступников, пусть даже не всегда осуждают их верно, но в основном преступников. Времена массовых убийств прошли. Больших войн не было уже полтора столетия, а мелкие почти не отражаются на численности населения. Уже полтора столетия на троны не сажают изуверов, уже полтора столетия никто не вырезает целые народы ради отвлеченных идей.
– Но ведь тысячи лет люди только и делали, что убивали друг друга, - сказал Норман. - Что значит по сравнению с этим сроком полтора столетия? От этого так просто не отмахнешься. Люди только и делали, что создавали машины, которые помогали им убивать друг друга. Если в сочетании слов «прогресс техники убийства» убрать последнее слово, то мало что изменится. А вообще-то, я думаю, что дело не в этом.
– А в чем?
– Дело в нас. В том, что мы все боевые машины - такие же боевые машины, как и эти роботы. Нас учили только одному - драться и убивать. Сейчас мы варимся в собственном соку и обречены вариться до скончания века. Вот поэтому каждый делает то, на что он единственно способен - убивает. Мы здесь как крысы в тесной бочке, которые сьедают друг друга не от голода, а от тесноты, от того, что у них слишком острые зубы. Нас ведь с молодых лет учили вести войну и мы вели ее не прекращая. Вот мы и не можем остановиться.
– Я человек, а не машина или крыса.
– Вы, капитан, - это другое дело. Но вы вообще немножко не от мира сего. А в этом мире есть вещи, которых вы не замечаете, потому что привыкли смотреть на звезды, а не на пыль под ногами. Каждая вторая погибшая экспедиция погибла тем же способом, что и наша.
– Это неправда.
– Правда. Я ведь наблюдатель, я знаю больше. Я могу перечислить десятки примеров. Вы не знаете об этом, потому что вам не следует знать. Например, последний полет в Северную Корону, где исчезли двадцать человек, а четырех успели спасти. Вы думаете, от чего они погибли?
– Они погибли в бою.
– Вот именно, в бою друг с другом. А четверых залечили до смерти в сумасшедшем доме, чтобы они не вздумали об этом рассказать. Ведь всех членов групп специально программируют на драку. Ребята, чем мы занимаемся в свободное время на Земле?
– Я тренируюсь, - сказал Орвелл.
– Я тоже, - сказала Кристи, - но я знаю, что Анжел любил драться насмерть, без правил. Он часто этим хвалился. Он дрался по нескольку раз в месяц, говорил, что для поддержания формы.
– А я, - сказал Морис, - я подрабатываю в ночных патрулях. Мне нравится охота за людьми, я не скрываю этого. Тех людей нужно отлавливать. Если не мы, то кто же?
– И что ты с ними делаешь? - спросил Норман.
– Я ломаю им шеи, они не заслуживают другого обращения.
– А ты?
– Я не собираюсь ни в чем признаваться, - сказал Штрауб. - А вот Икемура убил столько народу, что хватило бы заселить целый городок.
– А где он? - спросил Орвелл, - нас должно быть шестеро.
– Нет, пятеро, - сказал Штрауб.
– Да, здесь пятеро, а где Икемура?
– Насколько я понимаю, его убил Б2, - сказал Штрауб. - Я отдал ему такой приказ.
– Что значит «отдал такой приказ»? Робот не может подчиниться приказу нижестоящего и убить второго человека в экспедиции.
– А моему приказу он подчинился. Значит, у него были веские причины. Я изложу вам позже, даже в отпечатанном виде.
– Я хочу знать, я требую в конце концов! - сказал Орвелл. - Он мой друг.
Что вы с ним сделали?
– Я же сказал, его убил Б2, - ответил Штрауб.
Б2 отвлекся от шахматной партии.
– Первого помощника сьел кузнечик, - сказал робот. - Могу предоставить отчет о происшествии. Должен ли я сделать это сейчас?
Орвелл помолчал.
– Нет, не нужно сейчас, - наконец сказал он, - позже. Но нас осталось пятеро. Давайте попробуем не перебить друг друга совсем. Неужели это так сложно?
Неужели целой планеты мало для пяти человек?
Люди соглашались, кивали, смотрели в стороны и в душе каждый был согласен, но каждый понимал, что из этого ничего не получится. Ведь у каждого есть программы, и эти программы нельзя изменить. И если в них записана заповедь «убий», то все обречены, все, возможно, кроме последнего, кроме самого сильного или хитрого, кроме победителя. Это напоминает Мясорубку, которая устроена так, что не перемалывает последнюю жертву. Только здесь целая планета вместо узкой движущейся полосы. И нет мощных моторов, которые толкают тебя к гибели. Есть только маленькие моторы в сердце каждого и они успешно справляются с этой задачей.
А потом день закончился и наступила ночь.
88
Была примерно полночь. Норман вышел из дома с винтовкой. Кузнечик поднял голову.
– Привет, Кузя, - сказал Норман, - как жизнь?
Кузнечик услышал дружественную интонацию голоса и подумал, что он, пожалуй, не станет есть этого человека сейчас. Да и вообще, совершенно необязательно есть по два человека в день. Людей-то ведь не так уж много. И, к сожалению, они не размножаются. А если размножаются, то очень медленно. Вот если бы можно было их разводить в большом количестве - такая большая ферма, огражденная колючим заборчиком. Что может быть вкуснее человека. И еще самочку найти. Эх, и жизнь пошла - никакой радости. Но и горя мало. Надо экономить. Он был не голоден и в хорошем расположении духа. Если бы он был собакой, он бы повилял хвостом.