— Как думаешь, могли они всучить нам нерешаемую фигню?
— Не знаю, Пат… — рассеянно ответила Диана. — Хотя… нет. Это не логично.
— Просто я волнуюсь, девочка, Ничего, кроме этой лохани, у меня нет.
Вдруг он взорвался:
— Ради какой дури они приперли сюда крейсер? Тупой, вонючий крейсер охренительных размеров?!
Потом он замолчал и не произнес ни слова почти до самой капитанской рубки. И лишь в самом конце пути сказал:
— Ди… Там твоя старая знакомая. Отвлеки ее… Развлеки ее… Лишние минуты… Добсу…
— Ах вот зачем я тебе понадобилась!
Раскин ответил без обиняков:
— Ты хочешь жить? А хочешь жить богато?
Мерзавец был прав на все сто.
В рубке ее ждала Милли. Глаза, не выражающие ничего, кроме спокойного презрения. Губы, обозначившие легкую гримаску досады. И еще мундир с такими знаками различия, ради которых стоило играть в любовь, морочить голову провинциальной дурехе, вербовать ее так, чтоб она сама не сознавала этого, а потом сделать из нее инструмент в секретной операции.
Диане хватило нескольких секунд — понять все это. Отвлекать Милли, развлекать ее… какая чушь! Либо Добс докажет дееспособность биона, либо придется оплачивать услуги крейсера… Не о чем тут говорить. Судьба корабля, экипажа, капитана и самой Дианы решалась не в капитанской рубке, а в восьмом трюме.
Она бегом добралась до восьмого трюма.
И увидела это.
Навигатор Добс поставил контейнер с бионом на пол, лег на него, обнял и похныкивал в манере супруга, уткнувшегося носом в люк жилой кубатуры, за которым злорадная жена через каждые три минуты, с добротной регулярностью, повторяет одну и ту же фразу: “Все равно не пущу, пить меньше надо!”
Диана вслушалась в бубнёж навигатора:
— Ну, извини, сплоховал… принял лишку… больше не буду… выручай… одна на тебя надежда… а я исправлюсь, точно исправлюсь… я… это… вылечусь. Чес-слово.
Машина молчала.
— Чем вы занимаетесь, мистер Добс? Какого… ты, болван, что, совсем мозги в спирту растворил?!
Но самец ее не слышал. Он похотливо поглаживал черные панели контейнера и приговаривал:
— Родная, медовые губки, ну же… прости. Хочешь, я извинюсь ровно сто раз, а? Хочешь… звезду… с неба… все жалованье… до последнего… и ник-когда, ни на одну, даже случайно… ну, разве только попрощаюсь с Полли Брэкстон… и все… и ни под как-ким видом…
Какой-то важный предохранитель сломался в сознании Дианы. Она заорала:
— Т-ты! Самец! Разве так просят прощения у женщин?!
— А? — на миг обернулся навигатор, чтобы через секунду продолжить: — Ну что же ты? Так-то ты меня любишь? А я вот… я вот уж-жасно тебя люблю… ты же знаешь… Ты же вообще меня знаешь, как облу… облупанного… Ты… детка… хочешь, я выйду за тебя зажен? Давай поженимся, милая…
Машина издала мелодичную трель.
© Д.Володихин, 2005
Дмитрий Казаков
ВАЛЬХАЛЛА
В комнате ожидания было светло и пахло пластиком.
— Рядовой Семенов? — Вошедший капитан был выбрит и подтянут. Серые глаза глядели строго.
— Так точно! — Семенов суетливо вскочил, едва не опрокинув стул.
— Контракт подписали?
— Так точно! — Подпись под стандартным договором, по которому Петр Иванович Семенов, двадцати лет, житель Земли, оказывался в распоряжении Военно-Космических Сил Земной Федерации на пятьдесят биологических лет, он поставил полчаса назад, после подробнейшего медосмотра.
— Следуйте за мной. Вам предстоит У-прививка.
Они вышли в длинный светлый коридор, и только тут Семенов осмелился спросить:
— Разрешите вопрос? Что за У-прививка?
— Долго рассказывать. Но хуже тебе от нее не будет, — лениво ответил капитан, распахивая дверь в блистающую белизной лабораторию. — Считай, что она принесет тебе удачу в бою.
— О, — только и смог сказать Семенов.
Когда в основание черепа ему вошел тонкий щуп, он не почувствовал боли, только тело стало вдруг горячим, а краски — яркими до рези в глазах. Семенов опустил веки, а когда поднял, то вокруг все снова было по-прежнему.
— Идемте, рядовой, — сказал капитан. — Транспортный корабль отходит через пятнадцать минут.
На холмистой пыльной равнине, небо над которой было затянуто облаками, царил полумрак и пахло давлеными помидорами.
— Новенькие? — презрительно бросил вышедший из-за корпуса вертолета сержант. — Давай за мной!
Семенов и еще десяток только что прибывших на Тритонию-5 новобранцев уныло побрели за сержантом, загребая пыль тяжелыми ботинками. На учебной базе звездной пехоты их научили стрелять, бросать гранаты и ходить строем, а в головы крепко вбили, что пехотинцы — элита армии, грудью сдерживающая орды гнусных инопланетных монстров.
Неожиданно для себя Семенов бросился ничком на землю. То же сделали все остальные, сержант и вовсе сиганул в какую-то яму. Замешкался лишь один. Что-то тонко свистнуло, и его голова превратилась в кашу из крови и перемолотых костей. Тело мешком брякнулось на землю. Кого-то из новобранцев вырвало.
— Не повезло бедняге. У-прививка не сработала, что ли? — сочувственно хмыкнул сержант, на карачках выползая из укрытия. — Попал под векторное прочесывание на таком расстоянии! V, сволочи…
И сержант показал кулак горизонту, где в клубах пыли что-то ворочалось, ухало и хрипело, словно приступ кашля охватил горный хребет.
— А почему мы все упали? — спросил кто-то.
— …сэр, — пробормотал сержант, внимательно разглядывая свой кулак, бугристый и твердый, как кусок камня.
— А почему мы все упали, сэр? — поправился новобранец.
— У-прививка, которую вам сделали после вербовки, каким-то образом делает ваши тела удачливыми! — ответил сержант. — Удача будет спасать вас в самой безнадежной ситуации, когда ничто иное не поможет. Поможет избежать пуль, мин, снарядов, осколков, лазерных лучей, ядовитых газов…
— Так мы что, стали неуязвимы? — спросил Семенов и поспешно добавил: — Сэр!
— Нет, — покачал головой сержант. — Если это поле зальют напалмом, то твоя удача может состоять в том, чтобы умереть быстро. Если же попадешь в зону Ф-атаки, то удача сделает так, что ты не останешься безмозглым идиотом, а просто сваришься заживо, а под ракетным обстрелом благодаря удаче ты отделаешься легкой раной. Понятно, щенки?
Новобранцы слушали, раскрыв глаза и отвесив челюсти.
— Что встали, сукины дети? — рявкнул сержант. — А ну живо за мной! Шагом марш!
Глаза, если они у Семенова еще остались, не улавливали света, а нос щекотали резкие запахи лекарств.
— Почему вы запретили вводить ему регенератор, профессор? — спросил мягкий голос. Слышал Семенов прекрасно. Уцелевшим левым ухом.
Правое, как и большую часть тела, он потерял на Клар-ке-343. Прочесывая местность, группа Семенова попала на разумное минное поле. В прошитом осколками и струями раскаленного газа пространстве шансов уцелеть почти не было, но Семенов ухитрился это сделать.
— Ему он не нужен, коллега. — Второй голос звучал тверже, с хрипотцой. — Посмотрите на показатели роста массы…
— Не может быть! Он регенерирует сам! Как это возможно?
Зуд окутывал Семенова жалящим одеялом, но сильнее всего чесалось на спине и там, где должна была быть правая нога. С ней что-то было не так, но что именно — никак не удавалось понять.
— Гляньте на вшитый таймер, — сказал второй голос. — На нем почти сорок лет. Этот раненый из тех, кто прошел первую войну на Тритонии. Им еще делали У-прививку.
Семенов попытался пошевелить рукой, но не смог.
— У-прививку? Инъекцию удачливости? — В мягком голосе звучал ужас.
— Да, хотя на самом деле это никакая не инъекция. — Хриплый произносил слова медленно, чувствовалось, что ему не очень хочется вспоминать. ~ Без таких солдат мы бы проиграли войну. Но их удачливые тела после знакомства с регенератором неожиданно для нас научились вырабатывать его сами…
Семенов старался понять, о чем они говорят, но не мог. Он хотел пить, внутри тела что-то передвигалось, хрустело, текло, словно там ползали сотни горячих слизней. Сердце билось судорожно, но мощно.