Он сносит мне голову.
Там больше не живут ви-джеи.
Сейчас, спустя неделю, я вспоминаю ту драку. Анализирую тактические ошибки. Прокручиваю запись, скачанную из сети.
Мне кажется, я не совсем человек.
Во мне почти нет человеческого. Жить невыносимо скучно, настоящее растянуто унылыми днями. Даже в крови нет радости.
Тогда, на заводе под Владивостоком, мы умерли оба.
Мне все равно. За прозрачной пеленой паломники сыплются на Шамбалу. Тает деструктивная ухмылка букмекера.
Скачиваю проститутку.
Карина Шаинян
МОЙРА-СПОРТ
Тополевая сережка мохнатой гусеницей скользнула по лицу, оставив пушинку на самом кончике потного носа. Вцепившись в ветви покрепче, Грэг оглушительно чихнул, и в этот момент раздался звонок. Грэг скосил глаза: сквозь ткань нагрудного кармана подмигивал оранжевый огонек официального вызова. Чертыхнувшись, Грэг пристроился в развилке двух толстых веток и вытащил телефон.
— Наши доблестные постовые всегда на посту! Не страшны сержанту штормы, не пугают бури, — весело завопили в трубку, и Грэг выругался. — Не бухти, не бухти, я по делу звоню. Ну и штормит сегодня! У нас, представляешь…
— Я на дереве сижу, — хмуро перебил Грэг.
— Ну извини, — хихикнул Вик. — Я вот чего… Рита Лон-ки — твоя однофамилица?
— Сестра.
— Ох ты ж… Девятый случай инфокомы. Пострадавшая — Рита Лонки, доставлена в седьмую. Она у тебя что, тоже… Эй?
— Да, — медленно ответил Грэг. В зад врезалась ветка, и от налипшего на лицо пуха снова свербило в носу. Лонки оглядел сверху ряд опрятных коттеджей, ровный асфальт улицы, бетонный куб седьмой городской больницы через дорогу, серебристую иглу вероятностного генератора, высящуюся над центром города. Однажды в детстве Грэг довел сестру до слез, хвастаясь экскурсией на башню: теоретически вход туда свободный, а на практике — пускают только горожан с идеальным психопрофилем, слишком велика опасность помех. Грэг оказался единственным в классе… Рита тогда несколько дней дулась на Грэга, мучаясь от зависти и любопытства увидеть генератор ей не светило, несмотря на все сеансы коррекции.
На аккуратном газончике под тополем старуха в невообразимых розовых шортах вглядывалась в густую листву. Вялые губы шевелились. «Кис-кис-кис, Мусенька», — услышал Грэг, очнувшись, и, вывернув шею, посмотрел наверх.
— Грэг! — квакнуло в трубке, и он вздрогнул, чуть не выпустив ветку.
— Я как раз напротив седьмой. Сейчас зайду. Спасибо, что позвонил.
— Ничего, может, обойдется, — ответил Вик. — Ну, штормит! — с неуместным восторгом добавил он и отключился.
Стерев с лица пух, Грэг полез дальше — туда, где в ветвях чернела толстая кошка. «Кис-кис, Мусенька», — слащаво прохрипел он и протянул руку. Проклятая кошка шарахнулась и зашипела. Уперевшись спиной в развилку, Грэг резко выбросил руку и тут же зашипел не хуже Мусеньки — по щеке прошлись острые когти. Кошка заорала, извиваясь. Внизу причитала старушка, и Грэг, держа зверюгу за шкирку, начал торопливо спускаться.
— Будьте осторожны сегодня, — ответил он на сбивчивый поток благодарностей, — слушайте прогноз — сегодня вероятностный фон нестабилен, какие-то неполадки в Кольце, всякое может случиться. — Лицо старушки сделалось испуганным, и Грэг успокаивающе добавил: — Не волнуйтесь, скоро все починят. Просто хорошенько присматривайте за Мусенькой.
Старушка кивнула и хитровато улыбнулась, обирая с кошки тополиный пух. Грэг смотрел, как сухие темные пальцы ловко скручивают невесомые пушинки, и тонкая шелковистая нить подрагивает на еле заметном ветру. Задохнувшись, он вдруг увидел сотни оттенков травы, и бархат кошачьей шкурки, почувствовал, как горят царапины на щеке — Грэг провел по ним пальцами, кровь была горячая и липкая, и мышцы еще не остыли после работы — живые, гибкие мышцы, полные радостной готовности к движению. Он с наслаждением повел плечами и вдруг вспомнил про сестру — как она лежит на больничной койке неподвижной куклой и только веки дрожат от суматошных движений закрытых глаз.
От хорошенькой регистраторши исходили волны молчаливого неодобрения: не уследил, не остановил, а еще брат…
— Мы редко виделись, — выдавил Грэг. Он мялся, искательно заглядывая в окошечко. Хотелось оправдаться, рассказать, что уследить за Риткой — все равно что унести воду в пригоршне…
«Зайцезуб! Зайцезуб!» — Ритка подпрыгивает у забора, разделяющего участки, голосок дрожит от отчаянного восторга от восторга, сетчатая тень на руке, коленка расцарапана веткой ежевики. Сосед с каменным лицом идет к крыльцу, просматривая на ходу газету. Грэг подходит быстро и тихо — и сестра с визгом удирает, потирая попу. «Извините», — бормочет он соседу. Холодная улыбка в ответ. Длинная фигура на пороге. «У меня безупречный психопрофиль и большой вес в городском совете, и я не позволю вашей дочери… буду вынужден обратиться в центр коррекции…» «Отцепись от него, Рита, наш сосед — та еще сволочь», — говорит отец, и мама, перехватив изумленный взгляд Грэга, прикладывает палец к губам. Как может быть сволочью человек с идеальным психопрофилем? Это Ритка — сволочь, одни неприятности от нее… «Мама, она опять…» — «Идеальный полицейский растет». — Грэггордо улыбается в ответ, но лицо у мамы почему-то растерянное и чуть обиженное. Грэг делал вид, что не замечает этого. Он знал, что родителям с Риткой не справиться — что же, будущий инспектор Лонки за ней присмотрит. Он старший. Он знает, что правильно, а что нет.