«Ого, — подумал я, — да это же с борта первых колонистов. Интересно…»
— Клеменс? — спросил Паводников.
— Так меня зовут, — согласился мужик. — Я староста у поселенцев. Здесь остаются все, кто хочет, никого не выгоняем. Я член экспедиции АГАТ-19. Наш челнок-эксплорер приземлился на Гуште сорок один год назад. Вы, наверное, слышали о пропавших ученых, которые должны были сделать первые шаги к освоению этой планеты. Мы их сделали. Только не нужно было сюда соваться, ясно вам?
— Почему? — тут же уточнил Паводников.
— Бражку хотите? — предложил староста, игнорируя вопрос.
Лицо у него было грубое, будто сплеча вырубленное старостью. Глубокие, но немногочисленные морщины нисходили от крыльев носа и кончиков губ. Когда он вдыхал, они слегка расходились в стороны. Из-за этого складывалось ощущение, что Клеменс то и дело наполняется внутренней яростью. Весь облик создавал отталкивающее впечатление, не располагал к разговору.
— Нет, мы при исполнении не пьем, — соврал сержант. — Скажи-ка, дружище… Мы девчонку встретили местную сейчас. Откуда она знает про космические корабли, если родилась и выросла здесь? Не верю, что из твоих поучительных мемуаров.
— Вы, надо полагать, думаете, будто первыми приперлись сюда, чтобы добраться до объекта? — Староста неприятно осклабился.
— Был кто-то до нас? — подозрительно прищурился Паводников.
— За последний год вы — пятая военная экспедиция. Всем захотелось вдруг Стелу пощупать. Американцы были, индусы, китайцы…
— Врешь. Если бы здесь побывали другие, остались бы корабли.
— Мы разбираем их на свои бытовые нужды, а что не пригождается — в Хрустальку швыряем. Так речка местная называется.
— А люди? — не унимался Паводников. — Куда делись те, кто, по твоим словам, прибыл раньше нас?
— Я уже упоминал: все, кто хочет, остаются в поселении.
— А… а кто не хочет?
— Прутся к Стеле. В карантин.
Паводников помолчал, переваривая информацию.
— Куда? — наконец переспросил он.
— В карантинную зону, в центре которой, возле руин первичной базы, находится объект, — терпеливо разъяснил Клеменс. — Стела. Биомеханическая штуковина. Метров десять в высоту. Генерирует апериодические низкочастотные ЭМ-колебания. Происхождение неизвестно, предположительно — представитель местной фауны. Именно она, по всей видимости, заинтересовала ваше командование.
У меня давно на языке вертелся вопрос.
— А почему вы до сих пор не покинули планету на прибывавших кораблях? Или хотя бы не отправили весточку, что живы-здоровы?
— Живы, — как-то странно взглянув на меня, ответил Клеменс. — Но здоровы ли?
— То есть?
— Здесь не все так просто, как вам кажется, уважаемые коллеги. Стела — представитель ноофауны. Разумной жизни…
— Бред! — не сдержался я. — На Гуште нет разумной жизни!
— Бред, говоришь?.. — Клеменс встал со стула и вышел из залы. Через минуту он вернулся с небольшим радиоприемником в руке. — А это тоже бред?
Он нажал на сенсор питания, и из динамика донесся чистый, практически без помех, голос… Я вздрогнул.
Паводников с Давидом уставились на меня дико расширившимися глазами.
«Bellum internecinum… Bellum internecinum… Bellum internecinum…» — повторял голос вновь и вновь.
Мой голос.
— Что здесь происходит? — выдавил через минуту Лопатиков.
— Много чего происходит, — вздохнул староста, выключая приемник. — Уже на протяжении трех лет этот сигнал исходит из эпицентра карантинной зоны. От Стелы. На одной и той же волне.
У меня в голове шумело. Мысли слились в бессвязный поток. В ушах отрывистым тиканьем маятника звучал собственный голос, кажущийся одновременно чужим.
— В карантине не все ладно со временем, — сказал Клеменс. — Там вообще происходят очень странные вещи. Стела видит нас. Видит то, что внутри нашей души, чувствует самые отдаленные ее закоулки, ловит скрытые желания. Вы ведь знаете, что у звезд-гигантов, как правило, не бывает планетных систем? Очень редко можно встретить жизнь на таких планетах. А уж вероятность возникновения жизни разумной — просто мизерна даже в масштабах галактики. Только представьте себе, каким может быть такой разум? Отвергнутый, погибающий, нечеловеческий…
— Что значат слова, которые… мы слышали? — не обратив внимания на философствования старосты, спросил Паводников.