– Что?!. – взревел археолог, едва не с кулаками бросившись на милиционера. – Я продал?! Коллекционеру?! Да я бы этих собирателей своими руками придушил бы! Куркули, мерзавцы! Из-за таких как они – весь вред!
– Отлично! Теперь я слышу истинные речи! Не любите вы этот народ, ох как не любите! И, думается, ради того, чтобы натянуть нос кому-нибудь из особо настырных скупщиков краденых редкостей, готовы пойти на некоторые правонарушения. Например, похитить собственные находки, которые вовсе и не находки, а чистейшей воды подлог.
– Пользуетесь тем, что у вас вооружённая охрана с собаками? Я ведь не посмотрю на собаку, отвечать будете собственной физиономией.
– Хорошо, отвечу. Но сначала вы ответите на некоторые вопросы. Например, что вы скажете, если отпечаток ладони на ящике окажется вашим? Мы ещё не проверяли, но вдруг?..
– Ничего не скажу. Я всегда мою руки после раскопа, благо что речка рядом, но даже если где-то случайно и перемазался, то в лагере мои отпечатки на каждом шагу.
– Очень хорошо. А вот другой момент. В экспедиции вы единственный научный сотрудник со степенью. Все остальные – студенты или попросту случайные люди. Почему так?
– Потому что у экспедиции должен быть один руководитель, иначе у каждого появится своё мнение, где и как копать.
– Очень убедительно. А теперь я скажу, как и зачем вы это подстроили. Венеру, серп, другие ценные находки заранее изготовили. Думаю, на современном оборудовании это нетрудно сделать. Потом подкинули их в раскоп, пользуясь тем, что в экспедиции кроме вас нет ни одного серьёзного специалиста. Студенты, ни о чём не подозревая, выкопали подложные древности. Потом вы их украли сами у себя и собираетесь продать коллекционерам, не столько ради денег, сколько для того, чтобы всучить заведомую подделку ненавистным куркулям. Ну, как, логично?
– Очень... – голос Константина Сергеевича скрежетал, борода топорщилась, и весь он был похож не на научного сотрудника, музейную крысу, а на тех воинов, что шесть тысяч лет назад разбивали полированными топорами головы своим врагам. – Вы не учли одного: тут ещё сколько угодно предметов, найденных в тех же слоях, что и пропавшие вещи. И я уверен, что датировка радиоуглеродным методом покажет их истинный возраст!
– Прежде всего, часть черепков может быть и настоящими. Не бог весть какая редкость. Но главное, результаты анализов так легко подделать. Перед обжигом в глиняную массу добавить щепотку каменноугольной пыли. А ей – миллионы лет. В результате можно состарить свеженький черепок до любого потребного возраста. Поправьте меня, если я не прав.
– Вы романы писать не пробовали? – поинтересовался Константин Сергеевич. – У вас должно хорошо получиться.
– На пенсии непременно попробую. А пока я ещё не на пенсии, я покажу, в чём именно вы прокололись. Всё, что говорилось до этого – лирика и доказательством служить не может. Но один момент вам не оспорить. Отпечатки пальцев! Дело в том, что отпечатки на ящике, оставленные вором и отпечатки пальцев на лепной керамике, которой, по вашим заверениям, шесть тысяч лет, принадлежат одному человеку. И я уверен, что этот человек – вы. В крайнем случае, ваш пособник.
– Чушь, – пробормотал Константин Сергеевич. – Реникса...
– Но факт.
– Не верю! – произнёс Константин Сергеевич и сел на большой камень, вымытый из берега весенним половодьем. – Не знаю, что именно тут не так, но я не верю.
– Хорошо, – согласился следователь. – Давайте поступим следующим образом... Не исключено, что воры ночью захотят забрать остатки добычи. Поэтому мы с сержантом эту ночь собираемся караулить на берегу. Угодно, оставайтесь вместе с нами. Проводник и второй милиционер скажут в лагере, что собака ничего не нашла, а вы поехали вместе со мной в город, давать показания. Далее возможны несколько вариантов. Скорей всего, сюда никто не придёт. Воры, кто бы они ни были, удовлетворились украденным, а то, что здесь валяется, бросили за ненадобностью. В таком случае, мы остаёмся при своих и ждём результатов анализа. Но, кто-нибудь может и появиться. Тогда мы посмотрим, кто это будет. Почему-то мне кажется, что это ваш студент Аркаша. Ящик можно унести только вдвоём, а он единственный, кто и по комплекции и по физической силе годится вам в напарники. Но я буду рад, если ошибусь.
– Ошибётесь, – не оборачиваясь, пообещал археолог.
– И замечательно. Прощения у вас буду просить абсолютно искренне. А скажите, камень, на котором вы сидите, он бы годился в работу доисторическому мастеру?
Константин Сергеевич пересел на песок, огладил валун ладонями. Камень был гладок, медово-жёлтого оттенка и казался полупрозрачным, как и любой хорошо обкатанный голыш.
– Отличный материал, просто отличный. Такие камни высоко ценились. Вы говорите: доисторические времена, и наверняка подразумеваете, что тогда жили дикари. А у них была высочайшая культура: и искусство развито, и торговля. За хорошим кремнем экспедиции снаряжались за сотни километров, или покупали его у соседей. Мамонтовая и моржовая кость доходили до Индии, тропические ракушки каури находят в захоронениях полярного Урала, сибирские художники пользовались испанской киноварью. Работы по кремню всюду проводились с удивительным мастерством.
– Почему же этот камень без дела валяется?
– Не нашли. Это сейчас его река из обрыва вымыла, а тогда он в земле был. В здешних краях хорошего кремня мало, и такой камушек мигом прибрали бы. Некоторые специалисты считают, что камни перед обработкой вываривали в специальных составах, чтобы выявить скрытые трещины. Я этой гипотезы не разделяю, хотя, возможно, кто-то и вываривал, там, где кремень был покупной. В любом случае, потом желвак раскалывали. Палеолитические и мезолитические мастера просто били отбойником, а потом отбирали те осколки, что годятся в дело. Получалось много брака и невысокое качество изделий. В неолите применялась отжимная техника. Камень намертво зажимали между других камней или брёвен, а потом с помощью рычага, сделанного из цельного бревна, старались раздавить. Иногда под место раскола подкладывали небольшой, но прочный камень – боёк. При этом с верхней части отслаивалась относительно тонкая пластина, из которой может получиться серп или нож. Затем заготовка осторожно окалывается. Боёк для этого берут уже не каменный, а костяной, чтобы не колоть, а сшелушивать чешуйки кремня. Собственно, неолит начался, когда люди освоили эту технологию. Уже сам по себе мелкий скол, особенно на обсидиане, удивительно красив. Но настоящая работа только начиналась. Изделие полировали, сначала мелким песком, а потом – глиной. При обработке песком пользовались деревянной калабашкой, а глину отмучивали, смешивали с салом и наносили на кожаный круг, тик в тик, как сейчас делается с пастой ГОИ. Так что не слишком далеко мы ушли от времён неолита. Топоры, лощильца, рубила после полировки считались готовыми, а ножи и серпы ещё надо было ретушировать. Ретушь, это особая насечка на лезвии, чтобы инструмент резал как следует. Забавно, сейчас вошли в моду столовые ножи с ретушированным лезвием, их ещё называют самозатачивающимися. Говорят – новинка, а она родом из неолита! Ретушь наводили костяной иглой: тоненькая косточка, а на конце – кварцевая песчинка. Специально просеивали песок и вручную отбирали подходящие песчины. Ювелирная работа! На такую вещь мастер тратил годы, зато и берегли её как зеницу ока.
«А в наше время, – добавил про себя следователь, – ретушь на полированный кремень можно за пару часов нанести зубным бором или гравировальной иглой».
Вслух он ничего не сказал. И без того восторженный историк бесконечно вредит себе, расписывая в подробностях, как именно можно подделать древнюю находку. Но почему-то это саморазоблачение крепче любого алиби убеждало в невиновности археолога. Вот только пальчики – улика объективная, и от неё не отвернёшься.
С другой стороны, где во всей этой криминальной истории состав преступления? Сам изготовил фальшивку, сам же попытался её украсть. Неудавшееся мошенничество, тянет максимум на год условно. А ещё оставляет несмываемое пятно на репутации.