- Места тут… нехорошие… - осторожно сказал он наконец. - Недобрые места… Чего-то здесь не хватает…
- Здесь что-то лишнее, - уныло поправил его идущий следом парень с густыми каштановыми волосами. - Мы здесь лишние… Нет, правда, Коряга, чего мы здесь таскаемся, муравья в густой траве отлавливаем? Может, махнуть в Анмир, а? По кабакам пошляемся, послушаем, что там люди болтают… Вдруг да повезет - что-нибудь узнаем!
- Не лезь в шибко умные, Орешек! - прикрикнул на него бородач. - В Анмир Матерый тоже людей отправил, а наше дело - здешние места проверить. А места здесь скверные. Пусто… тревожно… белок - и тех нет…
- И хорошо, что нет, - вздохнул Орешек. - А то бы они передохли со смеху, на нас глядя. Топаем как дураки, сами не зная куда, отдохнуть и то не присядем…
- Ладно, привал, - неохотно кивнул бородач и уселся под песчаным обрывом. Орешек с наслаждением плюхнулся рядом.
Третий путник - темный, мрачный, жилистый - опустился на песок с видом человека, которому все равно, отдыхать или идти дальше. Он обхватил колени руками и устремил взгляд на противоположный берег, глубоко уйдя в какую-то безрадостную думу.
Орешек с ленивым интересом сощурил глаза на серую гладь воды.
- И с чего такую смирную реку назвали Бешеной?
- А ты бы на нее пониже по течению посмотрел, за Анмиром, - снисходительно объяснил Коряга. - Она от притоков силы набирается, а русло там узкое, каменное. Вот река и скачет…
- А что это мы все берегом да берегом плетемся? Может, эти душегубы где-нибудь в чаще лагерем стоят?
- Сразу видно, что ты в городе рос… В лесу любая тварь к воде тянется. Проверим для начала речные берега.
- Ясно… А что мы с ними делать будем, с душегубами, когда отыщем?
- Постараемся, чтобы они с нами ничего не сделали… Ты видел, во что они превращают трупы тех, кто к ним в руки попадает? Топорами, гады, работают! Правильно, что Матерый не хочет таких соседей под боком терпеть.
- Да откуда они взялись? Беглые рабы?
- Вряд ли, - низким, хриплым голосом вступил в разговор третий путник. Коряга и Орешек тут же замолчали и уважительно к нему обернулись. - Я видел тела жертв. Действовала не только невероятно сильная, но и очень умелая, точная рука. Рабу так не наловчиться, разве что лесорубу на лесосеке. Впрочем, тут есть загадки и посложнее…
Мрачный человек замолчал, внезапно утратив интерес к разговору. Его собеседники почтительно ожидали продолжения, затем самый молодой из них не выдержал:
- Какие загадки, Аунк?
Аунк, оторвавшись от своих мыслей, поднял на него ледяные серые глаза.
- Ну, например: зачем убийцам крошить тело человека, который убит с первого удара? А я ручаюсь, что с первого…
Ручательство было принято с полным доверием: Аунк знал о колющем и рубящем оружии решительно все и немножко сверх того.
- Это что же, - потрясенно спросил Коряга, - они так озверели, что рассудок потеряли и по мертвецу топорами молотили?
- Не похоже, - покачал головой Аунк. - Удары точные, расчетливые. Кто-то разделывал тело, как мясник - свиную тушу… - Аунк на миг замялся. - Да, мне показалось, что кто-то разрубал мясо для еды. Тем более что некоторых кусков не хватало.
Орешка замутило, а Коряга непонимающе спросил:
- Это зверь, что ли?
- Вот именно, медведь с топором! - насмешливо отозвался Аунк.
Никому другому Коряга не простил бы издевки. Но с Аунком опасался спорить даже Матерый, свирепый главарь разбойничьей шайки. Поэтому Коряга позволил себе лишь злой выпад, спрятанный под завесой почтительности:
- Ну, какое бы там ни было страшилище, тебе бояться нечего. Тебе ведь еще долго жить, аж два месяца, сам говорил…
- Семьдесят четыре дня, - невозмутимо поправил его Аунк.
- А тошно, небось, знать, когда помрешь! - с притворным сочувствием вздохнул Коряга, стараясь побольнее уколоть противника.
Но он имел дело с опытным фехтовальщиком. Аунк и бровью не повел.
- Нет, почему же? - спокойно отпарировал он. - По-моему, куда хуже не знать дня своей смерти. Бродишь себе по земле, посапываешь в две дырки… а может, тебе не суждено дожить до завтрашнего утра…
- Хватит рассиживаться! - обиделся Коряга. - А ну, вставайте оба, пошли дальше!
И поднялся первым, отряхивая с одежды песок.
Тут-то и оборвалась туго натянутая ниточка злого ожидания, тут-то и показала себя недобрая чужая сила, в страхе перед которой замер лес.
В одной из вырытых в обрыве пещерок коротко прошуршал песок, из отверстия прянуло что-то длинное, гибкое, упруго и резко взметнулось над жертвой, с тупым хряском обрушилось наискось вниз…
Тело Коряги беспомощно осело, заливая песок сильной струей крови. Отрубленная бородатая голова покатилась к воде
Аунк и Орешек вскочили, выхватили мечи одинаковым движением - точным, быстрым, красивым. Два человека, такие разные, стали вдруг похожи: та же боевая стойка, тот же зоркий взгляд без тени страха…
Из пещерки высовывалась, как сначала показалось людям, змея с непропорционально большой головой. На голове серо тускнел острый гребень, который сбегал с затылка на лоб и выдавался вперед и вниз длинным клином. Вокруг гребня поблескивали маленькие глазки - издали было и не сосчитать, сколько их.
Чудище подалось вперед, и стало ясно, что это не змея, а тварь с невероятно длинной - локтя в три - и очень гибкой шеей. За шеей на свет показалось длинное членистое тело на четырех парах лап.
Гигантская грязно-бурая «гусеница» соскользнула вниз головой по склону на песок и застыла, не понимая, почему жертва не бросается наутек. Тварь любила догонять и бить в спину.
На этот раз никто не собирался доставлять ей такое удовольствие.
- Какой гребень-то острый! - хладнокровно сказал Аунк, словно разглядывая чудовище сквозь решетку клетки. - Вот это и есть топор, который мы искали.
- Вижу, - отозвался Орешек, стараясь, чтобы голос не дрогнул. - Поздравляю с находочкой, можешь взять ее себе. Там еще две выглядывают…
- Где?.. А, вижу! Молодец, ученик! И четвертая высовывается…
Сердито фыркнув, первая «гусеница» ринулась в бой. Остальные уже спешили ей на помощь.
- Та, что ближе, - моя! - бросил Аунк и встретил метнувшееся к нему лезвие гребня точным, аккуратным выпадом. Меч встретился с шеей, но не обрубил ее. Гибкая «змея» лишь прогнулась, крутанула головой, огибая клинок, и вновь взмыла для удара.
- На шее - прочная чешуя! - громко предупредил ученика Аунк. - Попробуй бить по глазам!
- А на лапах - когти! - крикнул в ответ Орешек, которого теснило к реке чудовище, шагавшее на трех парах лап и угрожающе поднявшее в воздух четвертую, переднюю, с широкими, как лопаты, ступнями.
Аунк уже рубился с тремя противниками одновременно. Это был красивый бой! Ловкое тренированное тело легко уклонялось от ударов смертоносных гребней, а стремительный клинок создал между своим хозяином и хищниками непробиваемую завесу.
Гребни-топоры мельтешили, мешая друг другу, и это подсказало бойцу дерзкую мысль. Улучив момент, когда чудовища сгрудились, стараясь добраться до человека, Аунк оттолкнулся от земли и кувырком перелетел через шею крайней твари. Такой прыжок привел бы в восторг любого бродячего циркача. Глухо фыркая, две «гусеницы» ринулись на врага прямо через тело своей третьей товарки, в спешке опрокинули, повалили ее. Аунк упал на землю, чтобы избежать рубящих ударов, перекатился вплотную к третьей твари, которая еще не успела подняться, и всадил клинок в ее светло-желтое тугое брюхо. Из раны выступила густая белая жидкость. Раненая «гусеница» издала резкое предсмертное шипение, которое привело в замешательство остальных хищников. Аунк, успевший вскочить на ноги, почувствовал, что враг дрогнул, и перешел в бешеную контратаку.
Тем временем Орешек не без успеха следовал совету учителя: ему удалось повредить «гусенице» три глаза.
Тварь злобно шипела, мотала длинной шеей, но не отступала. Однако молодой боец заметил, что удары врага становятся неточными, и рискнул на смелый маневр. Пригнувшись, Орешек скользнул вперед, прямо под угрожающе вскинутую пару лап. Вслед ему устремился гребень-топор, задел спину, разрезал куртку, но Орешек не получил ни царапины. Монстр тяжело рухнул на передние лапы, чтобы раздавить наглеца. Но Орешек и не собирался сидеть у врага под брюхом. Вывернувшись сбоку, он задом наперед вскочил на спину твари и беспорядочно, как попало, стал вонзать меч в упругую шкуру. Он колол и колол, не поняв даже, какой из ударов оказался смертельным для «гусеницы».