Я отступил на шаг и подивился тому, как быстро девушка успела переодеться. В отличие от вчерашнего дня, сейчас на ней красовалось черное прямое платье с широкими свободными рукавами, расшитое по подолу и вороту серебряными узорами, и коротенькая, отороченная серебристым мехом душегрейка. Косы девушка распустила и уложила волосы под маленькую черную шапочку, немного напоминающую головной убор какого-то восточного народа из моей прошлой жизни. Впрочем, браслеты на руках, ожерелье с трехглазым черепом остались те же, но пояс со страхолюдным тесаком исчез.
– Нравлюсь? – Малена проследила за моим взглядом, хихикнув, крутнулась на месте, а потом подтолкнула меня по направлению к двери. – Иди уже, остынет все…
Со стола каким-то чудесным образом уже исчезли остатки вчерашнего ужина. Теперь на нем, на большом деревянном блюде, исходила жаром и непередаваемым запахом свежей выпечки целая груда румяных пирожков в окружении плошек со сметаной и вареньем.
– Но как? – Я разломил один из пирожков и с наслаждением втянул в себя насыщенный ягодный аромат. – Когда успела?
– Я тут ни при чем, – улыбнулась Мала. – Это Домна спроворила; видать, ты ей чем-то приглянулся.
– Домна? – Я припомнил, как вчера ночью несколько раз улавливал отчетливое шебаршение по углам, а раз даже приметил желтые круглые огоньки, приняв их за обычную крысу или что-то подобное.
– Домовица, – обыденно объяснила Малена, разлила по чашкам ароматный травяной настой и процитировала: «Всякому жилищу положен домашний дух, сиречь домовик, кои, как и люди, разного полу бывают…»
– «…оные духи при случае симпатии, возникшей к хозяину, пользу великую приносят и способны иметь воплощение земное, обличьем весьма похожее на карл ярмарочных, порой пригожее и приятное для взора, ежели они полу женского, однако вельми замазанное сажей и прочим сором…» – повторил я слова преподобного Эдельберта, закончив фразу за Малку.
При последних моих словах в углу кто-то возмущенно и громко чихнул.
Я немедленно откусил от пирожка, и с набитым ртом, отчаянно чавкая, продекламировал:
– Домна, домовица, пригожа девица, ликом светла, станом тонка! – Затем встал, поклонился в пояс и громко сказал: – Любо мне!
После моих слов по комнате будто теплый ветерок прошел, даже показалось, что светлее стало. В уголке еще раз чихнули, на этот раз довольно, а потом все стихло.
– Ты быстро учишься, – удивилась Малена. – Не ожидала.
– Просто обнаружил, что мне нравится читать. – Я осторожно глотнул настоя из чашки и выбрал еще один пирожок. – По крайней мере, мне так кажется…
– Похвально, похвально. – Мала даже несколько раз одобрительно хлопнула в ладоши. – Я тебе сегодня дам еще несколько книг.
– Почему несколько?
– Остальные – нельзя, – коротко и строго отрезала Мала. – Ты должен запомнить: пока живешь в этом доме – делаешь только то, что я разрешу. Любая самодеятельность может закончиться очень плохо.
– Хорошо, – вежливо я склонил голову. – Пирожков еще много, не скоро съедим, так почему бы тебе не рассказать мне про Острова и ославов?
– Много, – согласилась Малена и со вздохом посмотрела на блюдо. – Тогда слушай. Жителей Звериных островов остальные жители Упорядоченного считают грубыми варварами, при этом еще разбойниками и пиратами…
К тому времени как с блюда исчез последний пирожок, Малена успела довольно много мне рассказать про своих сородичей. Я даже подыскал им аналогию из своего прежнего мира – народ Севера под непонятным названием «варяги». Однако, как я уже говорил, сравнение оказалось очень и очень приблизительным, совпадая лишь по немногим общим чертам, а в остальном совершенно противоречиво.
– …разбойничают, конечно, – куда без этого, но чаще сбиваются в наемные ватаги и идут на службу к князьям на материк… – Мала пресыщенно вздохнула и решительным движением подвинула блюдо ко мне. – Но это почти всегда в первую треть, реже до середины второй, а потом уже, если выживут, оседают на Островах.
– Треть?
– Первая треть жизни, – менторским тоном объяснила Малена. – Жизненный цикл ослава делится на три трети: первые две длятся ровно по тридцать лет каждая, а третья – уж как получится, некоторые и до двухсот лет доживают… – Девушка опять тяжело вздохнула и все-таки стащила последний пирожок с блюда. – Так вот, первая треть – период испытаний и становления, вторая – период мужества: каждый словен и словенка обязаны вернуться домой и определиться по жизни; ну а третья… третья – это период, исходящий из первых двух. А вообще, на нас много напраслины возводят. Ославы много трудятся – к примеру, за морским зверем ходят к Вечным Льдам, скотину разводят, в шахтах руду добывают. Островная черная руда едва ли уступает по ценности знаменитой голубой, со Скалистого хребта, да и кузнецы ославские славятся на весь Упорядоченный, что бы там хафлинги ни плели…
– Хафлинги? – переспросил я, так как, согласно труду преподобного Эдельберта, самой ближайшей аналогией этому народу были гномы из легенд моего родного мира. Правда, самих легенд так и не вспомнил – один образ бородатого могучего коротышки в рогатой железной шапке.
– Они же подгорники, – кивнула Мала. – Пакостный, вредный народец, хотя и мастера великие.
– Жадные бородатые коротышки?
– Скорее прижимистые: торговцам и положено быть такими, – поправила меня девушка. – Ростом они, конечно, поменьше остального люда будут, но не сильно. Зато широкие не в меру. И да – бородатые, правда, насколько я знаю, приличную бороду у них еще заслужить надо.
– И жену тоже… – улыбнулся я, вспомнив еще одну характеристику Эдельберта, данную этому племени.
– Ага, точно, – рассмеялась Малена. – С этим у них проблема. Мало того что надо в потребный возраст войти, соответствовать Древу рода, в котором все возможные варианты брачных союзов предусмотрены на века вперед, так еще и состояние сколотить. Девы у них требовательные. Как по мне, любой при такой жизни вредным и пакостным станет.
– И как остальные с ними уживаются?
– Нормально, – пожала плечиками девушка. – В основном нормально, все же Старшие Сестры все народы скопом создали и привели в Упорядоченный, не наделяя никого особыми преимуществами. А уже потом каждый пошел своим путем, так что особой любви не наблюдается, но все же как-то уживаются. Правда, владетели боярств, пограничных Скалистому хребту, порой пытаются свары устраивать, по уши вляпавшись к бородачам в долги, но с теми особо не забалуешь. Набольшие хафлингов дела ведут с самими князьями, так что все быстро становится на место. А еще, несколько веков назад, при нашествии степняков-хашиитов, пришлось биться всем вместе. Тогда даже алвы из Пущ вышли, ибо страшное могло случиться…
– Битва при Дромадаре?
– Да… – Малена гибко встала и, сняв с полки толстую книгу, положила ее передо мной. – Вот. Как по мне, Феофан из Костополя все верно и правдиво описал… – Девушка вдруг замолчала, а потом неожиданно заявила: – Что-то мы с тобой засиделись, дружок. Пора тебе потрудиться. Да и для меня делишки вдруг нашлись.
– Говори, что делать… – охотно предложил я. Чувствую себя отлично, энергия так и бьет через край. К тому же очень хочется выйти на улицу и воочию взглянуть на новый для меня мир.
– Не спеши. – Мала поманила меня за собой пальчиком и вышла в прихожую комнату. Провела ладошкой над большим сундуком, открыла его и стала доставать аккуратно сложенную одежду. – Вот, держи. Нынче морозец приударил, а ты совсем голый. Давай не стой столбом, переодевайся.
– Это мое было?
– Скажешь тоже… – отмахнулась Мала и сунула мне в руки меховой малахай. – Твою рванину давно вороны в гнезда растащили. А эту одежку я припасла, пока ты в беспамятстве валялся. Живо, живо…
Когда Малена ушла к себе, быстро переоделся и подивился местной одежке. Насколько я понимаю, здесь процветает махровое средневековье, а смотри как продумано…
Два комплекта нательного белья: одно тонкое, шерстяное, грубой выделки, но приятное телу, второе подобно мелкоячеистой сетке – для того, чтобы циркуляции воздуха под одеждой не мешать. Крупной вязки толстенный шерстяной свитер под горло, очень теплый и тоже приятный на ощупь. Комбинезон на помочах до груди, грубой и на вид очень прочной ткани, подбитый стриженой овчиной. Высокие бродни из толстой, но мягкой кожи, подвязывающиеся ремешками на щиколотке и под коленом – с меховыми чулками внутри. Ну и овчинная парка с капюшоном, кроем немного схожая с летной курткой, только длинная – почти до колен. Застегивающаяся взапах на хитрую систему из петель и деревянных палочек. Да… малахай забыл. Уши почти до пояса, сам из меха какого-то водоплавающего сшит, по ости видно.