– И что с ней стало?
– Понятия не имею. Меня же увезли. – Эдди потянулся. – Папаша однажды явился и сказал, что забирает. Ну, меня забирает.
– И отдали?
– Он был в своем праве. А мать… она уже нашла себе нового мужа. И завела новых детей. Я там был лишним. А вот с дедом жаль, что попрощаться не успел.
Он подавил зевок.
– Он, верно, уже помер.
– А дудка?
– Дед нашел бы, кому ее передать.
– Не жалеешь?
Эдди пожал плечами.
– Я все одно был бы чужим там. Даже если бы стал шаманом. Плохо племени, в котором шаман чужой. Неважно. Спать ложись. Пойдем рано. Надо миновать эту дрянь до того, как солнце сядет. Иначе…
Договаривать Эдди не стал. А оно и так понятно, что ничего хорошего нас не ждет.
Глава 18,
где ведутся задушевные разговоры и строятся теории
Ночью, как ни странно, спалось. Пусть сны были путанными. В них Августа то бежала от кого-то, а Чарльз спешил ей навстречу, но категорически не успевал; то, наоборот, сестра что-то страстно объясняла, говорила, убеждала, будто бы ей вовсе даже неплохо замужем.
А Чарльз мешает.
Ему стоило бы повести себя как человеку сознательному и умереть. А так выходит, что яд на него попусту истратили. Нехорошо подводить порядочных людей.
Чарльз пытался отвечать.
Объяснять.
Да только его не слушали.
Он очнулся в холодном поту, распахнул глаза и лежал, глядя в темное небо.
– Кошмары? – послышался голос рядом.
– Что-то вокруг не то. – Признаваться, что сны его встревожили, не хотелось. Но и притворяться, будто все в порядке, сил не было.
– Ага, чуется, – согласилась Милисента, которая тоже не спала, но сидела на одеяле, закрутившись во второе так, что только нос наружу и торчал. – Здесь нехорошее место. То есть здесь еще нормальное, а там нехорошее.
Она мотнула головой, указывая куда-то в степь.
Чарльз прислушался. Хотя… кого он обманывал. Он слушал эту степь с того мгновенья, как только увидел, такую безобидно-мирную, спокойную.
Только не по себе становилось от этого спокойствия.
– Не думал, кто тебя травил? – Милисента, в отличие от тех глубоко воспитанных девиц, которых подыскивала маменька, не имела представления об уместности вопросов.
– Думал. – Чарльз тоже сел и накинул на плечи одеяло.
Холодно.
Там, на Востоке, все иначе. Если и есть степи, то аккуратные, причесанные, облагороженные даже. Они усмирены магами, разделены дорогами да указательными столбами. Их и осталось-то всего ничего.
– И как на душе?
– Как-то… неприятно, – признался он.
Ночь выдалась гулкой, пустой. Тихо сопел Эдди, свернувшись кренделем. Неподвижно лежали сиу. Вряд ли все, кто-то бродит вокруг лагеря, тут и думать нечего.
Вот только умений Чарльза оказалось недостаточно, чтобы понять, кто именно бродит.
И зачем.
– Я даже думаю, что, возможно, меня и не травили. Могла ведь она ошибиться?
Милли фыркнула.
Ясно, сиу не ошибаются.
– Или солгать.
– Зачем?
– Чтобы мы прониклись доверием. Согласились бы выслушать. И исполнить просьбу.
– Мы бы и так согласились. Проще было бы заплатить. Ну или сказать, что если не поклянемся, то нас деревьям скормят.
Чарльз подумал и пришел к выводу, что это вполне логично. Да и в духе места, где и вправду могли скормить, то ли волкам, то ли деревьям. Стоило вспомнить о волках, как где-то вдали раздались заунывные голоса.
– Ишь, разошлись, – сказал Чарльз, которому стало еще более неуютно, чем до того.
– Ага, – ответила Милли. – Только это не волки.
– Койоты?
– И не они. – Она поглядела с упреком. – Койоты воют совершенно иначе. Разве ты не слышишь? Это… что-то другое. И лучше пусть оно вон там себе и воет.
Чарльз согласился.
Нет, волков он не боялся, койотов тем более, но то, что там выло… звук выходил на редкость заунывным, скребущим, сразу появилась престранная мысль, что и вправду зря он не помер. От яда. Смерть тихая. Приличная.
Мысль тотчас показалась дикой, и Чарльз затряс головой. А потом решился.
– Расскажи, – попросил он.
– О чем?
– О чем-нибудь. Мне кажется, если замолчу, то этот вой душу выскребет. И спать не стоит.
– Эдди…
Эдди похрапывал и выглядел совершенно умиротворенным. Кошмары ему точно не снились. И Милли опустила одеяло. Вздохнула. И начала:
– Мы всегда тут жили. То есть мне казалось, что всегда. Деда я не помню, хотя мама говорила, что он был неплохим человеком. А папаша мой скотина еще та. Вовремя помер… померли его, – поправилась она. – Еще бы на пару лет раньше, было бы совсем хорошо.
– Мой отец был простым лейтенантом, – сообщил Чарльз. – Знатного происхождения, не без того, но из рода пусть древнего, однако обедневшего. У его родителей только и хватило денег, чтобы патент выкупить.
Странно говорить вот так об отце.
– Я его, честно говоря, плоховато помню. Он погиб, когда я был маленьким. – Вой стих, и Чарльз даже подумал, что весьма своевременно. Если лечь, то можно доспать часик-другой. Отдых точно не будет лишним. Но, словно подслушав эти мысли, неведомые звери опять взвыли. – Дома висит портрет. Да и снимок есть. Хорошего качества. Но снимок – это не то.
– У нас тоже был. И есть где-то. Когда он помер, матушка убрала.
– Почему она не вернулась? – Наверное, Чарльз тоже слегка одичал, если вообще озвучил вопрос настолько личный. – Прости, если лезу не в свое дело, но видно же, что она не отсюда. Ее место на Востоке. И наверное, у нее есть родня, которая помогла бы…
– Ей, может, и помогла бы. – Милли, кажется, на вопрос не обиделась. – И меня, глядишь, приняли бы. А вот Эдди?
– А что Эдди?
– Он ведь ей не родной, хотя… роднее уж некуда. – Она осторожно улыбнулась. – Эдди… его нельзя бросать. Понимаешь? Отец увез его из племени. Ты сам слышал. Для них он слабосилок и вообще полукровка. Для нашенских тоже полукровка, но в лицо этого никто не скажет. А за спиной – да. Матушку жалели, когда он появился. Дикий же совершенно.
Чарльз попытался представить, но не сумел.
– Сперва он и ел-то руками, и спал на полу. Вставал досветла, уходил на охоту, а потом возвращался. С добычей. Эдди – отличный охотник. Отец называл его тупым дикарем. Да только он не тупой. Это папаша наш урод. В школу Эдди не приняли. То есть сперва вроде как взяли. И ходили мы. Да. Недолго правда. Потом… в общем, меня еще терпели, а он – совсем чужой. И пастор явился, стал вещать. Ну… такое… что ему там нехорошо. Что смеются над ним. Травят. Ага… его затравишь. Просто боялся, что Эдди кому-нибудь шею свернет ненароком. Может, к слову, и не зря боялся. Матушка послушала и сказала, что грамоте без всякой школы научит.
– И как?
– Научила.
– А у меня гувернер был. И несколько наставников. Мама… она из очень хорошей семьи. Но ее там тоже не очень-то любят. Ее другому обещали. Нет, помолвка не состоялась, но все равно вышел скандал, когда она упала в ноги Императрице и попросила помочь. Та и помогла. Дала согласие на брак.
Милли хмыкнула.
А волки примолкли. Чарльз решил, что будет называть тварей волками. Ишь ты… этак и поверить можно, что тоже слушают.
– Родители все одно были недовольны. Маменьку выпроводили. Приданое, конечно, отдали в полном объеме. Это дело чести. Но общение прекратили. Да и сейчас не очень… Дед как-то мне писал. Приглашал в гости.
– А ты?
– Съездил. Посидел. Понял, что ничего общего с этими людьми не имею.
– Может, это они тебя?..
– Не знаю. – Чарльз задумался. А ведь и вправду… Бредовая теория. Безумная. Но с если взглянуть с другой стороны… С дедом он встречался и раньше. Высший свет не так и велик. Холодные приветствия. Вежливые беседы ни о чем. И острое ощущение, что он, Чарльз, самим фактом своего существования ставит хороших людей в неудобное положение.
Кузины? Кузены?
То же самое.