– Идти надо. – Эдди поглядел очень хмуро. – И вот что: ты, может, и неплохой парень, но вздумаешь дернуться, я тебя пристрелю.
– Я… – Чарльз хотел было сказать, что не собирается он ничего такого делать, но осекся. По какому праву это животное, в котором ни капли истинно солнечной крови нет, ему дерзит?
Оно должно быть наказано!
Чарльз стиснул зубы и произнес:
– Будет лучше, если ты меня сейчас вырубишь. В голову… лезет всякое. Не уверен, что сумею устоять.
Вся суть его взвыла, требуя действовать. И Чарльз поддался.
Почти.
Кулак Эдди был быстр и крепок. А голова… голова вспыхнула болью. Он еще понял, что падает, но упасть ему не позволили.
Удержали.
Животные порой бывают заботливыми. Мысль была последней.
Глава 21
О том, что близкое знакомство с историческими ценностями не всегда полезно для здоровья
– Ты его не зашиб? – поинтересовалась я, глядя, как Эдди перекинул графчика через седло. А тому и привычно, если подумать. Он с нами в обмороке чуть ли не чаще, чем бодрствует.
– Очнется. Хороший парень.
– Слабак, – фыркнула я.
– Нет. – Эдди покачал головой и подхватил повод лошади. Собственный его жеребец и без повода держался близ хозяина. – Не каждый сумеет вот так признать, что сам не справится.
– Он сумку пригреб. – Теперь я увидела то, из-за чего испытала преогромное желание пнуть беспамятного графа. Вот сказано же было, руки при себе держать!
– Вижу. – Эдди потянул лошадь, и та послушно зашагала. – Уже поздно. Даже если вернем, оно… в общем, оно знает.
Ага.
То есть ни хрена не понятно, но руки я положила на револьверы. Правда, от этого не легче. Те люди, которых мы видели, они тоже с револьверами пришли. А потом зачем-то перестреляли друг друга.
И может ли статься, что и я захочу пристрелить Эдди?
Или нет?
Я прислушалась к себе, но ничего этакого, опасного, не почуяла. Во всяком случае желания кого-нибудь убить.
– Идем. – Эдди обошел тела стороной, а я за ним. Сиу ступали бесшумно, причем даже лошади, что вовсе уж казалось ненормальным, но не настолько ненормальным, как само это место.
Следующий мертвец попался за поворотом. Он сидел в уголке, прижимая к груди золотой кубок, и скалился, словно предупреждая, что с добычей не расстанется даже теперь.
Потом попадались еще мертвецы. И далеко не все из них люди.
– Он зовет, – сказала сиу, ненадолго остановившись перед сморщенным трупом, явно не человеческим. Правда и сиу опознать в нем удалось лишь по волосам – длинным и белым. В них искрами поблескивали драгоценные камни. Не знала, что сиу тяготеют к этакой роскоши.
– Город?
– Город. Манит легкостью добычи. – Сиу отступила. – Скоро вечер. Будет сложнее.
– А мы вообще знаем, куда идем? – на всякий случай уточнила я, потому как это беломраморное великолепие вокруг изрядно давило на нервы. И главное, оно длилось и длилось. Один зал сменялся другим, а тот – третьим или же очередной галереей, которая от предыдущих отличалась лишь составом покойников, в оной галерее оставшихся. И вот честно, если бы не покойники, я бы решила, что мы по кругу ходим.
А так… тоже ориентир.
– Примерно, – нехотя отозвался Эдди. – В теории они все повторяют друг друга.
– Дворцы?
– И дворцы, и города, – ответила сиу, втягивая воздух. Любопытно, что здесь не пахло ни тленом, ни разложением, ничем вовсе. Разве что если очень-очень принюхаться, то будто цветами.
Или духами?
– А вы бывали в них?
– В одном. – Сиу ответила не сразу. – Рядом с пещерой есть город. Он хуже сохранился. Почти разрушен. Сила покинула его, и он стал безопасен. Большей частью.
Она повернула налево, и мы оказались в очередном узком длинном коридоре. Сквозь прорези окон проникало солнце, и разноцветные пятна ложились на белый мрамор, отчего казалось, что ступаешь по ковру. Правда, меня скорее не ковер обеспокоил, а то, что солнце клонилось к закату.
И как знать, долго ли осталось до темноты?
И…
– Мы не успеем, – озвучила сиу тревожную мысль и остановилась.
Эдди тоже остановился. Выругался.
– А если…
– Велика вероятность, что лошади переломают ноги. – Сиу огляделась и, развернувшись, сказала: – Те, кто обретается снаружи, не посмеют нарушить запрет.
– Останутся только те, кто обретается внутри, – фыркнул Эдди. – Чудесно.
По спине побежал холодок.
– Шанс есть. Если пойдем, то к закату выберемся из дворца. А впереди будет город. И окраины. – Сиу шла быстро, а мы что? Мы за ней.
Цокот копыт разносился по мертвому дворцу, и звук этот резкий царапал уши.
– Ясно, – сказал Эдди так, что я поняла: ничего-то ему не ясно. Мне вот тоже. Но я шла себе, стараясь не особо крутить головой.
А ведь темнело.
Стремительно так темнело.
В какой-то момент мы перешли на бег. И я помчалась, вцепившись в седло, не особо пытаясь запомнить, куда и зачем, главное не выпустить из виду узкую спину сиу.
Она знает.
Она должна знать.
Но, поскользнувшись на гладком полу, я упала. И лошадь тоже. А следом присел на круп жеребец Эдди и заржал: тонко, жалобно.
Проклятье!
– Вставай. – Меня подняли рывком, а лошадь встала сама, тряся головой, скалясь, прядая ушами. И в выпуклых глазах ее я увидела ужас.
– Тише. – Я протянула руку, осторожно, стараясь не спугнуть и без того испуганное животное. И оно вздохнуло, подалось мордой к ладони, ткнулось в нее доверчиво носом. – Все будет хорошо…
Я погладила лошадиную шею, темную от пота.
И подобрала повод.
– Далеко еще? – спросила я у сиу. Та покачала головой.
– Пришли, – произнесла она, отступая. И я увидела двери. Очень большие двери. Высокие. Широкие.
А главное, закрытые.
Створки из темного золота сходились столь плотно, что щель между ними я разглядеть не могла. Зато видела солнце с извивающимися змеиными лучами. И горы. И долины. И кажется, весь мир.
– А… – Я обернулась к сиу, которая смотрела на меня очень внимательно. – Они же заперты!
И ведь нет ни замка, ни ручки.
– Открой. Ты сможешь.
Я? Да что я… я уже протягиваю руки, потому что золото мерцает в полумраке, оно поет.
Оно зовет.
Теплое. Живое. Золото древнего города.
– Откройся, – прошу я, потому как где-то там, за стенами, вновь раздается унылый протяжный вой. И, повинуясь моей просьбе, створки медленно, нехотя, но расползаются.
И как это понимать?
Эдди шагнул ближе, но сиу остановила его, качая головой.
– В тебе нет нужной крови, – сказала она, а меня подтолкнула в спину. – Иди. И скажи, что мы гости.
– Мы?
– Не ты. Мы. И что ты принимаешь нас в доме как гостей.
Мне страшно. До того страшно, что зуб на зуб не попадает. А ноги подгибаются. Руки дрожат. Но я переступаю порог зала, который столь огромен, что стены его теряются в потемках. Правда, ненадолго. Мгновенье, и с тихим шелестом разгорается пламя в высоких чашах. А потом вспыхивают и стеклянные лампы, висящие под потолком, яркие, как само солнце.
Никогда таких не видела.
Зал по-прежнему огромен. Нет, он больше не кажется безразмерным, но все одно в жизни ничего подобного не видела.
И золота.
Мамочки, если это и вправду золото…
Золотом сияют стены.
И пол.
И потолок.
Колонны опять же… золотые цепи держат золотые чаши. Золотая лестница вздымается куда-то в сумрак, и на вершине ее виднеется огромный трон. Тоже, надо понимать, золотой.
– Милли! – донесся голос братца.
– Тут… в общем, охренеть! – от души выдохнула я, но тотчас себя одернула. Повернулась к трону и объявила: – Я принимаю этих людей. Существ. Тех, кто пришел со мной как гости.
Сказала это и прислушалась.
Тишина.
И? Как понять, получилось или нет?
Я выглянула за дверь.
– Готово, – сообщила я сиу. – А дальше что?
– Попробуй с лошадью. – Мне протянули повод.
Ну… из лошади, говоря по правде, так себе гость, даже если лошадь хорошая. Но не оставлять же их за дверью. И мы вошли. Я и лошадь.