– Его не надо искать, – возразила сиу.
– Почему?
– Я и так знаю, где он. Но… Великая Мать запретила ходить туда одной. А я не Звенящий Ручей. Я не могу переступить через ее слово.
А сестра, выходит, смогла на свою голову.
– Тогда расскажи. Пожалуйста. О ней. И о нем. Вы и вправду не способны любить?
– Сестра говорила, что нет. Сперва. Что это лишь людям дано. И что ее человек говорил ей слова любви. И о любви говорил. О том, когда двое живут вместе. Всегда.
Сиу помолчала и добавила:
– Ужас.
Я подумала и согласилась. Наверное. Я вот одна жить привыкла. То есть не совсем чтобы одна. Эдди вот есть. И матушка. И Мамаша Мо с ее привычкой будить меня на рассвете, ибо после восхода солнца в кроватях валяются лишь лентяи, одержимые бесами. А бесов надобно изгонять честным трудом.
Но…
Эдди уходит на охоту, часто и подолгу. Матушка… она никогда без стука в комнату не войдет. А к Мамаше Мо я привыкла. Но муж – это ведь совсем-совсем другое!
– И долго они… говорили?
– Долго. Была зима, – сиу загнула палец. – Потом весна. Когда горы заплакали белой водой, она повела его к городу.
– К какому?
В душе шевельнулись нехорошие подозрения.
– К мертвому, – спокойно ответила сиу.
– К этому?
– Нет. Этот большой. Злой. Опасно. Другой есть. Там.
– А много их вообще? – Что-то известие о другом мертвом городе меня не слишком обрадовало.
– Много, – подтвердила сиу. – Великая Мать знает. Я про тот только. И теперь этот. Не вернусь. Сильный город. Без Великой Матери и шамана не вышли бы.
И опять на Эдди уставилась.
Шаман?
Почему не удивляет-то?
– Еще ты с проклятой кровью. Я думала убить тебя. Потом. Проклятая кровь – это плохо.
Не скажу, что от подобного признания на душе как-то вдруг полегчало. Но и особого страха я не испытывала. Не убили же. Глядишь, и не убьют.
А если вдруг захотят, то и у меня найдется чем ответить.
– Великая Мать сказала, нельзя. Проклятая кровь своя. Город послушает. Город отпустит. Великая Мать знает.
– Зато я вот… не знаю. И вообще, почему она решила, что я – из… ну, проклятых?
– Увидела, наверное. – Подобные вопросы сиу мало занимали. И чувствовалось, что спрашивать я могу до посинения, а вот ответа вряд ли добьюсь.
Еще и вой раздался, уже с другой стороны. Но как-то очень быстро стих.
– Стало быть, твоя сестра повела этого человека к мертвому городу?
– Она сказала, что он пишет книгу. Люди не умеют передавать память детям. И пишут книги. Обо всем, что видят. Я читала. Врут.
– Это да. – Тут я была полностью согласна со Звенящим Потоком. Врали в книгах порой совершенно беззастенчиво.
И не только в книгах.
– А внутрь они заходили?
– Не знаю. Но потом вернулись. И сестра стала другой.
– Насколько другой?
– Очень. Она говорила о человеке. Она смотрела на человека. Она сказала, что познала великую силу любви. – Сиу произнесла это с обидой. – Она не хотела слушать меня. Только его. Она дышала ради него.
Как-то не нравится мне это вот… совпаденьице.
Одна влюбилась.
Вторая влюбилась.
Эпидемия, блин, наклевывается. Кажется, так наш док говаривал, когда еще жив был.
– Она ушла с ним.
– Но сперва унесла ваше Сердце, – подвела итог я и задумалась. Думать ночью легко. Глядишь на огонь, и мысли сами в голове появляются. – Скажи… а она могла рассказать ему о Сердце?
– Нет. Сначала. Потом, когда другой стала, да.
И что мы имеем?
А имеем мы хитрозадого ублюдка, который уехал из-под теплого крылышка папаши, чтобы опробовать таланты в мире большом. Но потом каким-то образом оказался на краю этого самого мира. И… и что? И встретил там наивную девушку-сиу.
Это они выглядят взрослыми, а так, подозреваю, дури в них не меньше, чем во мне.
Он запудрил ей мозги, чарами ли, просто обаянием, и заставил показать мертвый город. Не нынешний, но…
Огонь пригнулся, расползся по костям красной дрожащей пеленой.
Он сын Великого Змея, который в свою очередь был герцогом. И что это значит? Не знаю пока. Но кроме титула, на который в местах здешних плевать хотели, старик был магом и сильным.
Значит ли это…
Я знаю, кто мой отец. Но не знаю, кто моя мать. То есть знаю, но… до чего все запутано. Отец привез ее с Востока. И она явно не из простой семьи. Герцогиня? Что-то одни титулы в мозгах. Не в этом дело. А… мог ли Уильям-младший, назовем его так, чтоб от старшего поганца отличить, тоже быть из этих, проклятой крови?
Если магия в людей пошла от кхемет?
Нет, мне ведь говорили, что маги были и до них. Значит, не все маги – кхемет, но некоторые – да. И тогда если бы оказалось, что он тоже из проклятых, то город его принял бы. Я вон забрала кучу золотишка и непонятную штуковину, которую когда-нибудь да открою. Я же упрямая. А… Уильям? Мог ли он вынести что-то совсем иного свойства?
То, что пробудило бы любовь даже в сиу, которые любить не способны?
И как там говорила Великая Мать…
О силе кхемет.
А если… если они не сами по себе были богоподобны? Если они владели чем-то… Желание открыть заветный футляр окончательно оформилось.
Не сейчас.
Сейчас еще не время. Сейчас думать надо. И я думаю. Пытаюсь.
Дальше что? Он пробует находку на сиу. И та выкладывает все, что знает. А знает она на беду свою и племени немало. Выкрасть заветный артефакт? Да ради великой любви и не такое делали.
Он же…
Что сделал с Сердцем? Продал? И если так, то кому? А надо ли мне вообще в это дело вмешиваться? В конце концов, сиу – это же сиу. Они столько крови пролили…
Я посмотрела на сиу.
А она на меня.
– Я хочу убить этого человека, – произнесла Звенящий Поток. – Но еще я боюсь его. Что, если он сотворит со мной то же, что и с моей сестрой?
Да уж. Перспектива.
– А если… – Я облизала губы. – Если ты отдашь своего врага кому-нибудь?
Мне протянули узкую длинную ладонь.
– Только пусть смерть его будет мучительной.
Вообще-то я просто интересовалась! Но, кажется, Эдди прав. Порой следует помолчать.
Глава 26,
где поднимается проблема хорошего воспитания
Утро пришло с головной болью. Чарльз открыл глаза и тотчас зажмурился. Солнце успело подняться и, не испытывая душевных терзаний – какие душевные терзания у светила? – щедро плеснуло светом в глаза. Глаза заслезились.
А голова… от малейшего движения становилось худо. Поэтому он и замер, прищурившись, закрывшись от света ладонью.
От ладони пахло.
И от остального Чарльза, надо полагать, тоже.
– Живой? – поинтересовались сверху, и не сказать чтобы с особым интересом.
Чарльз промычал что-то.
И попытался сосредоточиться. Помнится, наставник говорил, что любой маг властелин своего тела и Дара, а потому при должной тренировке способен самоизлечиться. Но то ли тренированности Чарльзу не хватало, то ли чего иного, а с самоизлечением не вышло.
– Ты его не слишком крепко? – столь же заботливо поинтересовалась Милисента.
Не у Чарльза.
– А то ведь он с Востока. Там, поди, у мужчин черепушки слабые.
Чарльз хотел сказать, что совсем он не слабый, но из горла вырвался лишь клекот. А боль сосредоточилась на лбу. Он даже ощупал лоб. Точно. Шишка. И огромная такая.
– У нас ежели дерутся, так кто-то кого-то всенепременно бутылкой приложит. Пустой, само собою, – продолжала рассказывать Милисента с прямо-таки отвратительной бодростью. Чарльз ее почти даже возненавидел за эту бодрость. – Оно и понятно. Лет пару назад Билли, он еще Косым не был, взял да полную разбил. С джином. Так на него все обиделись. Вставай, графчик.
– Я не графчик, – простонал Чарльз, пальцами пытаясь осознать размер бедствия.
– А кто?
– Граф.
– А… ну все равно вставай. Ехать пора.
Чарльз застонал.
Ехать? Да он сесть не способен, что уж говорить о какой-то езде? И главное, куда? Хотя нет, понятно, куда. Он Августу найдет, а потом… потом выскажет ей все. Или лучше ее поганому муженьку. После того, как свернет ему шею. Жизненный опыт Чарльза, возможно, был невелик, но однозначно подсказывал правильный порядок действий.