Так-то оно лучше.
Меж тем чудовищное порождение научной мысли стало замедляться. Оно вновь издало свист, пыхнуло паром и огнем. И стало видно, что в остальном ничем оно не отличается от прочих поездов. За паровозом шел тендер с углем, следом платформа, на которой высились стопки готовых рельс, кажется сразу со шпалами, а уж далее в сцепке и вагоны.
– Ущипни меня, – тихо сказал Чарльз, и Эдди поспешил исполнить просьбу.
– Ай!
– Ты сам просил.
– Ущипнуть, а не вырывать кусок мяса. – Чарльз во все глаза разглядывал громадину, что остановилась в сотне шагов от хижины. Она отдыхала, выпуская клубы пара. И судя по характерной вони, в воду добавляли какие-то зелья.
– Ладно, извини. А теперь, будь добр, держи невесту при себе. Оружие тоже.
– Я думаю, раз уж мы здесь, то договоримся.
– Много думать вредно, – сказал Эдди и осклабился во всю ширь улыбки.
Наверное, пытался выглядеть дружелюбным. Чарльз лишь надеялся, что люди, которые шли навстречу, знакомы с Эдди. Или хотя бы что нервы у них крепкие. Не всякий человек способен выдержать такое проявление дружелюбия.
– Эдди! – воскликнул господин в высоком атласном цилиндре. С одной стороны цилиндр украшало алое перо. С другой – череп какой-то птицы, в глаза которой вставили камни, верно для пущей выразительности.
– Итон, едрить тебя в… – Эдди раскинул руки, будто намереваясь обнять гостя. Или, правильней, хозяина? И тот благоразумно остановился.
Был он высок. А из-за цилиндра казался еще выше.
Сухопар.
Облачен в кожаный плащ, накинутый прямо поверх лонгдога. Плащ поблескивал металлическими чешуйками, которые складывались в весьма характерный узор. Щиты? Похоже на то.
– Давно не виделись, Эдди! – Во рту Итона лихо сверкнул золотой зуб. – А ты нынче с приятелями?
– Моя сестра, – пояснил Эдди. – С женихом.
– Сразу с женихом? А жених хороший? Мое почтение, мисс. – Итон наклонился и цилиндр приподнял, обнаживши яркую лысину с выбитым на ней узором.
– Лучше не бывает, – откликнулась Милисента, а Чарльз взял ее под руку. На всякий случай.
– Лучше всегда бывает!
– Не слушай его, Милли. Итон у нас дважды женат.
– А так можно?! – искренне удивилась Милисента.
– Были бы деньги. – Итон вновь блеснул зубом. – У меня, дорогая, и на третью хватит! Будешь жить в своем доме. Любить стану, баловать стану…
– Спасибо, воздержусь.
Как ни странно, Итон воспринял отказ спокойно.
– Сколько вас?
– Вы с нами? – Эдди повернулся к сиу, но те покачали головой.
– Люди зло, – сказала Великая Мать, и спорить с ней никто не решился.
– Трое. Плюс лошади.
– Отлично, цены знаешь. Деньги вперед.
За спиной Итона держались двое, спокойно, уверенно, но полы плащей раздвинули так, чтобы были видны рукояти револьверов. К этой местной привычке выставлять оружие напоказ Чарльз почти привык. Что поделаешь. Места вокруг дикие.
Меж тем Эдди бросил Итону кошель, который тот поймал с легкостью. Не постеснялся развязать – то ли джентльменам на слово не верили, то ли с джентльменами в Диких Землях сложно – и заглянуть внутрь.
– На охоту сходил? – поинтересовался он небрежно.
И рукой взмахнул.
– Лошадок туда. Грей позаботится. Не бойтесь, вернем в целости и сохранности. Сам знаешь, Эдди, у меня приличный поезд. И своим о правилах расскажи.
– Всенепременно.
– Так что с охотой?
– На чай пригласи, там и поговорим. – улыбка Эдди стала еще шире, хотя, казалось бы, это напрочь противоречило законам анатомии.
– Тогда заходи. Ты меня знаешь. Всегда рад почаевничать с хорошим человеком. Третий вагон. Там твоя родня едет. Глядишь, не поссоритесь.
Итон поправил цилиндр, и синие камушки в птичьем черепе блеснули.
– А сестрица твоя пусть подумает. Мои жены меня любят!
На третьем вагоне сияла медная цифра, под которой обнаружилась пара скрещенных костей. Причем самых натуральных, бычьих, судя по размерам. Лесенку скинул мрачный тип в сером плаще. Руки подавать не стал, как и в принципе здороваться. Да уж, над обслуживанием им определенно стоило поработать.
– От Чарли не отходи, – велел Эдди сестре и, забравшись первым, подал руку. А Чарльз – ступени до земли не доставали – подсадил девушку.
Та только пискнула возмущенно.
– А что за правила? – спросил Чарльз, забравшись в вагон. Пахло… пахло той алхимической смесью, которая рано или поздно пропитывает стены любой лаборатории.
Или конструкта.
Еще хлебом. Пирогами.
– Питаться будете? – угрюмо поинтересовался тип.
– Будем. Обед когда?
Тип молча протянул руку, в которую Эдди вложил крупное золотое кольцо.
Вот ведь… Это же артефакт исчезнувшей цивилизации! Можно сказать, бесценное наследие. Но, с другой стороны, кто знает, сколько им еще ехать. Да и от нормальной еды Чарльз бы не отказался, ибо сушеное мясо, конечно, голод утоляло, но и только.
А в вагоне пахло чем-то донельзя сдобным.
Съестным.
И Милисента, втянув этот аромат, горестно вздохнула:
– Булочек хочу.
– Будут, барышня. – тип закрыл дверь. – Вот тронемся, и принесу. Еще суп рыбный, рыбка свежая, только утречком доставили. Пирог с олениной. И запеканка. Что прикажете?
Милисента ненадолго задумалась и решительно сказала:
– Все!
– От и ладно! – неизвестно чему обрадовался тип. – А то иные сядут и нос воротят, а кушать надо. И кушать хорошо.
С данным утверждением Чарльз был совершенно согласен.
– Правила простые. – Эдди подхватил спутников под руки и увлек куда-то по темному узкому коридору. – Стрелять, применять магию и вообще что-то, что может повредить поезду, нельзя. Бить морду можно, но если в процессе что-то попортишь, то или плати…
– Или?
– Или высадят. За магию и стрельбу сразу высадят. А места тут такие… в общем, сидите смирно. Ешьте. Отдыхайте. Если вдруг выйти куда, к нужнику, то, Милли, только с ним! Я серьезно!
Милисента кивнула и буркнула:
– А ты куда?
– Пойду побеседую. Итон – мужик толковый. Ну… относительно других. И слышит многое. Если кто и в курсе, чего там в городе творится, то он. Только вы тут того…
– Не беспокойся, – заверил Чарльз.
– Я серьезно. Никакой магии. А то ведь…
Договорить он не успел, потому как поезд содрогнулся, что-то загудело, затрещало. Затем раздался протяжный скрежет, от которого заломило зубы. Далее последовал рывок, едва не сбивший с ног.
Тронулись.
Я сидела, смотрела в окно на проплывавшую мимо пустыню и жевала булочку. Признаться, именно сейчас я ощущала дивное умиротворение и была всецело довольна жизнью.
Даже счастлива.
Почти.
Абсолютности счастья несколько мешала унылая рожа Чарли, который и пустыней не любовался, и булочки брал двумя пальцами, с таким выражением, будто кому-то услугу оказывает. Ага. И чего, спрашивается? Отлично же едем!
Всяко лучше, чем на лошади.
Не надо думать, что я совсем дикая. Я поезда видывала. И ездила даже. Правда, с лошадьми, потому как и надежнее оно, и дешевше, и других вагонов к нам не цепляют. Это уже в Чикентауне можно поглазеть на иные и вагоны, и поезда. Эдди, помнится, еще тогда рассказывал, будто бы есть такие, в которых не солома на полу, а ковры лежат. И еще диваны имеются.
Я не поверила, думала, шутит. А оно вот как.
И вправду имеются.
Я даже пощупала диван, обитый красной кожей. Да, потертая, а местами и латаная, но ведь сам-то диван хорош, мягонький, упругонький, небось отменным конским волосом набит, а не всякой дрянью. Я даже подпрыгнула пару раз.
Ковер тоже присутствует. Правда, не понять, то ли красный, то ли бурый, но ведь лежит же ж!
А еще стол.
На столе еда. И высокие стаканы в серебряных подстаканниках. Чай крепкий, до черной густоты. Рыбный суп наваристый. Хлеб свежий. Булочки опять же. А этот вот кривится.
И шеей крутит.
И не понять, что ему не так. Глядеть на мрачного графчика надоело, и я опять в окно уставилась. Третий час уже едем. И пора бы Эдди вернуться. А он все не возвращается, оттого в душе появляется некоторое беспокойство.