– Мне безумно нравится местная привычка радоваться вещам малым, простым, – поделился Орвуд, глядя на Милисенту едва ли не с умилением. – Этому, пожалуй, стоило бы научиться.
– Научишься, – пообещал Дик, засовывая в пасть бутерброд с ветчиной.
– Возможно. Ладно… матушка отыскала девицу, как ей думалось, во всем подходящую. Та приходилась ей какой-то весьма дальней родственницей. Обладала Даром, однако в силу некоторых особенностей происхождения и отсутствия приданого не могла рассчитывать на хорошую партию.
– Чего? – Орк явно не понял.
– В свое время мать моей невесты пошла наперекор родительской воле и вышла замуж за школьного учителя, после чего ее вычеркнули из списка наследников, да и из родовых книг. Многие придают подобному слишком уж большое значение.
Бертрам отставил опустевшую чашку.
– Но для нас происхождение невесты было не так и важно. Куда интереснее то, что девушка оказалась хорошо воспитана, мила и к тому же почти нечувствительна к проявлениям моего Дара. Да, изначально она отнеслась ко мне несколько… предвзято. Но постепенно мы привыкли друг к другу.
– А потом она уехала? – предположил Чарльз.
– Именно. Оставила записку, в которой просила прощения за обман. Сказала, что никогда не любила меня, но полагала, что для удачного замужества хватит и симпатии, которую она ко мне испытывала. Но ошибалась. Она встретила истинную любовь и поняла, что не готова жертвовать своим будущим.
– Мне жаль, – сказал Чарльз, чувствуя, как на затылке зашевелились волосы.
– Не стоит. Признаюсь, я сильно огорчился. Я успел привязаться к Мэри. Нам сложно сходиться с людьми, но если уж мы начинаем общаться, то… привязываемся к тем, с кем общаемся.
– И вы хотите вернуть ее?
– Не ее, – покачал головой Бертрам. – В конце концов, кто я такой, чтобы мешать женщине в ее счастье? Как там говорят? Насильно мил не будешь. Но так уж получилось, что незадолго до… всего этого состоялась наша помолвка. И я вручил Мэри кольцо.
– Особое? – догадался Чарльз.
– Именно. Это родовой артефакт. Он призван защитить избранницу в том числе от проявлений тьмы, к которым она становится уязвима после замужества. Особенно когда носит дитя. Кольцо было создано моим прапрапрадедом и передавалось из поколения в поколение.
– Еще один… – пробормотала Милисента.
– Простите?
– У сиу сперли Сердце Великой Матери, без которого у них дети не родятся. У вас…
– Стрелы Первого Охотника, – хмыкнул орк.
– Вот… стрелы этого вот Первого Охотника. У вас кольцо. У Чарли просто деньги… Ну, пока, по крайней мере. Или может, ты чего не знаешь?
– Может, и не знаю, – согласился Чарльз. – К сожалению, брак моей маменьки тоже не был одобрен, а потому… не уверен, что ей досталось что-либо из семейных драгоценностей. Как и сестре. Но чисто теоретически вероятность существует.
А ведь дед тогда, на встрече, спрашивал про Августу. Как-то вскользь, но ведь спрашивал.
Может…
Смешно и предположить, что Августа тайно проникла в дедово поместье. Не тайно ее не приглашали, а проникнуть и украсть что-то… Нет, нелепость.
– То есть ваша Мэри помолвку расторгла, а кольцо возвращать не стала?
– Именно.
– И вы собираетесь его вернуть?
– Выбор невелик. Матушка расстроилась. Она возлагала на наш брак большие надежды. Отец же не уверен, что сумеет повторить тот артефакт. Описание сохранилось, но уж больно специфический ингредиент использовался.
– Какой? – Милли все-таки вытащила еще одну конфету и уставилась на нее. Вид у девушки был одновременно мрачным и решительным. – Нет, ну интересно же ж!
– Зубы мертвеца, – сообщил некромант.
– И что, на Востоке мертвецов нет?
– Да хватает, но, если верить записям, этот мертвец был не просто так мертвецом. Он происходил из народа кхемет, которых мой предок именовал «богоравными» или «богоподобными». Но более не оставил никаких указаний. Да и в принципе я не нашел больше ни слова об этом народе, даже сомневаюсь, существовал ли такой…
– Еще как. – Милли икнула и прикрыла рот рукой. – И мертвецов у них хватает. Я точно знаю, где один валяется. Но это возвращаться надобно будет…
Чарльз вздохнул.
И прикрыл лицо рукой.
С другой стороны… почему бы и не помочь хорошему человеку? Или не очень хорошему, но все одно полезному? Необязательно же возвращаться в Мертвый город?
Совершенно необязательно.
Но что-то подсказывало: придется.
Ну вот не надо на меня смотреть, будто я родину предала.
Подумаешь, мертвец.
Зубы у него точно были, я помню. И даже жаль, что не догадалась прихватить парочку. Хотя откуда мне было знать, что у тамошних мертвецов настолько зубы полезные. Золотишко вот – дело другое, золото оно везде пригодится.
Чарльз вздохнул.
Некромант уставился на меня, еще немного – и дырку взглядом просверлит. А я чего? Ничего. Сижу ровненько. Улыбаюсь.
– Там… – Я махнула рукой. – Мертвый город. А в нем кхемет ваши. Но туда лучше не лезть.
– Ага, – согласился орк. – Дурное место.
– Я бы сказал, очень… специфическое. И опасное, – добавил Чарльз.
– Дед упоминал, что из той экспедиции вернулся лишь он и его друг, но тот в скором времени скончался. Возможно… – Орвуд задумался, правда, ненадолго. – Возможно, дед знал больше. Возможно, он хотел повторить артефакт, созданный его прадедом, или создать новый. Вот и отправился, но потом… потом понял, насколько это опасно, и уничтожил записи. Это объясняет их скудность.
Некромант постучал пальцем по чашке.
– Как бы то ни было, я буду весьма благодарен, если вы поделитесь вашей историей.
Мы с Чарли переглянулись.
Поделимся.
Отчего б не поделиться. История, чай, не золотишко, от деления не убудет.
Рассказ начал Чарли. Издалека. В смысле от сестрицы своей. Я слушала. И его, и перестук колес, которые громыхали не так уж сильно, скорее слышалось в этом что-то донельзя успокаивающее. Душу грел чай и остатки конфет. И еще вдруг потянуло прилечь.
Неважно, где.
Но я устала. И с трудом подавила зевок, а второй не смогла… и, кажется, отключилась. Помню, что начала вдруг заваливаться набок, но меня подхватили, подняли и перенесли куда-то. Я хотела возмутиться, но сил не осталось совершенно.
И спать хотелось.
Дико.
А потому я позволила себе утонуть в мягкой перине, когда на плечи опустилось вдруг одеяло, тоже легкое, воздушное. Стало тепло и хорошо.
Одно беспокоило: Эдди так и не появился.
Сон был странным. Я видела город, тот самый, только другой. Живой. Он утопал в зелени, которую пробивали белоснежные башни. И на солнце они казались настолько яркими, что я почти ослепла.
Гудели барабаны.
И рога.
Звенели браслеты на ногах обнаженных женщин, кожа которых была покрыта золотой краской. И сами они были подобны ожившим статуям. Они кружились в танце, и алые ленты, привязанные к их рукам, трепетали в воздухе.
Но тут музыка стихла, и раздался низкий вибрирующий звук. Он сменился гулом, будто стадо бежит… точно стадо… огромные бизоны. В жизни таких не видела.
И видеть не хочу.
Женщины плясали. Быки…
Наверное, блевать во сне – не лучшая идея. И я сдержалась. Это ведь сон. Просто сон. Сладкого переела. Еще когда Мамаша Мо пугала, что, мол, если переесть сладкого, то кишки узлом завяжутся. Вот, видать, и завязались.
Главное, что нет этого.
Ни быков, ни женщин, что не прерывали безумного танца своего, взлетая на огромные спины, удерживаясь на рогах или не удерживаясь.
Ничего нет!
И мертвеца, вперившегося в меня взглядом, тоже нет.
Какой взгляд у мертвеца? Но череп дернулся и стремительно оброс плотью, и вот уже передо мной не мертвец, но человек настолько красивый, что просто невозможно.
Смотреть.
И не смотреть.
– Проклятая кровь. – Он говорит на другом языке, но я понимаю. И брезгливо кривит губы. – Проклятая кровь!
– Иди на хрен! – возмутилась я. Будут тут еще всякие покойники обзываться!
– Никакого уважения. – Мертвец не собирался исчезать.