А сам он где?
Эдди обнаружился внизу. Он сгорбился за старым верстаком, склонившись над чем-то кривеньким и с виду напрочь ржавым. Почуяв меня, братец вскинул голову и улыбнулся.
– Выспалась?
– А то. – Я подавила зевок и потянулась. – А ты?
– И я. И Чарли…
Он запнулся. Я же махнула рукой. Замужем так замужем. Что уж теперь-то.
– Не злишься? – Эдди всегда меня понимал.
– Нет. А где…
Муж-то у меня наличествовал. А всякая хорошая жена должна интересоваться нахождением супруга. Так Мамаша Мо говаривала, и не только она. Я еще думала, что в этом плане матушке повезло. Она-то точно знает, где папаша находится, а стало быть, очень хорошей женою является.
– Решил выйти, оглядеться.
– А не опасно?
– Беспокоишься?
– Он вроде неплохой человек. – Признаваться в том, что и вправду беспокоюсь, было отчего-то стыдно. Кажется, я даже покраснела. Самую малость.
Эдди сделал вид, что не заметил.
– Неплохой.
– Но… мы разные. – С кем еще поговорить, как не с ним? С матушкой разве что. Она бы, наверное, поняла. Или нет? Или сказала бы, что раз мы теперь женаты, то надобно смириться и вообще перевоспитаться, вести себя подобающим образом да все такое?
Перевоспитываться не хотелось, а хотелось есть.
– Разные, – согласился Эдди, вытирая руки. – Есть хочешь?
– Дико.
– А то… два дня проспать.
– Сколько?! – Вот теперь я даже не то чтобы удивилась. Это… это где ж видано, чтоб живой человек столько спал? Хотя вспомнилась вдруг старуха Мэдисон, которую в городке все, даже судья, побаивались, ибо была она женщиной сложной судьбы и не менее сложного характера, ко всему весьма на язык невоздержанной. Так вот, одного дня супруг ее, которого в городе знали и весьма ему сочувствовали, сообщил, что преставилась она.
Во сне.
Ну, как водится, вызвали доктора, заодно уж и судья явился почтение покойной засвидетельствовать. Да и не только он один. Много народу собралось. На кладбище со всем политесом да немалым облегчением провожали. А она возьми да очнись, аккурат когда гроб в могилу опускать стали.
Ох и ругалась же!
И главное, наши с перепугу едва не пристрелили. Доктор еще потом клялся, что не специально, что случается с людьми такое. Называется летаргическим сном.
Вспомнила и поплохело.
– Два дня. – Эдди вытер руки ветошью. – Мы уж и некроманта позвали, а он сказал, что это… как его… компенсация. Вот. Мол, мозги твои много поработали, когда ты в иной мир выходила, и им, значит, отдых надобен.
Мозгам.
Я потрогала голову, убеждаясь, что больше она не стала. Мамаша Мо когда еще меня пугала, что если читать слишком много, то мозги пухнуть начнут и голова раздуется. Моя вроде пока прежнею была.
– Чарли волновался крепко. – Эдди поманил меня за собой. – Но ты и вправду спала. Даже слюни пускала.
Спасибо. Вот без этого знания я точно обошлась бы.
– А… что тут было-то? Ну, пока я слюни пускала? – Я огляделась.
Стало вроде чище, чем раньше. Или кажется так? Кресло вон новое появилось. Кресла такого точно не было. Еще железяки всякие.
Стол приличный.
Печка.
И ларь, на крышке которого громоздились шестеренки, патрубки и переплетения проволоки. Над ларем то и дело поднимались облачка то ли пара, то ли инея. А еще от него пахло.
Мясом.
В животе заурчало и…
– Садись, – велел Эдди, подтолкнувши меня к столу, который совершенно точно стал чище, и даже подпалины на нем смотрелись иначе. Этаким узором.
Уговаривать не пришлось.
Я взобралась на высокий стул с почти целой спинкой. Эдди активировал огненные камни, плюхнув на один чайник, а на другой – чугунную сковороду немалых размеров.
– Стало быть, ты просто спала?
– Ага. – Я мотала ногами.
Надо же, почти как в детстве.
Я пыталась научиться готовить. Честно. И даже когда еще была в доме прислуга помимо Мамаши Мо, которая сразу сказала, что я слишком безрукая для учебы и во всем виноваты демоны, все одно на кухню заглядывала. И матушка меня учила.
Блинчики вот печь.
Омлет делать.
Варить кашу. Или рагу. Или… в общем, готовить я училась. Просто получалось не то чтобы вовсе несъедобно, а так, терпимо.
Когда других вариантов нет.
Эдди же…
Сковорода раскалилась, и над ней задрожал воздух. Братец вытащил банку с топленым жиром, зачерпнул ложку и плюхнул на сковороду.
Он точно знал, сколько нужно добавить соли и перца, и еще чего из двух десятков сушеных трав, которые мне казались совершенно одинаковыми.
– А вы чем занимались? – Я торопливо сглотнула слюну. На сковородку плюхнулся кусок мяса, который Эдди еще сверху придавил.
– Да ничем особо. Вот, порядок наводили. Прикупили кое-чего.
– Где?
– Да тут… тут тоже есть старьевщики. А как выяснилось, в последнее время клиентов у них прибавилось. Многие уходят.
– Как твой друг?
– Именно.
– Это плохо. – Что еще сказать. Люди – они же твари такие, которые ко всему привыкают. Их за просто так с места не сдвинуть. А уж коли решили сами сдвинуться да бежать, барахлишко свое за пару центов скинувши – большего старьевщик не даст, – то дела тут совсем дрянь.
– А то…
Эдди посыпал мясо какой-то приправой.
– Многие закрылись, даже те, которые выше.
Запах пошел умопомрачительный.
– Охотников, поговаривают, прижали. Требуют сдавать добычу только в официальные мастерские. А там платят по официальным же расценкам.
– Грабят, короче.
– На законном основании, – согласился Эдди.
Как будто тому, кого грабят, легче, ежели на законном основании.
– Экспедиции организуют. Объявили набор желающих. – Он перевернул мясо, и запах стал совсем уж невыносимым. А передо мной упала деревянная миска с лепешками. – Пожуй пока.
– И много желающих?
– Не особо. Тому, кто опытный, разве оно надо? Переться в Мертвый город, рисковать, а потом получить десятую часть добычи. Притом что идти придется с новичками да под руководством доверенного человека.
Я хмыкнула.
Найдутся ли вообще дураки? Хотя… найдутся. Дураков везде хватает.
Посулят им чего-нибудь.
Распишут.
– Главное, что те, кто и вправду в охоте понимает, они давно уже убрались. И вряд ли вернутся. Пара-тройка ходоков, может, и осталась, но таких, не особо везучих, которым деваться некуда.
– И когда пойдут?
Почему-то мне была категорически неприятна мысль, что кто-то полезет в Мертвый город. И вовсе не потому, что я за людей беспокоилась.
Город ведь… если я забрала то, что хранило его, – выходит, он беззащитный?
– Пока неясно, но точно откладывать надолго не станут. – Эдди разбил пару яиц, сыпанул поверху крупной соли и крышкою прикрыл, чтобы оно все упарилось.
– Еще что?
– Магов обязали пройти регистрацию. И получить особый знак. Чтоб, стало быть, простые люди понимали, кто перед ними. Правда, ходит слушок, что пара-тройка из тех, кто первыми знак получил, после исчезли. А еще один свихнулся и спалил дом вместе с женою и детишками. После этого те, что поумнее, предпочли убраться.
Этак в городе никого не останется. Непонятно только, для чего оно все? Жили же ж… и нормально, если верить Эдди, жили.
– А… как Чарли?
– Пока никак. Ни ты, ни Чарли никуда не пойдете. Ты вовсе… На-ка вот. – Эдди вытащил из кармана несколько камушков, на веревку нанизанных. – Ему тоже сделал. Ну и еще кой-чего… физию чуть подправили. Оно-то не особо спасет, если загребут, но так, глядишь, никто приглядываться не станет.
Я веревку надела и камушки убрала под рубашку.
– Еще переодеться тебе надо будет. – Он плюхнул сковороду прямо на стол. И сам сел. – Тут… такое… В общем, новый указ вышел. О морали.
– Высокой?
– А то. Выше некуда.
Что-то мне совсем не по себе сделалось. Боюсь я высокой морали. Не дотягиваю.
– В общем… женщинам надлежит вести себя скромно. И одеваться соответствующе. Дабы не вводить в смущение и соблазн мужчин.