Объявившаяся с кофе Вера показалась девой юношеской мечты, загадочной, прекрасной и затаенно-страстной. В ее взгляде промелькнул призыв. Все-таки Орловскому было не восемнадцать лет и он научился разбираться в женщинах. Вопреки уверениям не такая уж сложная наука.
В другое время Орловский не придал бы взглядам особого значения, все-таки не мальчик, да и непорядочно изменять жене, но воспоминания о юношеских годах подействовали расслабляюще, и сейчас Георгий почувствовал себя почти молодым.
– Присоединяйся, Вера, – понял обмен взглядами Шнайдер и пояснил Орловскому: – Вера не секретарша. Это мой первый помощник в делах, член партии и проверенный товарищ.
Показалось или нет, но рекомендация вроде бы имела другой, ускользнувший от внимания тайный смысл. Да за столом ли с этим разбираться?
Тем более что Вера села рядом и поглядела при этом так, словно продолжение ночи было ею уже твердо решено.
– За успех! – опять-таки как-то многозначительно произнес Яков, и было не понять, что он имеет в виду.
Вера выпила вместе с мужчинами, не жеманясь, и при этом как-то невзначай слегка коснулась ногой ноги Орловского.
Прикосновение обожгло, а в голове зашумело так, словно вместо рюмки Георгий опорожнил стакан.
А тут еще, как назло, Шнайдер поднялся, пробормотав, что он скоро придет.
Орловский еще пытался бороться с приступом внезапной страсти и, удерживая Якова, спросил:
– Яша, один вопрос. Насколько я понимаю, одним из следствий свободы, а может, и ее причиной, является исчезновение связей между людьми. Так почему не распадается твоя партия?
Вопрос и в самом деле интересовал Георгия, только задавать его он все не решался. Теперь же это было последней хрупкой соломинкой, которая еще могла отвратить неизбежное.
Не то что Орловский был монахом, однако какое-то смутное чувство тихо шептало об опасности. Что за опасность могла подстерегать при заурядном общении с хорошенькой женщиной, было абсолютно непонятно, и все-таки Георгий привык доверять своим предчувствиям.
В электрическом свете лицо Шнайдера показалось неестественно бледным, а выражение на нем – зловещим.
– Так то у простых людей. А мы крепко спаяны совместной борьбой и общей кровью.
При последнем слове глаза Шнайдера полыхнули красным. Хотя, возможно, в этом было виновато все то же освещение или выпитый алкоголь.
Мерещится же чертовщина!
Орловский собрал все силы, чтобы избавиться от последствий возлияния. До конца это сделать не удалось, однако мир все же стал не таким расплывчатым.
– А мы ведь даже не познакомились, – с придыханием произнесла Вера и медленно провела язычком по пунцовым губам.
Выглядело это бесподобно, и Орловский почувствовал, что теряет голову.
– Георгий, – голос предательски сел.
– Вера… – Но до чего же хороша! Даже бледность кожи в сочетании с черными волосами смотрится сногсшибательно.
Тьфу! И что все кажутся бледными?!
– Простите, а вы давно работаете с Яковом? – лишь бы что-то спросить, пробормотал Орловский.
– Два месяца. – Вера ни на мгновение не сводила с Георгия глаз. – Но зачем же на «вы»? Как я понимаю, мы будем работать вместе. Так давайте выпьем на брудершафт.
Интересно, нашелся бы мужчина, способный устоять?
Орловский не смог.
Он плеснул на донышко водку (раз уж на столе не было ничего более слабого, а Вера пила и ее) и поднялся.
Руки переплелись. Первая часть ритуала свершилась. Губы потянулись навстречу друг другу, но за миг до их соприкосновения снаружи громыхнуло так, что едва не вылетели стекла, а сам дом ощутимо вздрогнул.
Оба поневоле отпрянули, повернулись к окну.
– Что… – продолжить вопрос Вера не успела.
Вновь раздался взрыв, едва ли не сильнее предыдущего, и почти без перерыва еще один и еще.
Это походило на артиллерийскую канонаду, если бы в мире существовали снаряды по две тонны весом. А так даже Орловский в первые мгновения растерялся, не в силах понять, что же происходит.
О Вере нечего и говорить. От страха и неожиданности девушка забыла про все не высказанные словами обещания и тряслась, словно осиновый лист.
Дверь резко открылась, и в кабинет влетел полноватый мужчина в дорогом костюме. В другое время он наверняка выглядел очень респектабельно, однако сейчас на породистом лице с холеной бородкой властвовало выражение крайнего ужаса.
Мужчина хотел что-то спросить, только рот его открывался совершенно беззвучно, а звуки оставались где-то внутри, намертво застряв еще в горле.
Снаружи продолжало оглушительно грохотать. Лишь изредка в паузах между очередными взрывами можно было услышать испуганные крики вконец растерянных, обезумевших от ужаса людей.
А вот Орловский, наоборот, успокоился. Он быстро понял причину происходящего, а привычная, не имеющая ничего общего со сверхъестественными силами опасность уже давно не вызывала в нем страха.
– Шнайдер! Где?.. – наконец сумел выдохнуть респектабельный мужчина.
– Куда-то вышел, – спокойно, лишь несколько громко, дабы перекричать грохот, ответил Орловский.
Его невозмутимость подействовала на незнакомца словно возвышающееся над водой крепкое бревно на утопающего.
Мужчина подскочил к Георгию вплотную и обеими руками вцепился в рукав гимнастерки. Он вторично лишился дара речи, однако на этот раз в выпученных от ужаса глазах робко вспыхнула надежда на спасение.
Вновь резко распахнулась дверь. Ворвавшийся в кабинет Шнайдер выглядел ничуть не лучше того, кто его разыскивал, и, казалось, был готов прятаться под стол от напастей.
– У вас артиллерийские склады в городе есть? – поинтересовался у приятеля Орловский.
Подобно мужчине, говорить Яков не смог и лишь судорожно кивнул в ответ.
– Вот они и взорвались, – сообщил Орловский.
– Почему? – после краткой паузы выдавил Шнайдер.
– Откуда я знаю? – пожал плечами Орловский. – Причин тут может быть столько, что одно перечисление займет кучу времени. И диверсия, и халатность… Лучше пойдем посмотрим, что там можно сделать. Раз уж ты тут начальство…
Его вид подействовал на приятеля благотворным образом. По крайней мере, Шнайдер внешне обрел часть былой уверенности.
– Я распоряжусь насчет мотора, – намного спокойнее вымолвил Яков и повернул к выходу.
Орловский мягко освободился от продолжающего цепляться за его рукав мужчины и молча двинулся следом.
Гулянка была нарушена, хмель выветрился, а с ним исчезла и притягательность сладострастной брюнетки. Любовные услады плохо уживаются с грохотом канонады.
– Это не опасно? – с оттенком истеричности выкрикнул последовавший за ними мужчина.
– Кому как повезет, – обронил Орловский.
Как и все бывшие на фронте, он был немного фаталистом. Да и чем другим, кроме предназначенной судьбы, можно объяснить, что твой сосед убит, а ты уцелел?
Ответ подействовал так, как и ожидал Орловский. Мужчина исчез, растворился в хитросплетении коридоров, и дальнейший путь приятели проделали вдвоем.
Древний Смоленск помнил многое. Волна за волной обрушивались на него с запада полчища захватчиков. Казалось, так будет всегда, и каждый смолянин с рождения считал себя воином.
Но времена переменились. Ставшая Императорской, Россия сумела обеспечить если не достаток, то покой своих подданных, и бывший передовой форпост превратился в заурядный губернский город.
Лишь раз в грозный и памятный год на него навалились орды Наполеона. Подобно предыдущим незваным гостям, они щедро полили окрестные поля своей кровью, но все же вошли в пылающий город и задержались там на целых три месяца.
И снова потекла размеренная спокойная жизнь. Жители трудились, растили детей, и в этом извечном круговороте незаметно прошло больше века.
Смоленск практически не знал революционных бурь и потрясений. Любые взрывоопасные перемены неизбежно ведут к ухудшению, без них же жизнь потихоньку улучшалась, вселяя уверенность в завтрашнем дне.