Тут я понял, что «попал» ещё на три дуэли, и решил, что дальше нет смысла разводить «дипломатию» и пошёл на откровенную подлость.
— Господа! — Рассмеялся я. — Ведь если я скажу, что вы называли дона Дуарте «папиным сынком», он вынужден будет вызвать на дуэль и вас. Я ведь не наговариваю на вас, господа, и всё это правда?
Дон Дуарте оглянулся на понурившихся господ.
— Чёрт! — Выругался он. — Я вызываю вас господа! Всех троих! — Он качнул головой в сторону ошеломлённых интриганов. — Но это ничего не меняет!
Он вздёрнул подбородок вверх и его короткая, но широкая бородёнка уставилась мне прямо в лицо, а тонкие усики встопорщились от сморщенного в гримасе крупного носа.
— Меняет, дон Дуарте. То, что я о вас говорил, я не помню. И этим господам не верю. Они наговаривают на меня. Поэтому, если вы желаете со мной драться, вы должны оскорбить меня, и я приму ваш вызов.
— Вы подлец, Дон Педро!
— Прелестно. Я не согласен с этим утверждением и считаю его ложным. Поэтому я вызываю вас на дуэль для удовлетворения своей чести.
— Где и когда?! — Воскликнул мой будущий оппонент.
— Ну… Не торопитесь так. Сейчас вы сначала должны получить удовлетворение от этих господ, так как вызвали их раньше меня. Кодекс чести, дон Дуарте.
— Чёрт! Чёрт! И чёрт! — Выругался он. — Тысяча чертей! Проклятый хитрый Тамплиер!
— За оскорбление ордена я мог бы убить вас прямо здесь, без церемоний, — сказал я, доставая из оружейного ящика и кладя на фальшборт пищаль. — Лучше вам уйти, господа. Жду вас завтра здесь же на пирсе в течении дня. Полагаю, за это время вы, господа, решите ваши спорные вопросы. Честь имею!
Я приложил пальцы правой руки к полям шляпы.
Они ушли, постоянно озираясь на меня. Мне было неприятно, за моё поведение, но я успокаивал себя тем, что формально я не сделал ничего недостойного и предосудительного. Просто ответил подлостью на подлость. Да и дуэли, как я узнал за время пребывания в этом мире, не отличались, оказывается, благородством вообще.
Дуэли были судебные и военные. Чаще для выяснения отношений пользовались вторым способом убийства, который предполагал любые действия, что приводят к летальному исходу. Хоть удар в спину, хоть выдавливание глаз. Допускались самые подлые приёмы.
Плюс, надо понимать, что я не дуэлянт. Я убийца. И чаще всего тайный. Одно дело ворваться с ножами в толпу не ожидающих нападения и такой, как у меня, шустрости, воинов, а другое дело, когда один на один против шпаги, или длинного меча, орудовать которыми я ещё толком не научился. На палашах господа не дрались.
Общие принципы и приемы владения длинным оружием, типа «палка», для меня были понятны и известны, но особенности и специфика безусловно были.
И ещё… Шансов остаться в живых после поединков с четырьмя опытными дуэлянтами по очереди у меня не было, а умирать так рано в мои планы не входило.
— «Не для того всю жизнь учился выживать, однако», — подумал я, и совесть моя успокоилась. Она привыкла мне подчиняться, хоть иногда и вздыхала, тихо плача в уголке.
Весть о том, что мне предстоит сразу четыре дуэли разлетелась по экипажу быстро. Сначала по вахтенной службе, а потом и по остальным морякам, гулявшим здесь рядом в портовом кабаке.
Уже через полчаса пришёл встревоженный помощник, а следом за ним боцман.
— Что случилось, кэп?
Они были пьяны, хотя не прошло и часа их увольнительной. Я нежно и ласково, как могу только я, объяснил им, что, то что случилось, это не их моряцкое дело, а моё — дворянское. Они сразу всё поняли и очень быстро ретировались, схватившись под руки и бурча, что за капитана всем дворянам Лиссабона перережут глотки.
Пока я стоял, облокотившись на борт и раздумывал о «завтра», появился давешний монах. Он подошёл ближе, глядя больше в брёвна причала, чем на меня, и, не поднимая глаз, сказал:
— Вас что-то задержало, командор?
— Дворянский этикет, брат.
— Следует поспешить, командор. Нас ждут. Следуйте в отдалении, — сказал он и, по-военному развернувшись, маленькими шагами побрёл через торговую площадь.
Я едва успел сбежать по трапу и найти глазами его в рыночной толпе, и пошёл следом, пытаясь не потерять фигуру в коричневом плаще с накинутым на голову капюшоне.
Мы прошли весь Лиссабон от порта на северо-восток. Высокие дома буквально мелькали мимо, с такой скоростью шёл монах, а я почти бежал, периодически оступаясь, на качавшейся под ногами мостовой. Вероятно, бежал и он, но под длинными полам плаща это было не заметно. Наконец, свернув в узкую улочку и нырнув в предупредительно распахнувшуюся перед монахом дверь входа в какое-то здание, я остановился, переводя дыхание.
Глава 8
Мои ежедневные тренировки явно были недостаточны для выбранного монахом темпа.
— «Всего-то километра два спортивным шагом пробежали, а я уже задышал», — с сожалением подумал я.
— «И ведь не побегаешь тут по улицам для тренировки. Не поймут. Да и нигде не побегаешь. За идиота примут», — так думал я, быстро идя вслед за монахом по узкому коридору.
Я думал, что мы пришли, ан нет, бег не прекратился, а лишь переместился в подземелье. Сухие и узкие, отходившие в разные стороны, коридоры мелькали справа и слева.
— «Попал», — промелькнула мысль.
Я взял ритм и строго контролировал дыхание. Коридоры, по которым мы бежали, имели положительный уклон, то есть взбирались вверх. Несколько дверей, попавшихся нам, открывались и закрывались «автоматически» после того, как монах просовывал свою правую руку в отверстие в стене.
Наконец мы остановились у двери, возле которой монаху пришлось засунуть руки в два стенных отверстия одновременно и он простоял так некоторое время. Дверь отворилась на сантиметров сорок и встала.
— Дальше идите сами, — сказал монах. — И торопись. Время пароля заканчивается.
— «Ух ты!», — подумал я, с трудом протискиваясь в щель. — «Толстяки здесь точно не ходят».
Далее коридор походил на коридор замка, как я его представлял: чуть повыше и пошире. Вдоль его стен стояли люди в серых плащах. Обеими руками они опирались перед собой на большие прямые гарды длинных прямых палок с небольшим металлическим набалдашником наверху. Палки были похожи на мечи, но это были палки. Лиц под капюшоном было не разглядеть.
Коридор вывел к двустворчатой двери, распахнутой передо мной двумя монахами. Я вошёл в светлый зал с вертикально вытянутыми окнами и встал у входа переводя дыхание.
Мы с магистром ордена Христа сидели перед зажжённым камином и согревались горячим винным напитком. В каменных залах замка было прохладно. Всё основное было уже сказано. Я слегка расслабился. Многое теперь мне стало ясно, многое вспомнилось, но поселилась и тревога. За мою жизнь.
— Как вам вообще Индия, Малакка, понравились? — Спросил магистр. — Как там люди?
— Долгое влияние арабских торговцев и султаната сделали их похожими на нас, но в большей степени они остались дикарями. Они очень похожи на африканцев, магистр.
— Понятно. Мне сказали, что вы были свидетелем оскорбления Ордена Христа.
— Да, сегодня, перед нашей встречей.
— Мы покараем нечестивца. Но, как вы должны понимать, причина не в ваших отношениях с господином Дуарте, а в наших взаимоотношениях с госпитальерами, похитившими часть наших… Нашего имущества. Это давний конфликт. Жаль, что вы не нашли в том месте ничего. Жаль. Будем расшифровывать скрижали дальше. Но зачем же тогда вас сбросили за борт, брат?
— Я думал об этом. Вероятно, для того, чтобы вы потеряли время на повторную проверку и послали ещё одного…
— Возможно-возможно. Но вы всё-таки попытайтесь вспомнить всё очень подробно, что с вами было и изложите это письмом. У нас есть способы вам помочь вспомнить, но… Не хотелось бы вас калечить.
Магистр по-доброму посмотрел на меня и по моей коже прошлась изморось и вдруг хлынул холодный пот. Моя одежда взмокла вся и сразу.
— Вы не совсем правильно меня поняли, — усмехнулся магистр, видя, что его слова произвели на меня нужный ему эффект. — Я имел ввиду напитки, раскрывающие скрытое в глубине памяти. Они у нас есть, но они часто приводят испытуемого к сумасшествию или к привыканию. Мы проводим много исследований таких веществ по воздействию на сознание. Братьями достигнуты удивительные эффекты прозрения и даже, не побоюсь сказать, соединения человеческой сущности с божественным. Госпитальеры, кстати, пытаются похитить секреты наших снадобий. Так что, брат, напрягите память.