Король рассмеялся:
— Кто сказал тебе эту чушь, граф?
— Друг.
— Значит, либо он обманул тебя, либо его специально ввели в заблуждение. Я сторонник терпимости и не намерен устраивать гражданскую войну из-за мелких различий в обрядах. Вы ведь не из-за этого восставали?
Риккардо игнорировал его вопрос.
— Я хочу вернуться домой, в Кардес, — выдвинул он второе условие.
— Под надзором гвардейцев, — согласился король и веско добавил: — Я тебе верю, но знати нужны гарантии.
— Время — вы не будете меня торопить. Тянуть не стану, сам оповещу, когда работа приблизится к завершению.
— У тебя будет достаточно времени, — заверил его Хорхе.
— Хорошо, и еще одно. — Лукавая улыбка на мгновение появилась на губах графа. — Смерть. Моя смерть. Хочу умереть быстро и красиво. В юности я видел, как сломался перед эшафотом герцог Кстильсий, ты обвинил его в попытке мятежа. Люди забыли о том, что он был великим человеком, они запомнили лишь его позор, его слабость, страх.
— Ты сам выберешь способ, — заверил его Гийом. — Захочешь — яд. Королевский посланник — Смерть — будет только формальностью, чтобы соблюсти все приличия.
— Даю слово, — как-то странно улыбнулся король. — Смерть твоя — она будет красивой.
Гвардейцы увели Риккардо из комнаты. Путь графа лежал в Королевскую залу. Суд, пусть приговор уже вынесен, должен был состояться. Слуга принес королю и волшебнику по чашке горячего ароматного кофе. У них еще было время. По обычаю король всегда чуть опаздывал.
— Я уже боялся, что он откажется, — бросил Гийом, сделав первый обжигающий глоток.
— Не отказался бы, — отрезал Хорхе. — Его отец скорее дал бы себя разрезать на части, чем заключил договор с врагом. А наш Риккардо слаб.
— Я тоже боюсь боли, — не согласился волшебник.
— Дело не в этом. Де Вега слаб. В нем нет решительности, воли. Его легко подчинить. Сломать. Нужно только надавить как следует, — спокойно объяснял король, играя печатью, которой только что утвердил свою волю на уже готовом листе приговора.
— Ты не прав, Хорхе… Ты не прав, — повторил маг, согревая горячей чашкой вечно холодные пальцы. — Я много с ним общался. Он слаб и податлив только до определенного момента. В вопросах жизни и смерти он непоколебим. Не принижай врага. Этим ты умаляешь и себя. Риккардо спас своих людей под Ведьминым лесом, обменяв свою жизнь на их прощение. Да и сколько твоих рыцарей и вассалов он тем самым уберег от смерти?
— Если бы он поступил иначе, я бы с ним и не заговорил, — хмыкнул король. — С чего это ты взялся его защищать?
— Ты же знаешь ответ. — Гийом поставил пустую чашку на столик для игры в карты. — Он мне нравится. Жаль, что придется его убить.
— Не убить, а казнить, — жестко поправил его король. — Правосудие превыше всего. Графа нельзя оставлять в живых. Для государства он сейчас опасен. Дело даже не в том, что знать жаждет его крови. Нет. Твой любезный Риккардо — натура хоть и слабая, но злопамятная и мстительная. Злопамятный трус — опасен. А если трус этот вдобавок ко всему еще и гордый да самолюбивый — то опасен вдвойне. Вспомни, как под этой забытой богом рекой он перебил рыцарское ополчение из Вильены и Саттины. Всех до единого. Пленных не брал. А ведь они лишь посмеялись однажды над его трусостью. Я же разрушил его жизнь, а ты, Гийом, убил друзей, опять же по моему приказу. Владения Кардес рано или поздно опять стали бы центром мятежа. Идея о независимости Маракойи, брошенная защищаемым тобой графом в массы, упала на плодородную почву. А я создаю единый и могучий Камоэнс. К тому же граф умен, и это делает его еще опасней.
— И все же мне его жаль, — сказал маг, когда король закончил речь. — Ведь по-настоящему умных людей в Камоэнсе мало. Как и везде.
— Да, констебль из него вышел бы замечательный, — согласился король. — То, что трус, так это не помеха — расчетливая осторожность лучше бестолковой доблести.
— Да что констебль! — отмахнулся Гийом. — Просмотри поступления налогов из графства Кардес, затребуй у шпиков информацию о доходах де Веги. Вот настоящая ценность. Я бы сделал его министром финансов.
— Но ты не король, — усмехнулся Хорхе.
— К счастью, нет, — серьезно ответил маг.
В обеденной зале царило напряженное молчание. Слышно было лишь, как звякает серебро приборов о фарфор тарелок.
Блас Феррейра подхватил губами кусочек мяса с золотой вилки и аккуратно положил ее на фарфор тарелки. Обеденная зала просто сверкала от обилия драгоценных металлов, соревнуясь пышностью убранства и роскошью с официальными королевскими приемами.
Де Вега сдержал слово, устроил для гостьи королевский прием. Распахнул кладовые, вытащил из подвала лучшие вина, доставшиеся еще от деда, выставил на столы драгоценную посуду: кубки, украшенные самоцветами, золотые блюда работы тайлайских мастеров, привезенные с далекого Востока, причудливой формы чаши и кувшины в форме зверей и птиц. Обычно граф довольствовался скромным фамильным серебром.
Но вот людей за огромным столом было всего четверо. Сам хозяин дома. Кармен — эта женщина, как успел понять гвардеец, была не просто любовницей графа, но и умело вела часть хозяйственных дел большого графства. Патриция Васкес, урожденная дель Карпио — Королевская Смерть, прелестная вдовушка, ее белокурые локоны были словно созданы под цвет траурного наряда. Милое личико с излишне строго очерченной линией губ портила жесткость, затаившаяся в уголках глаз. Взгляд ее метал молнии. Девушка пока держалась, но была похожа на тучу перед бурей — вот-вот разразится молнией. И он. Блас Феррейра. Лейтенант гвардии. Око короля Хорхе при отпущенном на время мятежнике.
Мясо оказалось немного жестковатым, но вкусным. Гвардеец отрезал ножом еще один кусок. Граф сразу же, как они прибыли в Осбен, пригласил своего конвоира и надсмотрщика за обеденный стол.
— Оставьте этикет, Блас. К Лукавому ваши «не могу», «мне неудобно», вы мой гость! А гости у нас в Кардесе обедают и ужинают за одним столом с хозяином. Насчет завтрака я вас не неволю. А сейчас прошу за стол, — сказал тогда Риккардо.
Простотой общения и доступностью он приятно отличался от большинства аристократов, привычки и манеры которых гвардеец успел отлично изучить за пять лет службы Его Величеству.
Смотря на то, как граф принимал Королевскую Смерть, Феррейра недоумевал: де Вега будто бы чествовал старого друга, а не свою будущую убийцу. Антонио, конечно, слышал что-то о странной истории, что связывала этих двух, но все же…
— Как вам жаркое, сеньор Феррейра? — вывел Бласа из раздумий голос Риккардо.
Старания его пропадали даром — праздника не получилось. Он и не мог получиться. Но молодого графа это нисколько не смущало. Он по-прежнему играл роль гостеприимного хозяина.
— Благодарю, граф, просто бесподобно.
— Еще бы, это ведь сердце медведя-задеруна, страшное чудище, скажу я вам. Мне прислали его в дар лесные охотники из племени паасинов. Сердце медведя — награда для храбреца, а я помню атаку гвардии под Ведьминым лесом, — отпускал он похвалы гвардейцу.
— А вы, граф, если судить по вашим делам, съели не одного медведя целиком, — попытался отшутиться гвардеец.
Он чувствовал себя неуютно, предпочел бы быть сейчас на поле брани, чем за богатым столом. Царившая атмосфера всеобщей напряженности угнетала его. Скованность движений, острые взгляды дам, что режут друг друга, словно ножи. Необычайная бледность хозяина дома, деланая беззаботность его речей. Молнии, которыми грозит ударить Патриция. Острые ноготки Кармен, которыми она слишком спокойно водит по тонкому стеклу высокого бокала. Феррейра поймал себя на том, что в нарушение этикета уставился на ее руки.
Все это как будто куча хвороста, подумал он, вспыхнет мгновенно, нужен только факел.
Долго ждать ему не пришлось.
— Ошибаетесь, Феррейра. Наш граф предпочитает зайцев или голубей. Не так ли, де Вега? Или со времени нашей последней встречи ваши гастрономические увлечения изменились? — хищно улыбаясь, поинтересовалась Патриция.
— Патриция, я рад, что вы совсем не изменились за то время, пока я был лишен счастья лицезреть вас, — отвечал ей Риккардо. — По-прежнему остры и колки. Эти качества меня всегда в вас привлекали.