Мир вокруг графа закружился, напомаженные и напудренные, приглаженные лица придворных казались ему злобными собачьими мордами. В ушах звенело от лая. Он ничего не слышал. Руки сжались в кулаки, на бал оружие не брали, иначе бы де Вега тут же попытался убить Васкеса.
— Риккардо, как ты мог! — Патриция уже была рядом.
Толпа расступилась перед ней в ожидании нового зрелища.
— Патриция, это все ложь! — кричал Риккардо, пытаясь заглушить гул вокруг. — Я все тебе объясню!
— Как ты мог! — Патриция его не слушала, она была взволнована, шокирована, взвинчена. Ее, ее Риккардо, жених, только что отказался от нее! — Ты, ты клялся мне в любви, трус! Я верила тебе! Любила! — Девушка была прекрасна даже в гневе. Разгоряченное лицо, сверкающий взор делали ее похожей на языческую богиню возмездия. Вот только богини не плачут — в ее же глазах были слезы.
— Посмотрите, до чего он ее довел — бесчувственная скотина! — не таясь, говорили вокруг.
— Не верь им, Пат, я люблю тебя! Не верь лжецам. Я люблю тебя! — тщетно надрывался Риккардо.
Патриция его не слышала.
— Как ты мог?! Уйди от меня прочь! — плакала она.
— Прости меня, Патриция, — влез Васкес. — Если бы я знал, что он трус, то ушел бы. Лишь бы тебя не расстраивать.
— Пат, не уходи. Подожди, дай же мне сказать тебе правду! — Риккардо схватил ее за руки.
— Прочь от меня, трус! — Патриция ударила его по лицу.
От пощечины всю щеку залило кровью. Патриция замерла с полуоткрытым ртом.
Светская львица и первая красавица — герцогиня де Тавора — была зачинательницей последней придворной моды. Прелестные пальчики дам теперь украшали ногти, длиной и остротой больше всего похожие на когти. Впрочем, герцогиня так их и задумывала. За пару дней такие не вырастишь, сеньориты прибегали к помощи чародеев и алхимиков.
Три длинных пореза через всю щеку, глубокие — останутся шрамы.
Риккардо поднес руку к лицу, коснулся щеки, посмотрел на пальцы, измазанные кровью. Замер, не в силах поверить. Наконец поднял взгляд на Патрицию. Девушку трясло, она смогла вымолвить только:
— Риккардо, уходи!
Он ушел. Медленно развернулся и, шатаясь, побрел к дверям. В проеме качнулся, ухватился за мрамор стены, оставив на нем карминовые полосы. Никто и не пытался его остановить.
Карл де Санчо проклинал себя за то, что опоздал, прибыл во дворец спустя ору после скандала. Не успел. Риккардо был один среди этой своры. Риккардо, который не умел ни драться, ни держать удары судьбы. Сразу найти его Карл уже не смог. Граф пропал. Исчез. Его никто не видел. Карл разослал по всему городу слуг и вассалов, объявил награду за информацию о Риккардо. Он знал — сейчас друга нельзя оставлять одного.
Де Вега объявился сам. Зашел в двери своего особняка утром. Прибыл пешком. В разорванной грязной одежде. Без денег и драгоценностей. Сохранил только фамильный амулет Единого — восьмиугольник, заключенный в круг, висящий на цепочке на груди.
Лицо неживое, бледное, даже чуть серое. Только глаза усталые, воспаленные, горят.
За поясом — чей-то кинжал. В крови. Чужой.
— Риккардо, дружище! Что с тобой? Где ты был? — Карл, всю ночь не смыкавший глаз в ожидании известий о друге, обнял его и засыпал вопросами.
Но Риккардо молчал. Лишь смотрел в глаза, не моргая.
Де Санчо вздохнул, понял, что расспрашивать Риккардо сейчас бесполезно.
— В ванну его. Отмыть и уложить спать, — приказал он слугам.
— А еду разогревать?
— Дурак, он с ног валится, какая еда. Пошевеливайтесь, черти!
Риккардо проспал почти сутки. Проснувшись, тут же позвал Карла к себе.
— Друг, скажи, что с Пат?
— Она весь вечер танцевала с Васкесом. Он теперь ее опора и утешитель. Она просила передать, что больше не желает тебя знать, — медленно сказал Карл, ему нелегко дались эти слова. Он хотел бы их смягчить, но не смог.
Риккардо стиснул зубы и закрыл глаза. Гнетущую тишину нарушало лишь пение ручного соловья где-то в саду.
— Я иду к ней, — как одно слово, как клич выдохнул де Вега.
— Никуда ты сейчас не пойдешь. Поешь, приведи себя в порядок.
— Не могу ждать.
— Иначе я тебя не выпущу, — пригрозил Карл. — К тому же сейчас раннее утро. Она еще спит.
— Хорошо, — согласился Риккардо.
Карл не хотел отпускать Риккардо, но держать его взаперти вечно нельзя. Ближе к полудню граф ушел. Один, он сам этого хотел. Де Санчо взял с него обещание не делать глупостей. И послал двух ловких конюших[25] — проследить.
Риккардо вернулся к вечеру. У него был вид как у собаки, безвинно побитой хозяином.
— Карл, я весь день простоял под ее окнами. Внутрь слуги герцога меня пускать отказались. Я просил, умолял ее о разговоре. О встрече. Кричал, пока не сорвал голос. B ответ — лишь тишина да угрозы обнаглевших слуг. Они всегда чувствуют, когда можно выслужиться перед хозяином.
Карл сочувственно вздохнул и подал полный бокал вина. Он не знал, чем еще может сейчас помочь.
— Слуги угрожали выйти и отколотить меня, — продолжал Риккардо мертвым голосом. — Меня — графа Кардеса. Не осмелились. Появился сам хозяин дома. Герцог де Гальба собственной персоной. Подлый убийца! — последние слова были почти выкрикнуты. — Он сказал, что я ничтожество и не гожусь в подметки отцу, и приказал убираться прочь. Я подчинился. С герцогом мне не совладать.
— Успокойся, — постарался сменить тему Карл. — О тебе уже почти забыли. Всех теперь интересует развитие другого скандала, случившегося на том же балу. Маг Гийом публично заявил о своих правах на молодую красавицу Изабеллу де Клосто, сказав, что она его невеста. Девушка это отрицает, ее кавалер, поэт Луис де Кордова, грозился расправиться с обидчиком любимой, а отец леди Клосто, который мог бы внести ясность в суть дела, отмалчивается.
— Хватит, не хочу. Мне от этого не легче. Карл, на чем сейчас дуэли проводят? — решительно спросил Риккардо.
— По договору, на легких дуэльных шпагах и кинжалах или только на шпагах. Ты что, собрался драться с Васкесом? Мечами на спорах чести уже давно не машут.
— Мне все равно.
— Он тебя убьет. Ты же никогда не дрался на дуэли, да и фехтовать на шпагах толком не умеешь. Васкес же полжизни провел в столице. У него слава опытного дуэлянта. Шпага стала продолжением его руки.
— Я его убью, — Риккардо сказал это как данность. — Или умру, — закончил равнодушным тоном.
— Он не будет с тобой драться, Риккардо, — убеждал его Санчо, понимая, что для де Веги это верная смерть. — И никто его за это не осудит. Тебя считают трусом. Васкес с друзьями опозорил твое имя на всю Мендору.
— Тогда я его просто убью. Мне плевать на столичное общество. Он будет драться или умрет, как овца под ножом пастуха.
— Альфонс не даст себя убить, не тот человек. Я пойду с тобой. Возражения не принимаются. Тебе нужен секундант.
— Я не буду с тобой драться, Риккардо, — сказал Васкес, вынув изо рта зубочистку — визит де Веги и Санчо вытащил его из-за стола. Они разговаривали на улице, перед таверной, где Альфонс обедал с друзьями.
— Боишься? — спросил Риккардо.
Альфонс улыбнулся так уничтожающе, как только мог.
«Риккардо, глупец. Ты сам лезешь на клинок, — подумал он. — На мечах у тебя еще бы был шанс, но шпага — это мое. Я не хочу тебя убивать, ты ведь, сам того не сознавая, спас мне жизнь. И драться с тобой тоже не хочу. Уезжай домой. И живи. А Пат останется здесь. Как плата. За твое спасение от герцога. Я не альтруист. Я люблю ее».
Но вслух сказал другое:
— Нет, мой дорогой родственник. Трус сейчас ты — точнее, тебя им считают.
— Ублюдок. — Риккардо шагнул к Альфонсу, но его удержал Карл де Санчо.
— Спокойно, друг, — Карл положил руку на плечо де Веги.
— Прислушайся к словам Карла, Риккардо. Будь спокойней. Я не буду с тобой драться, потому что не хочу тебя убивать, мы же все-таки родственники. Да и Патриция мне этого не простит. Бедняжка, она так переживает. Ты ее жестоко разочаровал и обидел, — Альфонс специально не щадил его.
25
Конюшие ведали конным хозяйством. При знатном сеньоре эту должность обычно занимали молодые дворяне.