Таня с опаской вернулась к голове. Дрожащей рукой крутнула вентиль.
— С-с-ш-ш-ш-с-с-с…вправо!..ш-ш-с-с-с…дурында!..с-с-с-ш-ш-ш!!! — как опущенная в воду сковородка, зашкворчала голова.
— Будешь обзываться, по носу получишь! — фыркнула Таня, но всё ж повернула вентиль вправо.
— Извини, Таня, сорвалось, — сказала голова почти человеческим голосом.
— Да ладно, не бери в голову, — махнула рукой отходчивая Татьяна. — Тем более, у меня фамилия как раз такая…
— Вправо?!
— Дурында… — опустила глаза Таня. — Меня, кстати, Татьяной зовут.
— О! Да мы почти однофамильцы! — обрадовалась голова.
— Не, у тебя лучше, — сказала Танюша, возвела глаза к потолку, зашевелила губами и выдала вдруг: — Татьяна Дурилкина. Красиво!
— Чего? — испугалась голова.
— Да это я так, не бери в голову!
— Ты эту дурацкую присказку брось, — поморщился Дурилкин. — Куда мне еще брать-то?
— Ладно, — легко согласилась Татьяна. Дмитрий нравился ей всё больше и больше.
— Я очень надеюсь подружиться с тобой, Таня, — сказал профессор. — Может, ты станешь моим счастливым талисманом…
— Я стану твоей удачей! — подхватила Татьяна.
— Но только управляемой мною! — вспомнил о случае с вентилем Дмитрий. — Ты ведь будешь меня слушаться?
— Смотря в чем, — состроила глазки Таня.
— Я снова хочу стать полноценным человеком, — сказала голова. — И ты можешь мне в этом помочь. Согласна?
В Танином мозгу что-то словно заискрилось и щелкнуло. Она поняла вдруг, что перед ней открывается тот единственный шанс, о котором мечтала она всю свою жизнь. И Таня решила брать быка за рога.
— Я согласна, — кивнула она. — Но у меня два условия. Нет, даже одно. Первое — просьба. Она такая: сделай мне хорошую фигуру. Можно только низ… Сумеешь?
— Только низ — сложно… — задумался Дурилкин. — Это ж сколько шить надо! Проще — тело целиком. Шея-то тоньше — пара десятков стежков, и готово.
— Пусть целиком, — согласилась Таня. — Теперь условие… — Она сказала это таким зловещим тоном, что Дмитрию захотелось вобрать голову в плечи. — Ты. Возьмешь. Меня. В жены!
У Дурилкина начались фантомные боли — страшно зачесались несуществующие ноги, так не терпелось им пуститься в паническое бегство. Но всё, что мог сделать профессор в данной ситуации — это лишь плотно зажмуриться. И лишь через мгновение он понял, какую чудовищную ошибку совершил.
— «Да»! — заверещала Татьяна. — Ты сказал: «Да!».
Профессор DDD готов был откусить предательские веки, но дотянуться до них зубами он всё равно не мог, поэтому только и сделал, что этими зубами скрипнул. Увы! У Дурилкина имелась всего одна, зато очень вредная привычка: он никогда не брал назад данного им слова. Разумеется, за исключением форс-мажорных обстоятельств.
К счастью, Таня не заметила отражавшихся на лице Дмитрия переживаний, поскольку была поглощена перевариванием свалившейся на нее радости.
— Что? — пришла она наконец-то в себя. — Что нужно делать? Давай попросим доктора Хитрюгина! Он даже не знал, что ты умеешь говорить, прикинь? Теперь ты ему всё объяснишь, и он пришьет тебе туловище.
— Ни в коем случае! — вскричала голова несчастного профессора. — Ты же ничего не знаешь!
И Дмитрий Денисович Дурилкин, профессор медицины, доктор наук, принялся рассказывать санитарке Танечке свою душещипательную историю.
Оказывается, профессор Дурилкин сделал открытие, в результате которого полностью снималась проблема отторжения тканей при трансплантации органов, так что теперь можно было пришить человеку хоть павлиний хвост, и он не только бы прижился на новом месте, но так же красочно, как у павлина, распускался.
Метод основывался на достижениях в области нанотехнологий, которым и посвятил последние пять лет жизни Дурилкин. Ему удалось создать молекулярных биороботов, запрограммированных так, что они могли соединять друг с другом обрывки живых тканей с идентичными свойствами, полностью блокируя реакцию данных тканей на отторжение. Иными словами, если смазать гелем с биороботами, скажем, обрубок руки и открытую культю, а потом приложить этот обрубок к месту среза и подержать пару-тройку часов (для надежности лучше пришить), то по прошествии этого времени догадаться, что рука когда-то отсутствовала, становилось уже невозможным. Биороботы соединяли костную ткань с костной, мышечную — с мышечной, эпидермис — с эпидермисом и так далее, никогда не ошибаясь. Так что о кропотливых и суперсложных микрохирургических операциях можно было забыть навсегда.
Открытие не было еще запатентовано и не выставлялось открыто перед научной общественностью, хотя всё уже к этому шло. Было получено около пятидесяти миллиграммов геля, Дурилкин планировал довести его количество до ста и потом уже заявляться.
Но последующие события перечеркнули его надежды и планы, равно как и всю дальнейшую жизнь в полноценном человеческом облике.
За полгода до трагедии Дурилкин стал подыскивать себе помощника — для работы чисто механической, но кропотливой и нудной, — самому жаль было тратить время на рутину. Помочь вызвался некто Хитрюгин, профессор медицины, хотя для работы сгодился бы и студент-первокурсник. Дурилкин не стал возражать, тем более, что Хитрюгин оказался весьма настойчивым.
А у Хитрюгина была младшая сестра — красивая, надо сказать, девка, но стерва. И положила она глаз на Дурилкина, да и стала подъезжать к нему и так-то и этак… Дурилкин, не будь дураком, враз раскусил молодую шалаву, понял, что ей на самом-то деле от него надо — лишь положения в обществе да денег хороших, — а потому быстро отшил Тамарку (так ее звали). И раз отшил, и другой, и третий… А Тамарке всё неймется, пристала, как банный лист к ягодичному эпидермису! Пришлось Дурилкину, хоть и не любил он этого, на брата Тамаркиного нажать — на профессора Хитрюгина, то бишь. Дескать, уйми сеструху, не то уволю тебя, на хрен!
А Хитрюгин сестре всё рассказал, но не в том плане, как ждал от него Дурилкин. И пришла к сестре с братом коварная мысль: профессора DDD погубить, а открытие его себе присвоить. Но, поскольку Хитрюгин в Дурилкиной кухне почти не шарил, то голову профессора DDD решили пока сохранить, для научных консультаций, благо сделал как раз Дурилкин для вспомогательных опытов установку, поддерживающую жизненные функции отделенной от человеческого тела головы. На свою, так сказать, голову…
— Вот так, — закончил свою грустную повесть Дурилкин. — И когда отшивал я в очередной раз Тамарку — на этой вот, кстати, кровати, — подкрался ко мне сзади Хитрюгин да и воткнул скальпель в спину…
— А что милиция? — ахнула Таня.
— А что милиция? Хитрюгин ведь хитрый, да и хирург не хреновый, — захрюкала голова. — Предъявил им мой обезглавленный труп, объяснил, что воспаление мозга началось, пришлось ампутировать, но время было упущено — поздно, дескать, обратился.
— И они поверили?!
— Не только поверили, еще и в очередь на подобную операцию полотделения записалось.
— Какой же он всё-таки… — сжала кулачки Татьяна. — Злодей!
— Вот, давай с тобой и злодею отомстим, и мне поможем.
— Говори, милый, я на всё согласная! — прижала руки к сердцу Татьяна. Рассказ Дмитрия потряс ее до глубины души.
И Дурилкин раскрыл перед Танюшей свой план…
На следующий день Таня принесла из дому молоток, ножовку, моток веревки, катушку капроновых ниток, пару толстых иголок и наперсток — всё, что велел ей Дмитрий.
Перебросившись с головой профессора парой приветственных фраз, Таня решила не откладывать дело в долгий ящик, а действовать быстро и бесповоротно. Она подошла к стене, на которой алела тревожная кнопка и, словно клопа, придавила ее большим пальцем. Потом взяла молоток и встала слева от двери.
Вскоре клацнул замок. Дверь распахнулась, и в палату влетел профессор Хитрюгин. Молоток опустился на его лысое темя с влажным хрюком. Профессор беззвучно повалился набок.
— Вяжи его! Скорее вяжи! Веревку! — закричала голова Дурилкина.
Таня схватила принесенный из дому моток и принялась связывать безжизненное тело. Спеленав веревкой доктора, словно бинтом мумию, она, отдуваясь, посмотрела на Дмитрия.