Словом, график движения опять нарушился, из Гослара удалось выехать только в 10 часов. Но в веке восемнадцатом путешественники редко торопились. Да и торопись, не торопись, больше 2 лиг в час (12 км) лошаденки в предгорье выдать не могли. К тому же солнце на небосводе сияло все ярче, ручьи бурлили и пенились, а разворачивающийся справа горный склон становился все живописнее, предлагая взору то одну скалу, то другую…. Вот за очередным поворотом распахнулось обширное лесистое урочище, на дальнем обрамлении которого нарисовался красивый компактный замок с круглой крепостной стеной, коническим донжоном и менее высокой надвратной башней, крыши которых тоже были из грифельного сланца. А нижнюю часть урочища занимало скопище уже привычных глазу фахверковых домиков и церковок. "Это, видимо, и есть Вернигероде" — подумал Сашка.
Вдруг сзади из только что пересеченной коляской долины ручья на дорогу стали выезжать всадники и, галдя меж собой, двигаться в сторону города. Были они в костюмах, которые Сашка определил как охотничьи, но весьма богатые по качеству тканей и отделке. Дорога в этом месте была узкой, и путники решили остановиться и пропустить явных аристократов. Верх коляски по случаю теплого дня был откинут, и Сашка смог видеть всю кавалькаду не покидая насиженного места. Первым ехал пяток крутых перцев, не повернувших и "головы кочан" в сторону одинокого седока с кучером. За ними, следовали, видимо, егери, державшие под уздцы две пары коней, меж которыми висели на ремнях бурые медвежьи туши. Замыкал процессию десяток молодых людей, среди которых Сашка приметил и двух молодых дам, одетых и сидевших в седлах по-мужски.
Они уже проезжали мимо коляски, но женские повадки во все времена неизменны и потому две пары любопытных глаз вперились в Сашку. Он было изобразил из себя невозмутимого Будду, но тут его взгляд встретился со взглядом кареглазой чернобровой разрумянившейся, очень миловидной девушки лет 17–18, и тогда шкодливый студент, все еще сидевший в нем, сделал очередную глупость: поднял руки горе, коснулся правой рукой по очереди лба, губ и сердца и почтительно склонил главу. Всадница тотчас осадила лошадь у коляски и спросила удивленно:
— Вы что, турок?
— Нет, гнедиге фреляйн, — стал импровизировать дважды, трижды думмкопф. — Я недавно прочел книгу арабских сказок, и под их впечатлением мне иногда видятся пальмы вместо сосен, верблюды вместо лошадей, а также пэри, дэвы, гурии…. Вот и сейчас на миг показалось, что я вижу перед собой самую прекрасную из всех гурий, которые населяют мусульманский рай, и я непроизвольно приветствовал Вас по-арабски….
У всадницы, внимательно ему внимавшей, дрогнул взгляд, а щеки разрумянились, пожалуй, еще больше. Вдруг она сказала:
— У Вас ведь мягкое сиденье в коляске? Позвольте мне доехать до Вернигероде вместе с Вами — это седло меня всю истерзало!
— Что ты выдумала, София? — стала урезонивать ее более взрослая, под 30 лет дама, а бравый парень с военной выправкой нахмурился и стал буравить взглядом невесть откуда взявшегося унтерменша.
— Я так хочу! — упорствовала девица. — Помогите же мне сойти с этой кобылы!
Парень тотчас соскочил на землю, но Сашка оказался проворнее: в одно движение перебросил себя из коляски к лошадиному боку и протянул вверх руки. Девица без колебаний легла в его ладони и тоже в один миг перенеслась в коляску, на вожделенный диванчик. ("А мяконькая какая!" — восхитился Сашка, успевший затомиться по женским прелестям).
— Тогда и я поеду с тобой! — решила взрослая дева. — Франц, сними меня.
— "Вот обрадовала…. - вяло возмутился про себя владелец коляски, успевший выставить подруге Софии оценку "4". — Меня, значит, спросить западло?" Но, конечно, подал руку и помог самозванке устроиться рядом с "гурией". Сам же опять переместился на откидной стульчик. Петер тронул лошадей, и коляска плавно покатилась по дороге.
— Так кто Вы такой, сударь? — спросила в лоб бесцеремонная София.
— Позвольте рекомендовать себя, — в стиле Борисова-Голохвастова вздернул подбородок Сашка и ударил рукой по груди. — Алекс Чихачев, инженер ее величества императрицы Елизаветы Петровны! Сейчас нахожусь в командировке с целью изучения опыта "ди дойче национ" в сфере техники и быта для перенимания его на просторах России!
Слегка ошарашенная София всмотрелась в черты странного молодого человека и спросила опять:
— Вы Possenrеiser (фигляр)? Для чего?
— Для веселья, сударыня. В пути очень ценное качество. Правда, нам ехать с Вами вместе недалеко….
— А звание "инженер" Вы придумали для большего веселья?
— Когда я доставлю Вас в тот сказочный замок на горе, то вмиг обегу его снаружи и внутри и что-нибудь обязательно предложу для большего удобства Вашей жизни в нем.
— Замок Шлосс? Он красив, но для современной жизни мало приспособлен. К тому же он вовсе не наш. Мы едем в Люстгартенпалас, который построен недавно, во французском стиле. А вот отец, брат и дядюшки, в самом деле, направились в замок, где вместе с его хозяевами будут в стиле старонемецком жарить, коптить и тушить добытых медведей….
— А что Вы сказали про императрицу Елизавету? — вмешалась вторая дама. — Вы ее посланник?
— Условно говоря. Но на моей подорожной стоит ее подпись и пока все границы я с ее помощью пересекал без проблем.
— А что Вы говорили о каких-то арабских сказках? — вернула себе инициативу София.
— Как, сударыня, Вы не в курсе новинок французского книгопечатания? Книга Галлана "Тысяча и одна ночь" уже не раз переиздавалась во Франции. Даже у нас в России она была недавно переведена на русский — так что самые грамотные дворяне и некоторые дворянки смогли насладиться сотнями сказок, полными восточной экзотики. (Выдав эту галиматью, Сашка не в первый раз поздравил себя с верным выбором ВУЗа, в котором приходилось изучать много-много сведений о культурных достижениях прошлых веков).
— Нет, в Брауншвейге, да и в Берлине ничего об этой книге не говорят. У Вас она с собой?
— Увы и ах, сударыня, книга осталась в моем подмосковном поместье, на подоконнике. Я очень скорблю в связи с этим.
— Опять фиглярничаете? Немедленно прекратить: перед Вами отпрыски дома Брауншвейг, который некогда оспаривал у Барбароссы звание императора Священной Римской империи! — выдала вторая дама, но чуть улыбнулась.
— Простите, Ваши сиятельства! "Твой язык — твой враг" — так говаривали мне батюшка и матушка еще в детстве. Потом в отрочестве, а потом в юности. Простите, умолкаю.
— Умолкать не надо, Вы интересный собеседник. Просто держите себя в рамках благоразумия.
— Вы не согласитесь погостить вместе с нами в Люстгартене? — спросила вдруг София и чуть смутилась. — Всего несколько дней, до нашего отъезда в Брауншвейг….
Глава третья. Любовь или "аморе"?
Если б взрослые мужчины из родов Брауншвейг и Штольберг были в Люстгартенхаузе, София вряд ли бы решилась пригласить проезжего молодца в дом, к тому же чужой. Однако в данное время обширный палас остался во власти молодежи, которая воспользовалась случаем порезвиться "на всю катушку". И Алекс Чихачев в скором времени оказался вновь в эпицентре внимания и веселья, извлекая из своего багажа одну новинку, другую, третью…. (смотри первую часть романа, читатель). Ближе к концу вокально-танцевального вечера он был уже во власти того чувства, которое привык раньше полунасмешливо называть "аморе", то есть был готов к самым эквилибристским эротическим упражнениям с дамой сердца, которой, безусловно, стала сегодня Софи ("Опять Софи: что у немцев за напряженка с именами!"). Вот только имеет ли эта дама 17 лет, летавшая вокруг него как на крыльях, практические знания об этой самой "аморе"? Шарлотта, ее тетя 28 лет, точно имеет и в танце несколько раз касалась Алекса так интимно, что он начинал исподтишка озираться: не видел ли кто, за что только что брались ее шаловливые пальчики….