Сашка обежал глазами кровать, зацепил какое-то темное покрывало и стал заматывать Брюля в него, перевязывая шелковым шнуром. Минут через пять куль с телом был приготовлен. Морщась от брезгливости к себе, Сашка тащил Брюля к окну, когда тот зашевелился. "Ну и ладно", — с облегчением подумал он, бросил взгляд на багровое лицо терпилы и ужаснулся: из его рта выпирал раздувшийся язык и раздавалось приглушенное мычание! "Так и должно быть" — подсказал рассудок, но оторопь никак не хотела отпускать студиозуса. Пришлось посидеть у окна и успокоиться. Придя окончательно в себя, "ниндзя" разобрался с оконными задвижками, потушил свечи, уловил момент поворота сторожевых пар за углы здания, открыл окно, зацепил за подоконник "кошку", привязал куль к веревке и стал ее стравливать….
Оттащить добычу в кусты он успел до появления стражи. Переждал их мерный проход, позлорадствовал ("Зря ходите, истуканы, прошляпили своего графа!") и потащил к самому берегу, где должна была стоять коляска Петера. Должна была, но не стояла! "Врот компот! И что мне теперь делать?". Сашка подождал, походил вдоль берега, даже тихонько посвистел — бестолку. Поглядел бессильно на тот берег (Рутовский ждал его в Нойштадте, в расположении дрезденского гарнизона), потом на Эльбу, вздувшуюся от прошедшего где-то в верховьях сильного дождя и несшую мимо сучья, а то и стволы деревьев, и встрепенулся:
— "Вот отличная транспортная артерия, а дерево сойдет за корабль. К утру нас отнесет километров на десять-пятнадцать! Надо ловить ствол! Так, та-ак, вот подходящий!"
Он смело бросился в воду наперерез стволу с крупной ветвью, ухватился за него и стал выгребать к берегу. Это ему удалось метров через 300 с огромным напряжением сил. Передохнул, добрел до полумертвого графа и поволок его к "кораблю".
С рассветом полузамерзший в холодной воде, но упорно не покидающий ее Сашка стал высматривать на быстро проплывающих берегах человеческие жилища — предпочтительно пустые.
— "Легко сказать, пустые…. Около всех них пока людей нет: еще спят. Но вон тот домик, мелькнувший в лесу, на левобережье, в самом деле, похож на пустой: дверь под ветерком качается…. Причалю!"
С домиком Сашка угадал: построил его, по ряду признаков, местный охотник, но зимний сезон на копытную и пушную дичь закончился, а до летне-осеннего далеко, уток же в этой гористой местности быть не должно, они ниже кучкуются, на болотистых равнинах. Ну а дверь какая-то редиска прохожая не закрыла…. Затащив графа в домик, выжав свои шмотки и развесив их на солнце, Сашка улегся, наконец, на охотничий топчан и ощутил, как устал. Так он и уснул на нем — голым.
Проснулся он от ощущения чужого взгляда. Двух- или трехчасовой сон его все же взбодрил: он поднялся на локтях и увидел глаза Брюля, холодно-ненавидящие. Он сумел как-то повернуться на полу и найти вот это положение. Язык его все еще торчал изо рта, но явно уменьшился.
— "Вот черт, срисовал меня. Ладно, пообщаемся — когда язык его в пасть влезет"
Без какого-либо стеснения Сашка вышел на улицу, переступив аристократа, прощупал трико и, удовлетворенно хмыкнув, надел; тапки же пока оставил подсушиться. Хотелось с…. и с….. и пить и есть, но если с первыми желаниями тут было просто, то еду придется пока объявить вредной привычкой. Сняв с ветки свой чулочный кистень, он пристроил его на пояс, зашел в домик и развязал Брюля. Тот попытался поднять руки и не смог. Сашка присел над ним, промассировал ноги, потом руки, помог сесть, потом вывел на улицу, завел за куст и сказал:
— Зитцен унд шайзен. Битте.
Сам вернулся в дом, нашел, как и ожидалось, кружку охотника (припасов же съестных не нашел — вот оно, коренное отличие немецких охотников от наших!) и принес из реки воду. Когда Брюль, еле ковыляя, зашел в домик, Сашка указал на кружку:
— Могу предложить воды. С едой придется дней пять, шесть, семь, десять подождать. Завидую Вам: известно ведь, что пока толстый сохнет, худой сдохнет.
Брюль презрительно сощурился, попробовал выпить воды и это ему кое-как удалось.
— Спите, — предложил Сашка, — а я на солнце погреюсь: очень уж Эльба у вас холодная.
Сидение на солнце оказалось продуктивным: Сашка понял, что следует, кровь из носа, известить Рутовского. Послать к нему некого, так это не беда: до Дрездена всего километров 15. Для студента 21 века в трико и почти кроссовках это семечки, два часа марш-броска по дороге. А где проходит эта дорога? Как раз по левобережью: тракт на Мейсен. Выбежать в начале ночи, около полуночи окажешься в гарнизоне, тотчас вернуться с драгунами за Брюлем и к утру его спрятать — там, где покажется это удобным Рутовскому. Был в этом плане один изъян: Брюль окажется в домике без присмотра. Я его, конечно, свяжу и привяжу, но вдруг какому-то немчику захочется посетить этот домик? Не-ет, этого допустить нельзя! Привяжу в лесу, в некотором отдалении от дороги….
Все у Сашки в этот раз получилось тип-топ: прибежал, встретился с перетрусившим и сразу страшно обрадованным генералом, примчался в карете с эскортом к приметному месту, вышел с фонарем и двумя драгунами к большому еловому выворотню, у которого спеленал графа и обомлел: тот исчез! Придя в себя, осмотрел место (насколько позволил фонарь) и увидел обрывки веревок и ночной рубашки графа, пятна крови и следы медведя! Они пошли было по этим следам, но вскоре их потеряли (ночь, как-никак!). Сашка побрел восвояси и всю дорогу в карете изводил себя.
Глава десятая. И снова дорога…
В следующие несколько дней все в управлении Саксонией перевернулось. Полиция еще искала графа Брюля и Алекса Чихачева, но принц совместно с Рутовским смогли, наконец, рассказать королю о плачевном состоянии дел в государстве, обвинили во всем Брюля и предложили план радикальной перестройки. Король поупирался, не желая выныривать из сладостного многолетнего анабиоза, но генерал свозил его в расположение армии, где офицеры наперебой изложили свои обиды, а принц организовал визит во дворец представителей всех гильдий Дрездена, столь же красноречивых — и Август 2-ой дал своему наследнику карт-бланш на дальнейшее руководство страной от своего имени.
Сашка смог, наконец, покинуть гостеприимную, но неуютную казарму гарнизона и явился к квартирной хозяйке, которая поохала, порадовалась, что недоразумение с герром Чихачевым так счастливо завершилось, и впустила его в квартиру. Первым делом он проверил тайник и обнаружил свои деньги и документы в сохранности. К вечеру в квартиру явился Петер (в коляске!), которого тоже держала и допрашивала эти дни полиция ("ничего они у меня не узнали, герр Алекс!") и почти сразу за ним Кристина фон Клаузен, с порога набросившаяся на Алекса с негодующими возгласами, плачем и объятьями. Ночью он выдержал еще один приступ ее претензий и чувств, завершившийся сдачей в плен штурмующей — очень, очень сладкий плен….
Практически каждый день Сашка бывал во дворце, консультируя принца по тому или другому поводу. В один из дней он завел разговор об опасности оспы и принц горячо его поддержал: его старший брат, оказывается, умер от этой болезни. Сашка его обрадовал, сообщив, что в Англии нашли лекарство от оспы, а в Ганновере ему сама принцесса сделала прививку — и показал отметину на плече. Недоверие у Фридриха Кристиана все-таки сохранилось (да и Сашка побаивался сразу перенести заразу в кровь наследному принцу) и тогда, конечно, они вспомнили о приговоренных к смерти. На данный момент в тюрьме Дрездена смертников обнаружилось четверо (одна из них девушка, убившая отчима за домогательство). Их привели в кабинет директора тюрьмы и усадили напротив молодой крестьянки, заражение которой коровьей оспой гарантировал врач. Этот врач и провел несложные манипуляции на глазах у принца и его фаворита (рот и нос которых были закрыты батистовыми повязками!). Через две недели принц убедился, что оспинки появились только на плечах здоровехоньких смертников и согласился оставить их жить дальше — девушку же по настоянию Алекса отпустил и вовсе. Еще через два дня сделали прививку и принцу, после чего Сашка вздохнул удовлетворенно: в этой истории самый адекватный правитель Саксонии останется жить.