Весь следующий день Кристиан (которого Сашка пересадил в карету барона, забрав того к себе) вынужденно говорил, говорил, говорил, а внимавшие ему женщины, против обыкновения, заинтересованно слушали. Будь Кристиан один, он, верно, нашел бы уже способ вырваться из непривычного круга, уединиться — но Сашка, коляска которого ехала сзади, бдил и на коротких вынужденных остановках внушал принцу, что все идет как надо, что так постепенно и выковываются из юношей матерые самцы.
— Или Вы не согласны, что уже обрели определенную ловкость в общении с женщинами?
— Не знаю. Я и рад бы помолчать, но их трое и то одна, то другая о чем-то меня спрашивают и приходится им отвечать….
— И прекрасно. Болтологию надо нарабатывать. А пристрастие свое Вы не сменили?
— Не знаю. Розали меня все время тормошит, часто смеется моим остротам….
— Так Вы уже и остроты рассыпаете?
— В соответствии с Вашими рекомендациями. Причем она тоже стала шутить в ответ, а ведь это значит, по Вашим же словам, что она готова для "аморе"?
— Возможно, возможно….. Тут, конечно, действует еще фактор конкуренции. А что Мария?
— Она не шутит и говорит мало, но смотрит иногда таким проникновенным взглядом, что у меня щеки начинают пылать….
— И кое-что в штанишках шевелится?
— В общем, да.
— Тогда все идет как надо. В желании опередить друг друга они вполне могут решиться вечером на некоторые безумства…..
— Безумства? Какие?
— Например, захотят объятий и поцелуев. Лишь бы не одновременно.
В городе Ауссиг (Усти) ан дер Эльба, который встретил путешественников видом сторожевой башни над мрачным замком Стршеков (построенном некогда на отвалившейся от коренного склона скале), они прекрасно пообедали, и еще с час молодые люди побродили по улицам, разминая ноги и перекидываясь почти фамильярно впечатлениями, иногда сдобренными остротами. Острили, конечно, Сашка и Роза, но и Кретьен де Бюсси иногда выдавал всем перлам перлы. При этом он взглядывал всякий раз на Марию, которая тонко улыбалась в ответ. Небезглазая Розалия стала приглядываться к московиту Алексу, который вновь без всякой робости обращался к замаскированному принцу: — "Это что и он, что ли княжич, только русский?"
"Ваши не пляшут, девочка, пора менять цель!" — подхихиковал мысленно Сашка.
Ну а к вечеру они достигли Раудница — последнего пункта ночевки перед Прагой. Постоялый двор здесь оказался старого, галерейного типа, но чистенький, а в его харчевне путникам подали старочешский ужин (густой борщ и гуляш в томатном соусе с кнедликами) с бутылкой токайского, после которого, казалось, ничего более душе и не надобно — только поспать всласть. Но при расставании Розалия подала Алексу вдруг руку и удалилась, оставив меж его пальцами крохотную записку. Он развернул ее в своей комнате (которых по периметру П-образной галереи было немало) и прочел: — "Ждем вас в полночь на галерее".
"Ждем в смысле обе и обоих? Видимо, так. Ну, это можно потом и поправить…."
Глава третья. Побег
Что бы там ночью с людьми не приключалось, их всегда ожидает утро, у которого есть непреложные законы. Один из них: "утро вечера мудренее". "Истинно так", — с грустинкой признал Сашка, который полночи улещивал Розочку, но кроме нескольких почти украденных поцелуев (здесь точное слово "почти") да поочередного истискивания ее прелестей, в актив более ничего не записал. Другой закон: "утро начинает жизнь с чистого листа". И в самом деле, глядя на яркое свежее утреннее солнце, радостную голубизну неба, сочную росистую зелень хотелось все начать сначала, все обновить: и мысли, и чувства и цели. Поэтому он с чистой совестью посмотрел в лицо девушке, которой вчера домогался, и она ответила ему таким же ясным, улыбчивым взглядом.
Не то, видимо, произошло вчера между божьим одуванчиком Кристианом (который и прятал глаза и сиял как начищенный грош) и застенчивой тихушницей Марией (она, напротив, демонстрировала прежнюю выдержку — хотя опытный взгляд Сашки уловил легкую синеву ее век под глубже запавшими глазами) "Так это ж слава богу!" — порадовался за сиятельного пацана тертый калач. И тут же обеспокоился: "Как бы она его не окрутила….". Но до завтрака поговорить по существу с принцем не удалось, а после его тотчас забрали в свою карету хищницы. Сашку же взял в оборот барон, которого продолжала грызть неясность с происхождением молодцов, на которых готовы повеситься (готовы со слов жены) его авантюрные доченьки.
Ничего существенного Алекс Чихачев барону не выдал (еду по поручению своей императрицы, о котором рассказывать не имею права), и тут разговор обрел новый поворот: фон Поттены, оказывается, родом из-под Цербста и потому барон вправе поинтересоваться, как поживает в России принцесса Софи, их любимица.
— Она теперь любимица императрицы Елизаветы Петровны, — сообщил господин Чихачев. — И очень обрусела: знает такие архаизмы, которые и я, природный русак, не вполне понимаю.
— Но почему она до сих пор не рожает детей? Прошло девять лет со дня ее свадьбы с царевичем Петром…..
— Насколько я знаю, в данное время она беременна — дай Бог, чтобы разродилась удачно….
— Got sei Dank! — перекрестился барон. — Мы так за нее переживали….
— А знаете, почему она не могла забеременеть? — спросил с ноткой приватности Сашка, которого в очередной раз кольнуло шило в задницу. — Мне рассказывали гвардейцы, знакомые с камер-юнкером Салтыковым…. Будто бы ему пожаловался сам Петр о неладах со своим членом. Салтыков посмотрел, улыбнулся и заверил, что проблема устранима посредством очень простой операции, известной каждому мальчику в странах Востока. Достал кинжал и сам же ее провел. И вот результат.
(Впрочем, сам Сашка придерживался другой версии, в которой участие Салтыкова в рождении Павла признавалась более непосредственным. Он в ней еще уверился, когда увидел в Инете портреты Салтыкова и молодого Павла, нарисованные с одного ракурса: одно лицо! Но стоило ли давать иностранцу козыри для подозрения в нелегитимности последующих императоров России?).
— То есть он сделал ему обрезание, — с неожиданной для Сашки компетенцией заключил барон. — И Софи столько лет мучилась…. Будем надеяться, что одним ребенком они теперь не ограничатся. А каково здоровье Елизаветы Петровны?
"Ах ты, жук немецкий, — восстал в Сашке реликтовый патриотизм. — По сути ведь спрашивает, когда она собирается кони кинуть и место их Софи освободить…." И мстительно ответил:
— Пока, слава богу, танцует и веселится, фаворитов год от году меняет….
Так за разговорами они и доехали до красавицы Праги, обозначившей себя издали башнями Пражского града, Тына, Королевского моста и проч. и проч. Сашка боялся, что Кристиана дамы разоблачили от "а" до "я". Ан нет: перед ужином в Тыне (самом шикарном приюте путешественников на Староместской площади) они переговорили, и студент порадовался за своего подопечного: тот не отрицал перед дамами своего герцогского сияния, но умолял не расспрашивать его и вдруг заговорил как бы в волнении на итальянском языке!
— У дам глаза не выпали? — расхохотался Алекс Чихачев. — Но скажи: ты добился близости от Мари?
— Да, — признал Кристиан, мелко-мелко кивая, и добавил: — Она ангел!
— Вне всякого сомнения, — с серьезной миной согласился Сашка. — И черт: в одном флаконе. Но черт пока прячется за спиной ангела. Только дело не в этом, а в том, что ты забыл первую заповедь сиятельного самца. Какую, не напомнишь?
Кристиан поморщил лоб, но вспомнил: — Женщин много, а я один.