— Вязать его!
— У м-меня нечем….
— Снимать камзол, рубашка, делать ленты унд вязать!
— У меня рука болит, не могу….
— Делать нога, рвать здоровая рука, теперь вязать…. Ленты остаться, надевать камзол, подставлять свои руки. Шнеллер, шнеллер…. Теперь сидеть, думать о жизнь.
Тут он повернулся к Ксении и увидел, что она уже встала на ноги и приводит в порядок свою одежду. Сашка подошел к бездвижному телу и подержал пальцы на сонной артерии: пульс редкий, слабый, но был. "Теперь можно успокаивать девушку" — решил он и сказал:
— Майн фреляйн, я рад, что все остаться карашо. Глюпый думкопф! — пнул он бесчувственное тело.
Ксения оторопело посмотрела на Алекса, потом вспомнила, видимо, как клеила ему усы и слабо улыбнулась.
— Я Вам, сударь, очень благодарна. Если бы не Вы, эти негодяи уже утопили бы меня в болоте….
— Нет, нет, госпожа! — заорали связанные. — Таких целей у нас не было!
— А какие были? — грозно спросил немец.
— Никаких у нас не было, — сказал низкорослый и кивнул на лежащего. — Это ему захотелось княжну попугать….
— Кому ему? — не отступал немец.
— Он княжне знаком….
— Ваш светлость, кто это? — спросил немец.
- Это Владимир Голицын, сын князя Бориса Васильевича….
— Что будем делать, ваш светлость?
— Пусть они остаются здесь, — сказала Ксения уже решительным голосом. — Помогите мне уехать.
Когда они удалились от болота на полверсты, Ксения, ехавшая бок о бок с Сашкой, вдруг повернулась к нему, обхватила руками за плечи и припала к груди, всхлипывая:
— Сашенька! Не отдавай меня никому! Пожалей!
Заскорузлое сердце бывалого юбочника ворохнулось в груди и сжалось в сладкой тоске. Он стал на автомате поглаживать спину и плечи несчастной девушки и вдруг заговорил:
— Я и не хочу отдавать, Ксенечка, не хочу! Ты моя славная девочка, моя! Мы с тобой как брат и сестра….
— Я не хочу быть тебе сестрой! — запротестовала княжна. — Хочу быть женой, любить тебя и рожать от тебя детей, которые будут такими же многознающими и благородными….
— Ксения! Ты ведь знаешь, что у меня любовь с твоей матушкой….
— Пусть! Но я ей признаюсь в своей любви к тебе, и она от тебя отступится….
— Ох, Ксения…. Ты забыла, что носишь княжеский титул, что у тебя полно родни, которая не допустит свадьбы с худородным, никому не известным иностранцем и к тому же протестантом….
— Многие иностранцы, живущие в России, приняли православие…. Или тебе оно очень не нравится?
— Не нравится, — вдруг выпалил Сашка. — Хотя я и английских пасторов не люблю. По-моему, и попы и пасторы дурят людям головы. Ты уж прости меня за эти слова….
— Сашенька….Так ты подобен Эпикуру и Демокриту, которые не верили в богов?
— Ксения! — спросил потрясенный Сашка. — Кто тебе рассказывал об этих древних философах?
— Мьсе де Пюи, — смутилась княжна. — Я много крамольного от него узнала. Он пытался таким образом меня увлечь, склонить к любви…. Но тут появился ты и всех затмил.
Глава десятая. Приглашение, от которого нельзя отказаться
К вечеру того же дня Ксения и Сашка вернулись домой. Княгиня очень удивилась, но услышав рассказ дочери о нападении, всплеснула руками:
— Чуяло мое сердце, что с тобой там может что-то случиться! Не зря я Сашеньку послала! Защитник наш единственный!
И пала на грудь Сашке. Тот стоял и лупал глазами поверх головы княгини на Ксению. Та красноречиво молчала.
— А что императрица? Сильно гневалась на Голицына?
— Я ей не сказала об этом случае. Просто отпросилась с охоты, пожаловалась, что плечо прикладом отбила. Голицын же при мне там не появился.
— Ну и ладно. С их родом поссориться — навек полсотни врагов нажить. Мы на этого паскудника иную управу найдем, будет случай.
В начале мая двор императрицы засобирался в Петербург. Сама она уже уехала (любила стремительно, налегке передвигаться), но вдруг Бельским принесли от нее записку с приглашением в столицу. "Хочу еще посмотреть на тебя и дочь твою вблизи". Начались хлопоты по переезду. Первым делом Елена Петровна навестила брата-канцлера (который еще завершал московские дела), и тот обещал снять достойный ее звания дом. Стали было увязывать мебеля (которые в те времена возили за собой, в том числе и императрица), но тут вмешался Сашка и порекомендовал купить мебель в столице или нанять сразу меблированный дом. Бестужев подтвердил, что так сделать можно и впервые посмотрел на "учителя" с подобием уважения.
К тому времени из учителей у Бельских остались Алекс и де Пюи: при этом второй исключительно для тренинга первого. Переезд Алекса был сочтен само собой разумеющимся. Он, наконец, вспомнил про рессоры, походил по окрестным кузням, но лишь в одной встретил природного энтузиаста, который вник, загорелся, сходил сам к дому Бельской, сделал все обмеры кареты и наметил места крепления. Через 5 дней от него прибежал мальчик с известием, что заказ сделан. Сашка вместе с княгиней подъехал к кузне в карете и мастер со своим подручным споро закрепили под ней рессоры. Княгиня велела кучеру сделать пробный проезд по улице туда-сюда, приятно удивилась плавному ходу, одарила "Сашеньку" счастливой улыбкой и выплатила кузнецу обещанную сумму. Сашка отвел кузнеца в сторонку и сказал:
— Думаю, ты понимаешь, какую жар-птицу сейчас в руках держишь? (Мужик закивал). Можешь делать рессоры впредь от своего имени, но советую спрятать их в прямоугольный деревянный кожух — чтобы зеваки прохожие полагали, что это просто толстая деревянная балка. Потом кто-то кожух разобьет и обман выяснится — но за это время ты карет 30–50 своими рессорами снабдишь и деньги за них получишь изрядные. Так?
— Так, батюшка.
— Ну, наживайся, да княгиню Бельскую благодари. Может, когда еще чего ей исправишь.
— Здрав будь, добрый человек. Век не забуду твоего ума и доброты.
Сборы заняли две недели. Свободная от них княжна настояла, что ее знания по истории и географии все еще не на высоте и потому встречи с Алексом на уроках продолжила. Сашка обучал ее на полном серьезе, но княжна почему-то многие его рассказы встречала взрывами смеха. "Людовик 14 стал из жантильного кавалера унылым блюстителем нравов? Ха-ха-ха!". "Лжедмитриев было три и каждому из них люди верили? Ха-ха-ха!". "У Владимира, крестившего Русь, было 800 наложниц? Как у турецкого султана? Ха-ха-ха!". "Залив по-русски губа, а мыс — нос? Ха-ха! А лбом что-нибудь называется? Обтесанная ледником скала? Ха-ха-ха!". При этом у нее появилась потребность часто прикасаться к Саше (наедине она стала называть его именно так), брать его за руку, а также просить вынуть из ее глаза ресничку, дунуть ей в уши от сглаза (?) и даже почесать между лопаток (самый кайф!).
Их идиллия была прервана сообщением княгини, что все к переезду готово и надо ехать. Однако следовало дождаться сообщения от Бестужева о найме для них дома, а его пока не было. Тут княгиня вспомнила, что обещала устроить Алексу проверку его владения шпагой и пригласила на обед своего давнего приятеля, графа Андрея Толстого (бывшего в ее памяти хорошим фехтовальщиком). Тот приехал, с удовольствием откушал, а также полюбезничал с попавшей в фавор к императрице Ксенией, удивился ее образным знаниям европейской истории и согласился оценить поединок на шпагах двух учителей княжны. Княгиня пригласила его пройти в класс, но граф улыбнулся и предложил провести бой во дворе: так сказать, в реальной обстановке.