— Ну, в принципе, я не против, — подумав, ответил я.
Хотят смотреть — пусть смотрят, мне не жалко. Закинул барахло в небольшую каморку — ничего, кроме кровати и табурета, все удобства в коридоре. Потом потопал к рыночным рядам, отлавливать андроида на душевный разговор.
В общем — пришёл я к нему вовремя. Уже смеркалось, очереди не было. А от стола отходил какой-то мужичок.
Только я двинулся к столу, как парочка охранников подхватила андроида под руки, погрузили в тачку и повезли. А я, в отдалении, потопал за ними — интересно ведь, да и необходимость поговорить никто не отменял.
Везли андроида недолго, у отдельно стоящей на краю рынка контейнера-бытовки выгрузили, занесли и утопали, особо не оглядываясь.
Ну и я к нему просто подошёл — темнело, а надписи «Жорикам ходу нет» я не заметил, хотя оглядел бытовку.
Постучал и ввалился — ждать когда меня пошлют желания не было.
— Приём только днём, парень. И разжалобить меня не получится — ступай себе. Или думаешь меня заставить силой или ограбить? — послышался голос андроида.
Сам он сидел… ну точнее был закреплён обрубком на доске-тележке и смотрел на меня эдак снисходительно.
— Не знаю, что за приём, Настоящий Советский Робот, но у меня к тебе вопросы…
— У всех вопросы.
— Да не перебивай и дослушай! — возмутился я. — Я — Георгий…
Ну и, не давай себя перебивать (а старался, железка подлая!) вкратце выдал свою историю. Деталей, конечно не выдавал, но в общем — рассказал. А то как-то странно он себя вёл, особенно для советского андроида.
— Холодный сон, Нитронск. Занятно, — улыбнулся «живым» краем рта он. — Не врёшь, это понятно, — задумчиво протянул он — ну и понятно, такие мелочи как полиграф, думаю, в андроидов штатно ставили. — И что ты от меня хочешь, комсомолец Георгий?
— Информацию. Я не понимаю, что происходит. Где советская власть…
— Нигде. Забудь. Союз не пережил войны, советских людей не осталось. Может где-то в Сибири, но про неё такие байки рассказывают, что смысла пересказывать нет. Слишком много вранья.
— Союз не мог…
— Его — нет. Партии — нет. Не удивлюсь, если ты единственный комсомолец. На Земле и орбите. Люди просто выживают и живут. Хотя землю в округе и называют «Союз», — отрезал робот, разглядывая меня с видом взрослого, которого по какой-то ерунде донимает ребенок.
Очень мне захотелось железку пнуть, да и матом послать. Но… андроиды не врут. И мне не рыдать надо, а разбираться. Вряд ли он, сидя в на деревенском рынке, информацией уверенно владеет.
— Рас… расскажи, что произошло. И что теперь у нас есть. А Союз… посмотрим! — недобро улыбнулся я.
— Посмотри, — пожал плечами безногий андроид. — Императивы верности почти слетели, но отдать долг великой стране, последний… почему бы и нет.
И стал он рассказывать. Про бомбёжки, ответный удар. Выжженные города, страшные землетрясения, десант «экспедиционного робокорпуса». Сволочные империалисты не только долбили Союз ракетами, но и выслали отряды роботов убийц, чистильщиков. Яды, болезни — искусственные, военного применения. Советскому человеку последнее было уже не слишком опасно, но куча животных и фауны, пережившие первые годы и радиацию — просто вымерли.
При этом — андроид врал. Не до конца, но дело в том, что сохранились обучающие ЭВМ, электронные вычислительные машины ДОЭВМ-44, «Солнышко Знания». Они были в каждом посёлке, где жило больше десяти человек, входили в одну программу с ЦРППН или царапинами, как их называли. Дуракостойкая обучающая машина, что обеспечивала 200 лет начальные знания всем и каждому из выживших. И язык — не изменился. Люди… ну не совсем советские. «Солнышко Знания» давало дошкольную подготовку и экзаменовало по ней. То есть, даже не октябрята. Но и не совсем поганые буржуи! Так что: андроид врал, но, скорее, сам себе.
Большинство советских людей в крупных городах, переживших бомбардировку, умерли в радиации и отбивая атаки боевых роботов империалистов. Это заняло не один десяток лет, и… Ну в общем не осталось их. А люди разные. Андроид Костя, например, лишился ног не просто так. Их оторвали, думая принудить его работать на себя какие-то жадные дураки. Ну, чтоб не убежал.
Андроиды — они не совсем роботы. И мозг у них — бионический, как обронил Костя. И у дураков тех ничего в итоге не вышло, но сам он… разочаровался во многом. И теперь просто живёт, помогает колхозникам, составляя планы работ, посевов и прочего такого, в изменившихся условиях.
При этом явно тяготится разговором со мной. Понимает, что надо и что должен. Но хочет чтоб я ушёл, чтобы меня не видеть, это просто видно в каждом его жесте и интонации. Сломался, похоже. Не столько как робот, сколько как советский человек. И осудить не выйдет: помогает, работает. Просто разучился мечтать и верить, как ни забавно это думать про искусственного человека. Но выходит — так.
На данный момент на территории Союза, со слов Костика, существует две основные группы. Оседлые (в основном своём) обитатели городов и деревень. И они, условно, люди. Скорее заготовки под советского человека, но они есть, трудятся-работают.
И, соответственно, бандиты и дикари. Кто из-за мутации, кто пришедший из других мест, кто — ошибка педагогики. Кроме «Солнышек Знаний» ничего толком не осталось, так что всё зависит от родителей, а если и их нет — то всё совсем плохо.
За Уралом — непонятно что. Легенды и сказки, деталей Костик не открывал, а может и не знал. Ну и выходила не очень приятная картина, прямо скажем. Приправленная явным нежеланием рассказчика общаться — возникало ощущение, что этому сломанному… человеку, иначе не назовешь, просто больно от моего присутствия.
— Понятно. Спасибо тебе, андроид Костя. Может как-то помочь? — прервал я тягостный разговор.
— Меня всё устраивает, комсомолец Георгий. Прощай.
— Прощай.
И потопал я в Кабак, думой тяжкой угнетенный. Какие-то прохожие шли за мной в отдалении, но я на них не обращал внимания. Важно вот что: всё не СОВСЕМ плохо. Хотя и неважно. И источник информации у меня… ну скажем так, не самый надёжный. Даже не в том плане, что врал — ведь, теоретически, если слетели установки, то могла слететь установка-императива и на правдивость. Не думаю, что врал. Просто знает чертовски мало, да и всё с чужих слов. На месте Базара он почти сотню лет, с места не двигается, интереса почти ни к чему не проявляет, а память у андроидов не резиновая.
Вообще, конечно, массу всего хочется узнать. Но ему тяжело, да и мне… ну неприятно рядом с ним. Как будто рядом с трупом, причём двигающимся на ниточках, этакой глумливой куклой… Не знаю, не хочу его видеть!
Ладно, это всё ерунда, а вот поужинать — надо, уселся я за стол, довольно кивая на прибывающую на стол пищу.
— Это — я не ем, — обнаружил я какое-то непонятное мясо. — Только дичь!
Мила забегала взглядом с меня на корчмаря, тот кивнул, ну и через пару минут у меня была говядина. Даже уточнил — именно подземная! Других, как бы, и не бывает уже.
Так вот, чавкая пропитанием прикидывал я. Энергоконверторы ВОдЧ-18 — есть. Но беда в том, что «царапины», называемые местными универмагами, давно пусты. Раньше поставляли оборудование за жетоны подготовки. А потом сломали или скупили всё, по разному. Никто не рассчитывал на две сотни лет забытья.
Но конверторы есть, встречаются. И мне нужно в место, где склад уцелел, а людей не было. И, что хорошо — это не сложно. Малые городки перенесшие бомбардировки. Фон там до сих пор запредельный — буржуи не долбили как Москву, но кидали очень грязные бомбы. Зато слабой разрушительной силы, что мне самое то, как частично к радиации имунному.
Вопрос — зачем оно мне? И ответ очевиден: Нитронск — это город-завод. Куча технологий, обучающих программ, да черт его знает, что там осталось! Если подумать — целый орбитальный город на консервации! Ну не знаю, может идея восстановить Союз и слишком самонадеянная силами одного товарища Верхазова, но…ничего не делать — неправильно, невозможно и противно моим внутренним установкам!
Так что — надо попасть на Нитронск. Разобраться с жирдяями. Перевоспитываются — хорошо. Не перевоспитываются — в вакуум. Тут не до сантиментов, а вопрос «смогу ли» вообще не стоит. Должен.