Результат не заставил себя ждать. Едва девушка открыла глаза, как поняла, что Елизар Елисеевич не мог придумать тактики лучше. На изображении ее были жрецы, был Горыныч, но были и две силы. Одна представлена в виде голубя, кружившего над трехголовым певцом, на втором, то самое неведомое нечто, вот только оно пряталось в тени жрецов, словно сжигаемое невидимым огнем. Сами же жрецы смотрели над головой певца, на невидимого простому глазу голубя.
Долго рассматривать картинку времени не было. Шум приближался, Василиса уже четко выделяла голос бабки Матрены. Если раньше можно было надеяться, что покупателю всучили залежалый товар, то теперь надежда исчезла. Решив, что именно сейчас ей меньше всего хочется выслушивать бесконечный поток жалоб на боли в спине, ногах, голове и вообще везде, кроме языка, а слабительного с собой у нее не было, колдунья предпочла тихо исчезнуть в сплетении торговых рядов.
Горыныч приоткрыл один глаз, проследил, куда скрылась Василиса, затем скосил его немного, обнаружив главную сплетницу Городца, после чего снова зажмурился. Новое песнопение, которое он выбрал, посвящалось одному из святых, поминаемых в этот день. Сам он научился бороться с наистрашнейшей городской напастью простым способом – делал вид, что полностью поглощен пением, ничего не видит, не слышит, а об обонянии и говорить не стоит, оно змеям, вроде как, и не положено. И не важно, что он всех слышал и чуял. Не видит же.
Василиса медленно шла по рядам, прислушиваясь к разговорам. О том, что войско куда-то отправилось, почти не говорили. И не потому, что не заметили. Просто люди сами не хотели обсуждать такие вещи, когда в городе странные чужаки. Ушли служивые и ушли. Слухи о том, что большое войско идет, давно просочились. Сам Елизар Елисеевич постарался, чтобы вести о войне дошли до людей. Люди услышали, и, как ни странно, истолковали все верно. Не хочет царь-батюшка при шпионах вражьих объявлять, что ведомо ему все. Вот и действует осторожно. Одни войска ушли, другие пришли, а кто куда направился, то при чужаках не стоит обсуждать.
Куда больше удивляло девушку то, что никто не торопился расправиться со жрецами. Их жалели, говорили, что сами они подневольные. И ладно бы только тем, кто их сюда отправил ответ давать, но нет, бог этот с них глаз своих не сводит. То ли рисунки Василисины кто видел, то ли нарочно позволили информации утечь. Главное, не тащили топить в Итиле, камнями в них не бросали, драк не затевали. Не иначе тоже распоряжение на этот счет было, да не простое, а намекающее, что со всеми зачинщиками и исполнителями будет. Может, не самое лучшее решение, надо было жрецов запереть где-нибудь, с другой стороны, еще неизвестно, как бы на это бог неведомый отреагировал. Так что царь-батюшка предпочел рискнуть, но не допустить беспорядков.
Нужные травы Василиса нашла быстро. Было их не так много – почти все они с Ягой уже скупили да на нужды войска потратили. Но и того, что оставалось, должно было хватить до конца весны, когда можно уже будет на луга да в леса отправляться, запасы на зиму делать. Если за клюквой по болотам скакать не придется.
А в домике девушку уже поджидал царевич со свежими новостями. Позднее и ему предстояло отправиться к войску, но пока была возможность, матушка-царица предпочитала, чтобы сын рядом с ней находился. Елизар Елисеевич предпочитал не спорить, чтобы жена лишний раз не нервничала. И так с трудом уговорил, чтобы сын мог пусть не воевать, но хоть посмотреть, как в походных условиях люди живут. О войне и речи не шло. Сам наследник понимал, что на этот раз отличиться ему не выйдет, но матушку лишний раз беспокоить не хотел. Слетает, пробудет там седмицу, а после назад. Обидно, но что делать. Был бы у него брат, а то и двое, не так бы родительница тряслась. Хорошо бы на этот раз мальчик родился.
– Прятаться прибежал или жаловаться? – когда они оказались в горнице, поинтересовалась девушка.
– Да не, – отмахнулся Елисей. – Я спросить пришел. Костя нынче ушел с войском. А ты как дальше? Останешься или в домик свой вернешься бабке Матрене на растерзание?
– Да я как-то не думала, – растерялась Василиса.
И вправду, она не задумывалась, стоит ли и дальше оставаться на царском подворье. С одной стороны, колдунья, способная хоть немного в будущее заглянуть, раньше гонцов новости сообщить, царю еще нужна. С другой в последнее время к ней редко обращались. Точнее, кроме лекарств от нее ничего не требовалось, а за ними заходили исправно. Но тогда было не до нее. Елисей сообщил последние новости, Елизар Елисеевич всю ночь совет держал с воеводой и Кощеем, ну и сына не забыл позвать. Девушку просили намалевать на карте, где противник находится, но сильно далеко он уйти не успел, до крепости, которая на пути находилась, еще несколько переходов оставалось. Все-таки царевич на Горыныча куда быстрее передвигался, чем многотысячное войско, обремененное обозами, стадами, а то и женщинами определенного поведения, дабы воинам не так тяжко было в пути.
– Вот подумай, – Елисей устроился на лавке, выглянул в окно. На другой стороне двора прогуливались три царевны. Точнее Анастасия и Забава чинно прохаживались по дорожкам, а маленькая Несмеяна бегала по двору, гоняла голубей и кур, или старалась поймать одну из кошек, которые предусмотрительно прятались как можно основательнее, едва замечали младшую царевну.
– А что, есть варианты? Мне пока никто не говорил, что пора место освобождать, в город возвращаться пока не хочется, – девушка достала из печи пирожок, разрезала, налила из заботливо приготовленного домовым самовара чаю. – Там бабка Матрена, да и Марфа эта неизвестно, что учудить может, пока Кости нет. Если есть такая возможность, лучше я за стенами царскими отсижусь. Тут я у всех на виду. Сразу скажут, когда ушла, когда и с чем пришла. Обвинить абы в чем не смогут.
– Это хорошо, – просиял царевич, – а то я думал, как тебя еще уговаривать. Кстати, – неожиданно задумался он, – вот ты рисованием своим мир видишь. А что, если попробовать нарисовать эту Марфу, сына ее, отца ребенка?
Василиса задумалась. Почему-то эта идея еще не приходила ей в голову. Попробовать стоило.
– Время надо выбрать, настроиться, да перед тем на нее взглянуть внимательно, – приняла она решение. – Только времени у меня нет, да и предлога разумного, чтобы к Арине Романовне наведаться. Мало ли какую напраслину потом возведут.
– Ничего, придумаем что-нибудь, – после недолгого размышления решил Елисей.
Василиса только кивнула. А что им делать, кроме как думать и придумывать. Лекарствами войско снабдили, насколько оно было осуществимо силами двух женщин да подмоги в виде пары стряпух. Теперь же люди покинули столицу, запасы пополнены, можно будет и на Марфу поохотится. Жаль, способность проявилась поздновато. Так бы она успела порисовать, пока под одной крышей жили. Да что уж теперь сожалеть. Как вышло, так и вышло.
– А что, если я с матушкой поговорю? – неожиданно предложил царевич. – Ей давно на эту пройдоху посмотреть хотелось. Так пригласит ее к себе, а ты в сторонке за ширмочкой посидишь, в щелочку посмотришь.
– Вроде как со жрецами? – сообразила будущая Яга.
– Ага. Только тогда ты глаза завязывала, а сейчас уже не обязательно, – закивал он. – Ну а что, двух зайцев одним выстрелом убьем.
– Ну, или попробуем их убить, – охладила его пыл девушка. – У Кости и Яги не получилось ничего узнать, а мое колдовство слабенькое против их.
– Зато такого никто не ждет. Они к ворожбе прибегают, а ты просто смотришь, но видишь одно, а рука другое вырисовывает, – парировал Елисей. – Может, получится что узнать. Пусть мелочь, но вдруг за нее зацепиться получится. А то, что за дела – людей расспрашивать. Много ли люди расскажут. Отец доверенного человека отправлял, да много ли тот разузнать смог? Ничего почти. Стояли в деревне люди царские, когда волков развелось. Зверей постреляли прилично, а кто там кого обрюхатил – не следили. После той зимы у них больше десятка баб понесли. Кто от мужей, а кто от заезжих молодцев – свечек не держали, не смотрели.
Василиса только покачала головой. Кто уж будет такие подробности рассказывать. Вдруг, не соседка от чужого человека родила, а твоя жена. Лучше помалкивать, чтобы потом перед народом не ославили. И да, как будто было кому следить, с кем какая жинка уединялась. Все одно, за всеми не уследишь.