Огромные меха с помощью шестерней и валов были присоединены к коромыслу, которое уходило глубоко в стену. Мех распрямлялся, коромысло выходило в пик, происходил сброс пара по трубе, устремленной в потолок пещеры, и весь механизм снова оседал. По отдельным трубам сюда поступала и вода. Коммуникации подтекали, и несколько гномов, занимаясь их обслуживанием, шныряли по трассе, завинчивая болты и подставляя ведра под большие пробои. Пар и грохот делали нахождение в этом помещении просто невыносимым.
– Что это, Коба? – проорал я, пытаясь перекричать шум. Дело осложнялось еще и тем, что мой Черныш вдруг начал взбрыкивать, фыркать и стричь ушами, пытаясь вырвать поводья из рук.
– Это насосы! Тут речка где-то или озеро, – прокричал гном. – Стоят специально около выхода, если не будут справляться, то выведут прямоток и сбросят излишки воды через запасной выход. Мы, кстати, через него и идем.
Мы поспешно покинули насосную, устремившись по широкому коридору за бодро шагающими солдатами, и вскоре очутились на подземной пристани. Шум машин сменил рев водного потока, он оказался приятен уху и не столь раздражающим.
Рядом с пристанью был привязан плот, а вдоль всей реки тянулся трос, уходя куда-то в недра горы. Такой же трос и похожая пристань виднелись и на другом берегу, и я наблюдал, как аналогичное плавсредство причаливало, выгружая очередную партию работников. Веревка была пропущена через бобину, которая в свою очередь подключалась к хитрому набору шестерней в машине, стоящей посреди плота. С двух сторон от машины в прорези опускались гребные колеса, как на старинных пароходах, и один гребень крутился по часовой стрелке, а другой против. Как мне позже объяснили, это был единственный способ передвижения по реке…
Надо сказать, что гномье царство я смог осмотреть гораздо подробней, чем человеческое, и тут я увидел много интересного. Например, все сообщение под горой осуществлялось по подземным рекам с помощью двигателей на водной тяге. В случае спуска по течению работали обе лопасти двигателя, без подключения реверсивного механизма. В случае работы против течения ведущая лопасть вращалась, подвластная потоку воды, а гребная, усиленная, направляла подъем, подключая лебедку ролика, цепляющегося за трос. Инженерия тут была в почете, да и прочими науками не брезговали. Многие гномы носили очки. В руках, на поясах и на лбах низкоросликов были закреплены фонари, светящие так ярко, что можно было усомниться, что в них используется масло. Гномы вообще любили свет и цвет, и едва кто-то из них скидывал куртку либо расстегивал воротник, как появлялся край красной, зеленой либо желтой рубахи. Свет и цвет, кое-где даже в избытке, и это было странно. На поверхности гномы избегали всего этого, и как мне сказал Коба:
– В родных стенах и цвет в радость, а сверху морока только. Малый мы народ, каждый обидеть норовит, так зачем лишний раз привлекать внимание?
Много можно говорить о подгорном царстве. Сам горный массив был буквально пронизан миллиардами технических шахт, лестниц и жилых помещений. Город в горе не один. Я видел по меньшей мере пять табличек на гномьем, которые крепились на рукавах безымянной реки. Когда плоту нужно было свернуть, низкорослики просто перекидывали блоки на другую линию тросов и двигались в нужном направлении.
Дурин Каменистый жил обособленно, но это не значило, что по соседству с магом никто не обитал. Когда мы прибыли на очередную, ярко освещенную пристань, своды которой уходили куда-то ввысь, я с удивлением обнаружил высокие, вырезанные в скале бастионы, опоясанные неприступной стеной из того же камня. Гномов тут было великое множество. Сотни, если не тысячи крохотных мастеровых, кузнецов, портных, оружейников и прочих сновали по пристани, принимая или отправляя товар, провожая родичей в дальний путь и просто прогуливаясь по местному аналогу Ривьеры в час отдыха и неги.
Таких плотов, как наш, я насчитал больше десятка. Были тут и совсем крохотные, на них могло разместиться не больше десятка низкоросликов, и плоты гиганты, предназначенные для перевозки железной руды и каменного угля.
Наше плавсредство обогнуло все это шумное столпотворение и повернуло к гроту, на входе в который возвышались две башни. Гномы-охранники на них недобро поглядывали на пришельцев сквозь узкие щели своих забрал и нежно поглаживали взведенные арбалеты.
– Куда это мы? – поинтересовался я у Хлоина. – Разве нам не на пристань?
– Мы к гарнизонному ходу, – охотно пояснил командир гномов. – Нам среди гражданских шнырять нечего. Опять же, помоетесь, отдохнете с дороги. Примем вас со всем радушием, коли вы друзья нашего принца Фалько.
Отдохнуть, конечно, можно было, притом с комфортом, однако я сначала хотел побеседовать с Каменистым.
– Ничего не получится, – отмахнулся Хлоин, наблюдая, как гномы на пристани ловко ловят брошенные им концы канатов и умело швартуют плот. – Дурин после обеда не принимает. Он вообще затворник еще тот. Бывает, заберет корзинку с продовольствием и неделю о нем ничего не слышно…
Втроем мы сошли на берег, в то время как оставшиеся солдаты остались на разгрузку, и тут я столкнулся с первой и вполне очевидной проблемой. Технические помещения и торжественные залы у этих парней были огромные и помпезные. В одних принимали высоких, во всех смыслах этого слова, гостей, а другие содержали громоздкие механизмы. Помещения, где жили гномы, делались им под стать. Максимальная высота потолков в казармах не превышала полутора метров, и мне приходилось двигаться по ним в полусогнутом состоянии. Это очень осложняло и без того тревожную жизнь беглеца-некроманта. Несколько раз, забывшись, я выпрямлялся и врезался лбом в косяки либо задевал шлемом за люстры, и с них на меня падали горящие свечи.
Гномы с интересом поглядывали на меня, такого большого и неуклюжего, а некоторые откровенно потешались, однако шутки их были настолько наивны и беззлобны, что я решил не обижаться.
Прослышав, что в гномье царство явился некромант с поверхности, ко мне началось паломничество. Коба, который был так нужен сейчас, куда-то запропастился, а я не мог отказать в аудиенции. Сначала это было даже приятно и тешило самолюбие. Низкорослики шли нескончаемым потоком, каким-то чудом проникая сквозь военные кордоны, и, вежливо стучась в дверь, спешили засвидетельствовать свое почтение. Некоторые спрашивали в лоб, нужен ли мне прислужник, и очень расстраивались, узнавая, что некий пришлый гном уже занял эту, по их мнению почетную, должность. Другие намекали издалека, интересовались состоянием моего снаряжения, предлагали починить одежду и обувь или заточить ножи. И все они, все без исключения, несли мне подарки. Не прошло и часа, как я стал «счастливым» обладателем следующего набора: четыре кастрюли с крышками, шесть вещевых мешков, три шляпы с пером странной птицы Бра, три изящных пояса, предназначенные только для гномьей талии, набор для барбекю, дюжина серебряных ложек, две поваренные книги, статуя неизвестного гнома в натуральную величину, пять вяленых окороков, три бурдюка местного пива, мешок ржаных сухарей, почему-то три подковы, мешок семечек, коробка с дохлыми осами, ящик обойных гвоздей, рукоять меча, четыре мотка пряжи, пирог с капустой и упаковка свечей.
Когда наконец появился мой Коба, я пытался не допустить появления в этой куче добра еще и набора столовой посуды и платка из козьей шерсти.
– Вон! Все вон! Маг устал! Ему отдыхать надо, а кто захватывает мир, плохо выспавшись, тот тухлый мухомор!
Работая локтями и бедрами, гном выставил толпу возмущенных паломников за дверь и, захлопнув ее, вытер пот со лба.
– Мои сородичи очень гостеприимны, – пояснил он, припирая дверь стулом. Гомон голосов за ней не утихал, и эта преграда едва сдерживала желающих выразить мне почтение. – Порой даже чересчур.
– Где ты был?! – взвился я. – Меня чуть насмерть не задарили.
– Это еще ничего. – Коба припер дверь еще одним стулом и с опаской отошел в сторону, наблюдая, как трещат от напора створки. – Как-то одному мастеру-ремесленнику, который очень помог при постройке транспортных плотов, решили отплатить так, чтобы завидовали все. Ему выдали гонорар в три его веса золотом, и не слитками или звонкой монетой, а отлив статую парня в натуральную величину. История умалчивает, как мастер распиливал статую по кускам и таскал ее на переплавку…