Провал был мощнейший, так как ВВС округа готовилось отражать противника с другой стороны, днем и в хорошую погоду. Погода была хорошей, сменили направление, в свете новых осложнений с Германией, и заменили день на ночь. А в учебных планах практически начисто отсутствуют ночные полеты. Их как-то отменили, временно, и забыли включить снова. Количество летных происшествий пошло вниз, и всех это устроило. Особенно немцев. Они точно знали, что ночной истребительной авиации у нас нет. Петра вызвали сразу после выступления начальника штаба полковника Иванова. Он руководил полетами по тревоге, хотя шестое звено ушло в воздух до того, как он появился на СКП. Дежурил там командир «четвертой» Саня Хабаров, он и дал отмашку на взлет. Поэтому Петр рассказывал, как есть, а не причесанную версию для начальства.
– Готовность номер два была объявлена в 23.30 в субботу шестого июня. По этой команде была включена штатная РЛС «Наяда», и ее операторы были переведены на круглосуточный режим. Личный состав звена оставался в комнатах отдыха, готовым к вылету. Технический состав подготавливал технику к вероятному вылету. Так как тревога была учебной, то заменяли штатные боеприпасы на холостые. Воздушное пространство было чистым, в зону нашей ответственности никто не входил до 03.11 седьмого июня 1941-го. Самолеты появились на высоте девяти-десяти километров, на запросы не отвечали. Я объявил боевую тревогу и, согласовав с дежурным на СКП майором Хабаровым вылет, произвел взлет имеющимися пятью ночными истребителями ЛаГГ-3. При подходе к цели были обнаружены 27 самолетов ДБ-3ф, которые шли с потушенными АНО и не отвечали на запросы. Классифицировали их как учебную цель, произвели пять заходов. Атаки проводились из мертвых зон бомбардировщиков до полного израсходования имеющихся огневых средств. Стрелки бомбардировщиков вели ответный огонь холостыми выстрелами.
– Почему учебные цели не были обнаружены при пролете к Грозному? – задал вопрос Штерн.
– Этого я не знаю, еще раз повторяю, РЛС работала на максимальной дальности, периодически просматривая ближний сектор. В нашу зону никто не входил в радиусе 250 километров.
– Все правильно, товарищ Штерн. О наличии у училища этой станции нам было известно, курс был проложен так, чтобы не быть обнаруженными. На отходе специально изменили маршрут, чтобы проверить готовность войск и в районе Ростова. К сожалению, готовым оказалось только Ейское училище. Остальные никак не отреагировали на пролет большой группы самолетов, – сказал Смушкевич. – У всех одна отговорка: по шумам определили, что самолеты наши. А то, что группа скрывается и не несет огней, никого не насторожило. У меня вопрос к товарищу старшему лейтенанту? Вы сказали, что использовали самолеты ЛаГГ, а нам товарищ Акуленко доказывает, что самолет ЛаГГ для ночных полетов не приспособлен.
– Совершенно верно. В основной «первой» серии у него отсутствует соответствующее навигационное оборудование. У нас две машины нулевой серии с нагнетателями ТН-2. Так как эскадрилья и звено разведывательные, то без этих приборов не обойтись, мы в облаках и ночью летаем часто, то три машины были дополнительно оборудованы приборами с И-16р. Но у них нет нагнетателей, и они имеют значительно меньшую высотность. Непосредственно серийный И-16 зачастую тоже не имеет этих приборов, поэтому в отражении ночного налета приняли участие не все имеющиеся самолеты.
Его «пытали» достаточно долго, ведь работало именно его звено, остальные подтягивались к бою поодиночке, без строя, и атаковали один, а не пять раз. Но они практически не летали на перехват с помощью оператора РЛС. Само училище локатор не использовало, им «владело» только разведывательное звено. Чтобы прогнать всех, не хватало времени, топлива и соответствующего учебного плана. В самом конце совещания его поманил пальцем Штерн:
– Вы мне очень напоминаете одного человека, который, к сожалению, погиб в Карелии, но у него была другая фамилия.
– Да, у меня была другая фамилия. Эта – фамилия моего отца, та была фамилией отчима.
– Живой?
– Да, чуть не замерз, чуть не умер, но чуть-чуть – не считается, товарищ генерал армии.
– Я тебя заберу к себе.
– Не пойду, у вас нет авиации.
– Будет. Готовься!
Но 26 июня его, Смушкевича и многих других среди командующих не стало. Вызов от него пришел 24-го, но мы к этому времени поменяли командование: вместо флота стали относиться к учебным заведениям ВВС РККА, командовать нами стал генерал-майор Иванов, бывший начальник Качи, который за день до этого издал приказ, запрещающий перевод инструкторов авиашкол в действующую армию без его личного на то разрешения. Андреев Петра не отпустил, даже разбираться не стал, потому, что у него высилась гора рапортов о переводе, вызовов от старых знакомых и тому подобное. Отправили в Москву отказ с его основанием, рекомендовали обратиться к Иванову.
Срезали весь учебный план, ввели жесточайшие нормы на горючее, курсантов и инструкторов перевели на новый паек, летный теперь выдавался только в летный день. Со все возрастающим напряжением прислушивались к громкоговорителям с голосом Левитана. По сводкам Совинформбюро все люфтваффе уже пару раз уничтожено, а враг все прет и прет. 27 июля Октябрьскому позвонил сам Сталин и напомнил ему, что за оборону Николаева он несет личную ответственность, что он, Сталин, не видит взаимодействия между флотом и частями Южного фронта Тюленева, которому «передали» из Юго-Западного фронта две армии (всего-то!), 6-ю и 12-ю, находившихся на грани окружения.
Знакомый почерк, скинуть на соседа, пусть разбирается. Принять такую обузу и прикрыть ее авиацией Тюленев не может. В Крыму находятся три бригады авиации, но их никто никуда не перебрасывает, они охраняют флот и Крым, которые для отвода глаз противник бомбит одним штаффелем бомбардировщиков, практически безнаказанно. Для обороны Одессы флот направил группу летчиков в состав 69-го ИАП. Даже не эскадрилью, а группу. Флот несет потери от вражеской авиации, а его никто не прикрывает. Петр не выдерживает и направляется к Андрееву.
– Разрешите, товарищ генерал?
– Если проситься пришел, то не пущу, права не имею. Приказ.
– Александр Харитонович, у меня сложилось впечатление, что на Южном фронте вот-вот грянет катастрофа.
– Ты за этим пришел?
– За этим. Там, похоже, никто разведкой не занимается, ни флотская авиация, ни армейская.
– Угу, умник, и если ты со своим звеном прилетишь, то все пойдет по-другому. Иди вон, – сказал беззлобно так, устало. Ему тоже казалось то же, что и командиру звена, но их задача – выпускать кадры, а не обсуждать, что происходит на фронте.
– У меня хватит топлива, чтобы парой провести высотную разведку в районе Умани. Может быть, хоть чем-то поможем Южному фронту. Иначе драп будет.
– На эти цели топлива в училище нет. Все, что есть, будет пущено только на обучение переменного состава. Понял?
– Понял: сиди и не чирикай.
– Иди, а то накажу.
– Есть!
Через две недели немцы перерезали дорогу Одесса – Николаев. Остатки 9-й армии остались в мешке под Одессой, немцы вышли к Днепру, образовался Каховский плацдарм. Полеты практически прекратились, топлива не выделяли. Средний налет у курсантов – 12 часов. 28 августа Петр, наконец, получил топливо на полную заправку двух ЛаГГов и присадку № 1 для высотных полетов (смесь изооктана и неогексана, 50 на 50). Нашли даже 23-мм снаряды к пушкам, которых «не было на складе» уже два месяца. Из Севастополя прилетел зам начальника ВВС ЧФ Ермаченков. На флоте вспомнили, что в Ейске стоят два «высотника-разведчика». Операцию курирует сам Семен Михайлович Буденный. Задачу ставят так, чтобы сведения любой ценой были доставлены в Ростов. Объяснения, что топлива туда может не хватить, категорически отметаются. «Делай что хош, а матерьялы доставь!»