Через несколько минут мы оказались в мире, из которого и отправились в путешествие, только в северной части королевства. На горизонте виднелся город, скорей всего, это была столица северян, Дартон. С левой стороны тянулся лес, а правая шла под уклон, и вдалеке было видно море. Я оглянулся, рассматривая место, где мы перешли, пытаясь почему-то неосознанно его запомнить.
Глава двенадцатая
С Тариэлем мы распрощались перед стенами города.
– Все, – сказал он, – моя миссия выполнена. Вот, возьми, – протянул он мне знакомый, серый невзрачный камень. – Может пригодиться, а уж место нахождения порталов тебе объяснят.
Кто объяснит, хотел я его спросить, но он уже вскочил на своего коня и был таков, при этом просто растворился в воздухе, отъехав от нас метров сто.
Уже находясь в городе, я понял, что ошибся. Это был город Ошуки, а не Дартон, который располагался дальше на север, в трех днях пути. Но, в принципе, мы были на северных территориях, а Ошуки был городком нейтральным, зачастую в нем даже проходили переговоры двух враждующих сторон. Хотя если смотреть со стороны, то вражды между населением города не было, в разных концах города стояли храмы Урху и Зее, адепты той и другой религии пересекались на рынке, да и вообще в повседневных делах, и конфликтов почти не возникало. Мы спокойно добрались до ближайшей гостиницы и поселились в ней. Прохожие с удивлением поглядывали на меня и Ивасту в пятнистом камуфляже, а некоторые, кто оказался поближе и смог рассмотреть одежду, даже цокали языком, выражая восхищение качеством материала и пошивом.
В АСР при переходе был уже поздний вечер, а здесь он еще и не начинался, хотя время было послеобеденное. Мы, расселившись, спустились в обеденный зал и заказали себе обед из ухи, жареной курицы и сладких пирогов со взваром.
– Господин Алекс, вы теперь куда направитесь? – задал вопрос Ирвин.
– Нам с Ивастой надо в Дартон, как ты уже знаешь, поэтому мы отдохнем день-два и направимся к нему.
– Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? – осторожно попросил он. Я видел, что Ирвин и Иваста замерли, ожидая ответа, и лишь Брюс грыз куриную ногу, не обращая на нас внимания.
– Нет, конечно, в компании всегда веселей, – улыбнулся я, видя, как оба облегченно выдохнули, услышав мой ответ.
«Эх, молодежь, молодежь, – думал я, – все ваши тайны и желания видны как на ладони».
Давно уже заметил, что они оба неравнодушны друг к другу. После обеда или раннего ужина все расползлись по своим комнатам. Я лежал на неудобном, скрипучем ложе и размышлял.
Вот я снова в мире, который стал моим вторым домом; у меня здесь семья, и я имею определенный вес и авторитет в этом обществе. Кроме того, получил очередной подарок от судьбы, могу позвать любой предмет весом не более трех килограммов за несколько метров, и он появится или в руке, или рядом. Могу остановить летящий в меня предмет или свалить дерево в том направлении, что мне надо. Правда, свои возможности я не афиширую и держу их в тайне. Чувствую, что могу что-то еще, но пока времени на эксперименты не было. Но больше всего меня поразило огромное количество миров, где живут и похожие на нас люди, и не очень, и совсем непохожие, и вовсе не люди. Тем не менее они живут, населяя эти миры, так же любят, так же переживают и ненавидят, растят детей, беспокоятся о них и так же радуются их успехам.
Разбудил меня какой-то шорох за дверью. Я осторожно встал и, немного приоткрыв дверь, сквозь щель посмотрел, что там происходит. Увиденное просто ввело меня в ступор.
– Ты должна пойти со мной, – рычал Брюс и с силой тянул Ивасту за руку.
– Но я не хочу, не хочу, и все, – упиралась та.
– Он сказал, чтобы я привел тебя, долго он ждать не будет, – продолжал Брюс, дергая девушку.
– Но я принесла клятву богине, – сопротивлялась Иваста.
– Ничего, принесешь клятву ему, и прежняя клятва лишится силы.
– Нет, я никуда не пойду, – решительно стряхнула его руку Иваста и, повернувшись, бросилась в свою комнату, закрыв дверь. Было слышно, как звякнул засов.
Брюс потоптался на месте и, грязно выругавшись, направился к выходу.
Я быстро накинул на себя плащ и, прихватив меч, отправился следом. Выскочив из гостиницы, увидел Брюса уже в конце улицы. Он, не обращая ни на кого внимания, направился к храму Урху. Но не вошел в него, а, постояв немного у входа, пошел к невзрачному, старому и запущенному двухэтажному дому рядом. Я же осторожно шел за ним, стараясь, чтобы он меня не заметил. Увидев, как он вошел в дверь дома, я немного подождал и тоже вошел внутрь.
Внутри было такое же запустение, как и снаружи, большой слой пыли, гроздья паутины и запах тления. На полу в толстом слое пыли были видны четкие следы сапог Брюса, которые вели к лестнице и далее на второй этаж. Стараясь, чтобы лестница не скрипнула, я тоже поднялся вслед за ним.
– Извини меня, Великий, я не смог ее привести, она не захотела идти, – вдруг раздался голос Брюса.
Я выглянул из-за угла и увидел, что Брюс стоит у большого, в рост человека, зеркала, да-да, у зеркала… Дело в том, что тут не знали зеркал в прямом смысле этого слова, а использовали отполированный медный или бронзовый лист. Из зеркала раздался смешок.
– Зато привел соглядатая, – послышался голос из зеркала, – может, это даже лучше. Принц, не надо прятаться, идите сюда…
Я понял, что это незнакомец обращался ко мне.
– А ты, Брюс, иди и подумай над тем, что тебе говорили.
Делать было нечего, я вышел и направился к зеркалу, по пути столкнулся с Брюсом, и тот отпрянул в сторону, уступая мне дорогу, и словно стал меньше ростом, весь как-то съёжившись. Я же прошел, не обращая на него внимания. Подойдя, взглянул в зеркало и от того, что там увидел, просто оторопел. На меня смотрел я сам, вот только такого наглого и презрительного выражения лица у меня никогда не было.
– Что, удивлен, ваша светлость? – спросил я сам себя из зеркала. – А ведь это не копия, просто твоя темная сторона. Никогда не думал, что людские страдания могут кому-то нравиться и доставлять истинное наслаждение? Аха-ха-ха, – прогрохотало отражение, и зеркало на миг покрылось рябью, – и что этот кто-то ты на самом деле, ведь отрубить голову можно не только в бою, а и просто так из удовольствия, или отдать невинную девушку на удовлетворение похоти десятку солдат. Честь, достоинство – этого нет на самом деле, миром правят деньги и ложь… Неужели ты этого до сих пор не понял? Ты, постоянно переживающий над каким-то бездомным ребенком, никогда не думал, что твоя помощь может сделать только хуже и ребенок и вправду подумает, что в мире полно добрых людей? И будет жить, надеясь на их помощь и понимание, а в жизни все наоборот, и он, наконец, поняв это, будет проклинать тебя за то, что ты дал ему надежду, которая обернулась болезненной насмешкой. А может, тебе никогда не хотелось кого-нибудь просто убить, потому что он тебя раздражал? Скажи честно, ведь хотелось, не так ли? Себя ведь не обманешь. Вспомни мир на Земле… Помнишь, как там собирали эсэмэсками деньги на лечение детей, давая пустую надежду и родителям, и детям… А зачем? Может, проще было дать больному ребенку умереть сейчас, чем тогда, когда он поверит в спасение? Или возьмем Афганистан, помнишь, как под Кандагаром ты со своим взводом попал в засаду и стрелял в моджахедов, радуясь каждому попаданию…
«Я» в зеркале на мгновение замолчал, и я, стоящий перед оным, успел вставить слово:
– Там были враги, и если бы я не убивал их, то убили бы меня. Да, я был рад, что выжил и спас своих солдат. А в остальном не стоит превращаться в зверей, ведь и звери имеют сочувствие, а иногда и сострадание, даже к другому виду. А мы поэтому и люди, что сострадание и сочувствие чужой боли и несчастью является для нас показателем человечности. А для тех, кто наслаждается чужой болью, беспомощностью и желанием еще больше усугубить это состояние, есть другое название: это животное, маньяк и тварь, в конце концов.
Я – не в силах больше сдерживаться – выхватил меч и ударил по зеркалу и фигуре за ним. Раздался то ли стон, то ли всхлип, но зеркало беззвучно треснуло в месте удара, из трещин побежала кровь, а фигура в зеркале скукожилась и упала. Мне вдруг сдавило грудь, да так, что я упал на одно колено, не в силах вздохнуть.