Через полчаса враги стали сдаваться, бросать оружие и снимать каски. Вот и закончился поход приверженцев Урху. А вот в стороне океана все еще сверкало и гудело, правда не так уже интенсивно, да и тьма стала отступать, вернее сумерки, нет-нет да и пробивалось солнце сквозь мрак и черные тучи.
Начали сортировать пленных, одних налево, тех же, кого призвали насильно, – направо. Тут же организовывались трофейные команды, которые собирали оружие, брони, да и все, что припасла армия вторжения. Мы победили, и при этом малой кровью.
Через некоторое время в нашу сторону направился воин на огромном быке. Его сопровождали десятка два таких же воинов, как он. Скорей всего, это был их командир. Они проехали от нас вдалеке, я-то был со своими людьми, и направились к палатке коннетабля, тот стоял и ждал их. Мне стало очень интересно, и я приказал подать мне коня, вскочил на него и тоже направился к палатке коннетабля. Когда я подъехал, то коннетабль и тот воин, что следовал впереди, уже скрылись в ней. Перед входом стояли гвардейцы герцога, а воины на быках охраняли палатку вторым кругом. Я спрыгнул с коня, и гвардейцы расступились, а вот те, что были на быках или турах, недовольно зароптали. И вдруг я понял, что понимаю их, и не только потому, что Тариэль предоставил возможность понимать множество языков, а потому, что это был кентийский язык, какой-то неправильный и не совсем такой, как на родине Алекса, но все равно родственный. Я повернулся к возмущавшемуся больше всех.
– Ты считаешь, что твой вождь не в силах себя защитить перед стариком и мужчиной с равнины?
Это была насмешка на грани, у кентийцев усомниться в силе вождя – это почти коронное преступление. Тот, кому я ответил, задохнулся от возмущения, а потом покраснел так, что я подумал, его сейчас хватит удар.
– Я, десятник Бантак эн да Саква, сын Боряна, вызываю тебя, любым оружием здесь и сейчас, – зарычал он. Ну вот кто меня тянул за язык, совсем уже мозгов нет, в Кентии и за меньшее вызывают. Хотя драться с ним я не собираюсь и не буду, он даже не дворянин. Так, мне тоже надо представиться. Я спешился, и в это время из палатки выглянули коннетабль и воин (как оказалось впоследствии, военный вождь) этуинов, очень дальних и единственных родственников кентийцев. Дальних, потому что живут за океаном.
– Я, Алекс тан эль Зорго, сын Донета, приму твой вызов, если ты имеешь право со мной сражаться.
Дело в том, что не каждый дворянин в Кентии может бросить вызов принцу. Бантак словно натолкнулся на стену, он покрутил головой, и в этот момент в круг, уже образованный зрителями, желающими увидеть дуэль между горцем и пришлым принцем (это я), влетели тарги. Я никогда до этого не видел настолько злого и, можно сказать, взбешенного Алого, даже когда мы с ним сражались под стенами столицы Торвала, его сын был ему под стать. Народ резко отпрянул от нас с Бантаком и таргов… и решил убраться подальше. Быки тоже отпрянули, и как ни пытались всадники ими управлять, те только пятились. И тут я вспомнил, что основными трофеями таргов и были туры, быки, лоси, а всякие серны или там косули, не говоря о другой мелочи, их не интересовали.
– Ваше высочество господин Алекс, я вас прошу, успокойте своих зверей, – послышался голос коннетабля, я подошел и погладил голову Алого и Балу.
– Спокойно, спокойно, друзья, это просто недоразумение.
Те стали успокаиваться, но все равно нервно били хвостами себя по бокам и рычали, хотя уже на несколько тонов ниже.
– Алекс, прошу вас, заходите, – предложил коннетабль, и я вошел в палатку. Тарги уселись у входа и сидели не двигаясь, только наблюдая. Вождь с любопытством разглядывал меня, потом приблизился и протянул руку.
– Я Ломер тан эр Монтор, военный вождь этуинов… Если язык, на котором ты говорил, твой родной, то значит, ты мой брат.
– Я Алекс тан эль Зорго, младший сын кентийского короля, и язык, на котором я говорю с тобой, мой родной.
– Брат, разреши я обниму тебя, – и Ломер заключил меня в объятия. Коннетабль с удивлением смотрел на нас, Ломер повернулся к нему и, улыбаясь, подмигнул.
– Ваше светлость, – вдруг проговорил он, – я сегодня нашел своего брата, которого потерял тысячи лет назад, поэтому не буду торговаться с вами за трофеи, дадите столько, сколько сочтете нужным.
Коннетабль смотрел на нас, выпучив глаза, никак не понимая, как это можно найти брата, потерянного тысячи лет назад, да и вообще, этих диких горцев попробуй пойми.
– Брат, я сейчас уеду, надо организовать достойную встречу и пир для тебя, а вот вечером ты обязан появиться в нашем лагере, – с этими словами он обнял меня еще раз и вышел из палатки, снаружи послышались крики, свист и тяжелый топот быков, постепенно удаляющийся.
– Ваше высочество, что это было, – спросил меня коннетабль, – и о чем вы говорили, вы что, знаете язык горцев?
– Сам пока не понимаю, но, кажется, я неожиданно нашел родственников, а говорили мы на моем родном языке. Ваша светлость, я, наверное, тоже пойду, все так неожиданно, да и своих воинов надо отвести. Кстати… – решил я уже у выхода, – отдайте им мою долю в трофеях, они сильно нам помогли.
– Не переживайте, Алекс, я все видел, и горцы получат даже больше положенного.
Хоть у нас битва и закончилась, но там, вдали, еще гремело и сверкало, и все равно еще оставалось нервное напряжение, и мрачные мысли не покидали меня, да и все, кто находился рядом, судя по их виду, испытывали те же чувства. И только к вечеру все стихло и наступила тишина.
Все вроде бы нормально, только Ирвин был хмурым и злым, что сильно выделяло его на фоне радостных маркиза и коннетабля.
– Ты чего это, ваше высочество, такой не радостный? – мимоходом спросил я у него.
– Вы еще смеетесь, Алекс тан эль Зорго. Меня не пустили в бой, все вокруг посчитают, что я трус.
– Не стоит волноваться, ваше высочество, вот подумайте сами, вы ведь будущий король этих людей, да, вы отправите самых ярых отщепенцев на каторгу, кого-то даже лишите жизни. Но… те, кто останутся, это ваши подданные, и не дело государя собственной рукой лить кровь подданных. Для этого у него есть армия и другие службы, а король должен быть выше этого. Вот теперь сами посудите, вы, болея душой о сбившихся с пути подданных, приказали прекратить бой, только увидев, что те попросили пощады. Что о вас в народе будут говорить, о вашем великодушии и большом сердце? Вот увидите: в народе получите прозвище миротворец… – я замолчал и, улыбаясь, смотрел на ошарашенного Ирвина.
– Вы думаете, так и будет? – с надеждой посмотрел он на меня.
– Даже не сомневайтесь, – поддержал меня маркиз, а коннетабль добавил:
– Герцог уже почти здоров, через сутки прибудет к нам, и он тоже переживает, что не смог участвовать битве. Вас, ваше высочество, отвезут в столицу и коронуют, к этому времени, думаю, города, а тем более столицу очистят от нечисти, там есть кому заняться этим.
– Ну что я тебе про брата говорила, а ты не верил, – с гордостью произнесла Иваста, посмотрев вначале на меня, – он расскажет, как правильно преподнести народу, – а потом на Ирвина.
Мне надо было собираться на встречу с неожиданным родственником, поэтому я откланялся.
* * *
Ванор Кармитор, верховный жрец Урху, метался по кабинету.
В столице творилось что-то непонятное, говорили, что появились волки богини из серого «проклятого» леса и убивают его жрецов и охрану храмов. Слухи эти росли и ширились.
«Этого не может быть, – подумал Кармитор, – сам Урху наложил на лес проклятие и запрет на выход из него».
Но во дворце стоял шум от разговоров, это уже не были тихие шепотки, все только и делали, что обсуждали все новые и новые новости. Верховный уже послал трех рыцарей ордена узнать, что происходит, но те до сих пор не вернулись. Ванор никогда не сталкивался с волками, и с оборотнями тем более.
«Да если и вырвались, это же просто собаки, подумаешь, в столице оставалось достаточно войск, чтобы пресечь любые возмущения плебса и возникающие неожиданности», – думал он.