– Ты кто? – спросил я оборванца, сидящего в одной из каморок, возле которой остановились Алый и Ночка.
– Кто я? – заскрипел он, соскакивая с кучи сгнившей соломы. Когда он встал, я подумал, что это ребенок, так мал он был. – Кто я? – переспросил он, подойдя к решётке. – Кто я… Я не знаю, кто я… Я забыл! – и он дико, неестественно захохотал и принялся скакать по своей камере.
Видно было, что этот лилипут уже не в ладах с головой. Он скакал и кружился по камере, потом вдруг остановился и подскочил снова к решетке.
– Я не знаю, кто я, – проговорил он шепотом, – но я знаю, кто сидит рядом, знаю, знаю! Дай кусочек лепешки, скажу. Дай, прошу тебя, я не кушал три дня, ну что тебе стоит!
Сказать, что я был удивлен и шокирован всей этой обстановкой вокруг и поведением обитателей этого подземелья, значит ничего не сказать. Я, признаюсь честно, был даже испуган. Дружинник, державший второй факел, прошел по этому страшному коридору и зажег еще несколько факелов, торчащих в держателях на стене. Стало намного светлей, и можно было уже лучше разглядеть подробности.
– Кошечка! Какая хорошая кошечка! Иди сюда, не бойся, – протянул заключенный руку сквозь решетку к Алому.
Тот рыкнул, чихнул и отодвинулся от решетки. Видя это, сумасшедший начал бесноваться и кидаться соломой со своего ложа. Я отошел к соседней камере и вгляделся в глубь нее. Тут тоже кто-то лежал, не обращая внимания на все происходившее вокруг.
– Кто ты, человек? – спросил я, вглядываясь в темноту.
Тот, кто лежал, заворочался и, приподняв голову, прохрипел:
– Ты, наверное, новый охранник? И разве тебе не сказали, кто живет в этом узилище?
Человек помолчал, потом приподнялся и, шатаясь, подошел к решетке. Несколько минут разглядывал меня, затем удивленно произнес:
– Ты не похож на охранника. Скажи, кто ты?
– Я Алекс тан эль Зорго, младший сын кентийского правителя, замок был взят штурмом, а герцог убит.
– Неужели это правда? Вы не шутите со мной? Нет, вы не шутите, кентийцы не лгут, а вы очень похожи на кентийца, – ответил он сам себе. – Я не знаю, почему все это произошло, но видно, герцог так сильно прогневил Зею, что даже кентийцы вмешались. Я Арн тан де Брюлот, младший сын правящего короля Торвала.
– Сейчас правит Данис, король Торик умер, – на автомате сказал я и, спохватившись, замолчал.
– Значит, правит брат и династия жива, а вы действуете с позволения брата. Или у вас с ним война?
– Нет никакой войны. Сейчас я вас освобожу.
Я наконец очнулся от ступора, в который частично впал, услышав имя узника. Повернувшись к дружинникам, которые тоже были очень удивлены происходящим, я приказал:
– Быстро доставить сюда инструменты или ключи, позвать кентийцев и в первую очередь принести жидкую еду, какую-нибудь похлебку, давайте бегом!
И те припустили в буквальном смысле бегом.
– Алый, иди охраняй комнату графини, мало ли что.
И тот тоже умчался.
– Неужели это тарги? – спросил Арн. Он присел у решетки, видно, в целях экономии сил. – Я их никогда не видел, только читал, что это самые сильные и кровожадные звери на континенте. – Он замолчал, потом через некоторое время продолжил: – И вы, смотрю, их не боитесь, и они вас слушаются – просто удивительно.
Через некоторое время каземат наполнился людьми, шумом, принесли еще с десяток факелов и стало светло как днем. Один из кентийцев молотом просто сбил замок на камере Арна, и его осторожно на плаще понесли наверх.
Дружинникам, которые были со мной с самого начала, я приказал молчать под страхом смерти. До тех пор пока не приедет король, никто не должен знать, кого мы освободили.
Утром отослал гонца с письмом в столицу, придав ему трех кентийцев в виде охраны. Почему кентийцев? Потому что в бою один кентиец стоит пяти, а может, и больше воинов королевства, вот и получается, что с гонцом следуют пятнадцать воинов.
Арн был очень слаб, но его глаза горели желанием жить, он скрупулезно выполнял все, что ему говорили, и пил все снадобья, которыми его пичкали лекари. Он с удовольствием отвечал на мои вопросы и сам просил меня с ним беседовать. Не скрывая, рассказал, как он очутился в этом подземелье.
Оказывается, в свои пятнадцать лет он отправился на охоту, прихватив с собой пятерых гвардейцев. Вечером должен был состояться бал в честь его дня рождения, и ему очень хотелось подстрелить оленя или косулю и похвастаться на балу. Когда они возвращались с добычей, то внезапно были атакованы воинами герцога Жиронда во главе с его сыном и наследником. Благодаря внезапности и численному превосходству, воины герцога убили гвардейцев короля, а принца пленили. Закопав убитых и замаскировав место схватки, Арна переправили в это подземелье, и вот он уже здесь почти три года.
Через несколько дней после его освобождения, когда он смог хоть немного восстановить свои силы, его намазали мазью, уничтожающей насекомых, искупали, подстригли и переодели в более приличествующие ему одежды. Всех остальных узников тоже кормили, лечили, провели опросы, кто есть кто, и пообещали, что, как только те придут в себя и восстановят силы, отпустить их домой.
Тут не было убийц и грабителей, были лишь простые люди, чем-то не понравившиеся герцогу. Купец, отказавшийся отдать свой товар почти даром, шут-лилипут, толкнувший слугу, который пролил кувшин вина на герцога, слуга, державший этот кувшин, и еще несколько слуг, провинность которых была минимальной, наказанием за которую у нормальных владетелей был бы просто выговор. Но герцог действовал кардинально: за малое нарушение ждало подземелье, а за более серьезное – веревка или топор палача. Правда, казни проводились не в замке, а на одном из хуторов, куда тайно вывозили провинившегося и уже там проводили пытки и умерщвление. Почему Арна держали все это время? Скорей всего, герцогу хотелось насладиться его беспомощностью, сломить его, чтобы унижался, просил помощи. Поэтому довольно часто его не кормили, хотя и остальных узников кормили нечасто, но даже тут он выделялся.
– Я просто не знаю, как я выжил, – говорил Арн. – Не иначе этому способствовало провидение.
Уже семь дней как убыл гонец, наверное, через день-два должен появиться король, ну или тот, кого он пришлет. Хотя в письме я настаивал на его появлении, но он король, и ему видней, ехать или нет.
Сегодня сняли и предали земле повешенных сержанта и арбалетчика – один приказал стрелять, другой исполнил приказ, – да трех мародеров (те пытались ограбить замкового ювелира, убили слугу и ранили самого мастера, но тут вовремя услышали крики кентийцы, дежурившие во дворе замка, и быстренько повязали нападавших).
А вот с насильниками произошел казус. В эти времена насилие вообще большим преступлением не считалось, если только насилуемой не было нанесено увечье. И когда начали им зачитывать приговор, девка, на которую позарились эти два придурка, кинулась ко мне с просьбой – не наказывать, а пусть тот, который между ног стоял, женится на ней. Вояки же, поняв, что все может закончиться на стене замка с веревкой на шее, оба закивали, что готовы.
Не скажу, что девка страшна как грех, но красотой точно не блистала и даже миловидностью не отличалась, кроме того, была здоровая, на полголовы выше своих насильников. Почему она сразу им не навтыкала, а лишь орала: ой, помогите, ой, спасите? В общем, выбрала она себе мужа из двух парней, второму присудили пять ударов плетью. И на этом мой быстрый и справедливый суд закончился.
Правда, через несколько дней после суда я слышал, как смеялся тот, что отделался плетьми. У меня говорит, точно бы ничего не получилось, если бы я увидел ее лицо, а Норта она уже колотит. Оказывается, они ее с лица не видели, они шли сзади, и Норт, тот, что стал ее мужем, говорит, мол, гляди, точно дворянка идет, смотри, как вышагивает. Давай хоть раз в жизни попробуем, как это с благородной. Налетели на нее сзади, задрали подол и повалили в каком-то сарае на пол, больше и сделать ничего не успели. Ну что же, значит, судьба, пусть теперь и живет со своей «дворянкой».