Запах от растений удушал. Мне он не понравился из-за приторности. Узкая кровать тоже оказалась одна. Так что я, войдя внутрь сразу за хозяином, недоумённо заозирался в поисках второго места для сна.
– Да, так и сделаем, – без колебаний согласился мэтр. Видимо, ему тоже здесь не понравилось.
… Но мне-то довелось почувствовать себя ещё и обделённым!
– А я? Мы не поместимся на одной кровати.
– Во даёшь! – поразился моему непониманию Гастон. – Разве можно такому взрослому парню с девушкой ночевать?
– Мы всегда спим вместе!
Когда-то мне было очень тяжело привыкать к тому, что Эветта делила со мной комнату. Я плохо спал, ожидая, что она вот-вот подкрадётся для издевательств. Мне мешал звук её дыхания. Меня раздражало присутствие «постороннего элемента», даже когда она молчала! Но она же и говорила. Часто! Она даже имела наглость порой касаться меня!… И всё же это осталось в прошлом. Когда из комнат для учеников нас перевели в помещения для неофитов, то, увидев, что в сожители мне предназначался какой-то прыщавый тип, я, не раздумывая, перенёс свои вещи в келью Эветты. Не всем по нраву столь кардинальные перемены и новые люди, даже если ты с ними порой встречаешься на общих занятиях… Тем более что Эветта хорошо читала книги вслух, умела правильно подстригать мою шевелюру, привыкла спать с открытыми ставнями, как любил я, радовалась и восхищалась вырезаемыми мною фигурками из дерева и умело оставляла свои задания, когда нужно было сосредоточиться на моих. Так что, застав в комнате подруги некую брюнетку, я разумно предложил съехать той в любое удобное для неё место и даже вежливо помог, тут же начав переносить её скудное имущество в коридор.
И вот теперь нам предстояло жить какое-то время раздельно. И я никак не мог этого воспринять! Мы делили жизнь напополам семь лет. И вся наша жизнь и состояла из этих семи лет!
– Как это? – ошеломлённо спросил Гастон, и мэтр уверенно солгал, угрюмо потирая седую длинную бороду, заплетённую в косу:
– Они брат и сестра. Их родители служили при Чёрной Обители, пока не умерли от болезни, так что им плохо известны мирские законы. Они приставлены ко мне на службу и под присмотр, покуда им не найдётся другой работы.
– Болезни? Эта девочка не… не больна часом?
– Нет. Она такой родилась.
– А-а. Ну, да под моей крышей девицы с парнями не ночуют, даже если они и родня друг другу! – заупрямился Гастон и похлопал меня по плечу. – Пристрою тебя внизу. Всё равно кухня пустует. Как зовут-то?
– Ответь ему, как к тебе обращаться, – приказал мэтр, когда пауза перед ответом уже ощутимо затянулась. И после ужасающих душевных метаний, я сумел выдавить из себя лишь часто используемое по отношению ко мне обзывательство Эветты.
– Арьнен.
– Гастон, подготовьте для Арьнена место. Мне нужно со своими слугами заняться делами. Ближе к вечеру, пожалуй, получится отдать вам и краски. Предпочитаю расплатиться сразу.
– Да, как скажете, сударь Алхимик.
Ремесленник ушёл. Мы же с Эветтой прошли в комнату к мэтру. Тот тут же пристально оглядел нас и, задерживая на мне укоризненный взгляд, криво улыбнулся, заключая:
– Никогда не быть тебе Аналитиком, неофит.
Собственно, стезя шпиона да посредника между Чёрным Орденом и прочим миром меня и не прельщала.
– Мне виделось, что ваше обучение в Юдоле будет проходить иначе. Однако научиться справляться с ситуацией, что выходит из-под контроля, не менее важно, чем получить иные способности. Так что мы не уедем отсюда, пока не получим то, зачем приехали. Любой ценой и любыми ухищрениями. Вам понятно?
– Да, мэтр, – ответили мы с Эветтой в один голос.
– К северу от города на поверхность выходит энергетическая жила, известная как Эмэр’Альнен. Завтра доедем до туда и посмотрим местность. Дальнейшие действия будут зависеть от того, что даст осмотр. А до этого вам следует попрактиковаться в более простом искусстве. Качественные красители всегда в цене и уметь их готовить следует вне зависимости от будущей специализации.
Сказав это, старик-мэтр дал указание расположить на столе в его комнате горелки и колбы, организовывая своеобразную походную лабораторию, а сам отправился за покупками соответствующих ингредиентов. Пока ещё не стемнело, и лавки были открыты. Справились мы с Эветтой быстро настолько, что даже заскучали в четырёх стенах. И, решив, что никакого запрета на то, чтобы спуститься вниз в мастерскую, не было, дружно зашагали по лестнице. Гастон сидел за прилавком, на который из окна падал прямой солнечный свет, и водил тонкой кистью по невзрачному бурому горшку. Увидев нас, он улыбнулся.
– Что-то вы совсем грустные и тощие. Не кормят в Обители, что ли?
– Тех, кто работает, кормят, – честно ответил я, заворожённо наблюдая, как из‑под его руки выходит чудесный лист замысловатого растения. Гастон отчего-то рассмеялся, но мне это было не важно. Внутри горело желание.
– Можно попробовать тоже?
– Не думаю. Испортишь заготовку только.
– Вообще, Арьнен вырезает красивые статуэтки из дерева, – тут же вступилась за меня Эветта. – У него может получиться.
– Ну, раз из дерева, то пусть на этой дощечке и пробует. Держи, – он протянул мне измазанный в глине небольшой кусок доски в ладонь шириной. – Вот кисти. Смотри, как я делаю.
Процесс выглядел простым. Насколько мне стало понятно, сложность составляло только правильное смешивание оттенков при перенесении воображения на нечто материальное. Но сама задумка! Она позволяла так точно передать то, что не могли выразить слова. Восторгаясь идеей, я понаблюдал за действиями Гастона, а затем сел подле него на пол и приступил к созданию своей первой картины.
Когда-то мне было тяжело держать в руках даже столовые приборы. Теперь же кисть, как перо, уверенно легла меж моих пальцев и, как это бывало и во время моего баловства с вырезанием фигурок, сознание утратило связь с окружающей действительностью. Мысли истончились до полного отсутствия. Имелось тело-исполнитель, имелась задача. Прочего – не существовало. И это было прекрасно! Любая дума по итогу рождает сомнения. И чем больше этих сомнений, тем ты слабее.
– Да у тебя талант, парень! – вывел меня из глубин безвременья Гастон, уважительно кладя руку на плечо.
… Отчего люди считают, что обязательно прикасаться друг к другу?!
Усилием воли я отодвинулся как можно более плавно, а потом посмотрел на свой рисунок, как будто до этого и не видел его. На нём хорошо различалась часть морды и уже понятно, что лошади. О том, что сначала обычно рисуют эскиз или контур, мне было неизвестно. Я рисовал так же, как писал. Слева направо.
– Чем ты там у магов занимаешься? Я бы с удовольствием взял тебя в подмастерья!
Глава 3
Да. Именно эта дощечка с изображением мчащейся лошади и висела на стене. Эветта сохранила её оказывается, хотя краски от времени сильно потускнели. Мне захотелось снять деревяшку со стены, чтобы восстановить цвета, но пожилая женщина, бдительно следящая, как бы паломники не растаскали дом на амулеты, мешала сделать это. И интерес мой заметила.
– Очень искусная работа. У нас иногда просят её продать, но мы отказываем. Это одно из немного, что осталось из личного имущества Белой Леди.