Валентина, всю первую половину моего монолога яростно сверкавшая взглядом и кусавшая губы, внезапно опустила взгляд, понуро сгорбила плечи и тяжело вздохнула:
— Она вкладывается в тебя вся без остатка.
— И это сводит с ума! — продолжил я. — Поэтому я каждый божий день открываю для себя все новые и новые способы доставить ей удовольствие: в понедельник послал букет, вчера купил тортик, сегодня планирую подменить любимую кружку на почти такую же, но с нашей фотографией на боку…
— Ты действительно цельный. И Раиса Александровна такая же… — чуть не плача, выдохнула целительница. — А я, увы, нет!
— И что тебе мешает измениться? Ты живешь на всем готовом, получаешь очень приличные деньги, загружена намного меньше, чем прислуга, и, что самое неприятное, рискуешь все это потерять из-за самоуверенности и лени!
— Я расслабилась… — криво усмехнулась она. — Сразу после того, как закончила академию и получила семь предложений работы с испытательным сроком от глав аристократических родов Серебряной Сотни. А теперь ленюсь — убеждаю себя, что имею право немного отдохнуть, ибо с четырнадцати лет и по начало этого года жила одними учебными курсами, медитациями да практическими занятиями.
— Валь, безусловно, ты можешь лениться и дальше. Но очень скоро это бросится в глаза не только мне, и твоя жизнь покатится под откос. Кстати, если ты рассчитываешь на шесть «запасных аэродромов», то очень зря: если тебя не возьмут в род Зыбины, то и другие рода автоматически вычеркнут из сферы своих интересов, так как сочтут, что ты либо плохой целитель, либо болтлива, либо нечиста на руку и тэдэ. Дальше объяснять?
Она отрицательно помотала головой, поблагодарила за своевременный втык и ушла в себя на все время трапезы. А после того, как заставила себя съесть десерт, внезапно поймала мой взгляд, облизала губки и… поклялась Даром, что сегодня же возьмется за ум.
Я коротко кивнул в знак того, что клятва услышана, и тут Замятину заколотило:
— Да, ты прав: я оставила себе пару лазеек, и теперь меня воротит от себя же! Поэтому… клянусь Даром, что буду вкладывать душу во все, что делаю!
— Совсем другое дело! — улыбнулся я, хотя в глубине души пребывал в шоке. Потом посмотрел на часы и первым поднялся из-за стола: — А теперь идем встречать Суккубу: я написал, что поединок перенесен на понедельник, но тетушка распробовала удовольствие от гонок по городу на двух машинах и жаждет снова пощекотать себе нервы…
…На самом деле гонки на двух машинах щекотали нервы не Зыбиной, а ее недругам: как ей по секрету рассказала какая-то подружка, информация о том, что Суккуба «выбралась из своей Тьмутаракани ради ублюдка-племяша, пристроила его в Императорский Лицей и на пару с ним творит всякую дичь», распространилась по столице, как верховой лесной пожар, довели Беликова до истерики и продолжили портить настроение всем несостоявшимся ухажерам особо норовистой представительницы славного рода Зыбиных. Ну, а я просто ассистировал, помогая привлекать чуть больше внимания к ее выходкам.
Встреча прошла в лучших традициях новообразованной «пары идейных хулиганов», как на днях выразилась Суккуба: она влетела на стоянку в своем обычном стиле, выскочила из салона «Искорки», обслюнявила мне обе щеки, выпытала подробности побоища в туалете и заявила, что нам пора.
Валентина, юркнувшая на пассажирское сидение моего «Шквала» еще до того, как я услышал приближающийся рев машины «тетушки», была уже пристегнута, так что стартовали без промедления, вылетели на оперативный простор и втопили. При этом Земляничка вела, а я висел у нее на хвосте на минимальной дистанции, вдумывался в подсказки, получаемые по громкой связи, заранее обдумывал сложные маневры и исполнял. В меру своих сил. И не давал себе возможности сомневаться. Хотя от иных перестроений и заносов холодела спина, пересыхало во рту и слабели колени.
Хорошо, хоть Валя не вопила, не хватала меня за руки, не умоляла ехать помедленнее и ни разу не попыталась свалить из машины на перекрестках, к которым мы подлетали на красный. В смысле, в этот раз. То ли сообразив, что это бессмысленно, то ли заранее смирившись со своей участью.
В общем, в подземный гараж особняка Зыбиных мы въехали если не с моим личным рекордом, то где-то близко к оному, и я, заглушив двигатель, вдруг понял, что не встану, ибо перебрал адреналина.
Встал. Мало того, побежал. К «Искорке» Раисы Александровны, помог ей выбраться наружу, практически повис на шее, встал на цыпочки и от всей души поцеловал в щеку.
— А за что это ты меня так? — замурлыкала она, отреагировав не столько на это проявление нежности, сколько на безумное счастье, горевшее в моих глазах.
Тут я, увы, соврал, заявив, что это реакция от гонки на пределе моих возможностей, хотя на самом деле сходил с ума совсем по другой причине и жаждал поделиться своими чувствами хоть с кем-нибудь. По какой именно? О-о-о!!! ОБЪЯВИЛАСЬ МАТУШКА!!! Вернее, дала о себе знать, прислав на счет, привязанный к браслету выживальщика, двадцать шесть золотых рублей, что, согласно нашим договоренностям, «переводилось» фразой: «Я в порядке, можешь не волноваться!»
Да, буквально через миг до меня дошло, что я беспардонно солгал женщине, действительно вкладывавшей в меня всю душу без остатка, и это, резанув по сердцу, как острый нож, заставило вспыхнуть. Прятать пылающее лицо было некуда, поднимать взгляд — стыдно, и я выбрал меньшее из двух зол — уткнулся им в складочку между двух внушительных полушарий.
Реакция Раисы Александровны на это действие заставила мысленно застонать — заметив, что я весь горю, она прижала меня к себе, ласково провела ладонью по голове, шее и спине, а затем ласково прошептала:
— Я тебя тоже люблю. Сильно-сильно. А еще могу поздравить с о-о-очень интересным достижением — в этот раз я дистанционно отключила твой ИИ, и ты рулил самостоятельно…
Когда именно из гаража испарилась Замятина, ни она, ни я не заметили. И это нисколько не расстроило — дав время справиться со своими чувствами, «тетушка» чмокнула меня в лоб, разомкнула объятия и виновато попросила собраться, так как нас, оказывается, уже ждал Александр Всеволодович.
Я закрыл глаза, отошел от шока, вызванного осознанием сути «о-о-очень интересного достижения», быстренько задавил внезапно ударившее в голову воспоминание о волнующей гладкости и фантастической упругости груди живого воплощения понятия «Женственность», настроился на общение с «деловым партнером» и заявил, что готов. Зыбина, тоже почувствовавшая, что я вернулся в обычное состояние, назвала меня умницей, захлопнула дверь «Искорки» и направилась к «Шквалу», который стоял в таком же состоянии. Потом мы прокатились на лифте до четвертого этажа, на который я, кстати, ни разу не поднимался, прогулялись по коридору до самой дальней двери и вскоре оказались в рабочем кабинете главы рода.
При нашем появлении батюшка Суккубы свернул какой-то документ, открытый над рабочим терминалом, вышел из-за стола, сделал несколько шагов навстречу и пожал мне руку:
— Добрый вечер, Лютобор Игоревич! Прошу прощения за то, что не дал вам отдохнуть, но, по ряду причин, мне надо вернуться в Рязань еще сегодня, а вопрос не терпит отлагательств.
Я ответил на приветствие, заявил, что не устал, принял предложение устраиваться поудобнее, помог опуститься в кресло «тетушке», затем подошел к соседнему и постоял, пока хозяин кабинета не опустился в свое.
— Приятно посмотреть: держитесь абсолютно естественно, не чувствуете никакого дискомфорта от ношения ученической формы и не задумываетесь над реакциями в стандартных ситуациях, поэтому не только выглядите, но и ощущаетесь урожденным дворянином… — начал он, откинувшись на спинку. — Кроме того, почти не окаете, не отводите взгляд и не порываетесь сложиться пополам.